– Разведены в основном.
– Зато имеют детей.
– Кроме Робика.
– У него любовь издалека, как у Петрарки. А ты? Почему ты не женишься?
– Потому что он – козел! – взвивался дядя Костя. – Ему плевать, где и с кем!
– Вроде был жеребцом… Гибрид?
– Тяни-Толкай!
Взрыв хохота.
Обеспокоенные безответственностью Матвея, Снегири все чаще стали заводить разговоры о женитьбе, и приходилось напрягаться, каверзно переводя стрелки на папу. Наивные домочадцы принимались переругиваться между собой, Матвей тихо сматывался. Но однажды отец его перехитрил.
– Скоро я отдамся последней женщине, – известил он.
– Которой из них? – хмыкнул дядя Костя.
– Костлявой.
– Она не в твоем вкусе. У нее анорексия…
– Если Матюша не женится минимум через месяц, я помру. Сердце не выдержит ожидания.
– Ну, привет, – возмутился Матвей.
– А слабо́, Матиуш, устроить смотрины? – оживился дядя Костя. – Здорово же! Обещаю, что не стану с ходу воспевать красоту девичьих очей, ланит и других выдающихся частей тела. Мишка! Клянешься ли ты не щипать Матюхиных невест за ягодицы?
– Мне не нравится слово «ягодица», – заявил отец. – Оно напоминает крупную ягоду – ягодищу. Арбуз, например. А я люблю размер попки где-то со среднюю чарджуйскую дыню, той же «яичной» формы. И «антоновские» грудки.
– Ты давай не увиливай! Клянешься не щипать девушек за их плодово-ягодные места?
– Перед лицом своих товарищей торжественно…
– Слышал, Матвей? Можешь вздохнуть свободно – он не будет щипать.
– Только поглаживать! – захохотал бессовестный папа.
Матвея ошарашила его спекуляция болезнью. Так нечестно… да это же просто насилие! Заставляют жениться, будто сами образцы положительного примера!
– Я не собираюсь никому портить жизнь.
– Решил обломать на себе ветвь Снегиревых?
– Прошу без кивков на дурную наследственность, – предупредил папа без смеха. – У нас были свои неприятности с созданием семьи, а ты должен жениться.
– Кому должен?
– Говорят, внуки продлевают годы. Но если ты считаешь, что нам пора под сосны, тогда, конечно…
– У меня нет девушки. В смысле, подходящей.
– Женись на Эльке.
Во как! Они его уже без него женили. Матвей в замешательстве переводил глаза от одного к другому.
– Тебе нужна жена.
– Валерке нужен отец. Мы к нему привыкли.
– Эльке трудно одной его растить. Все сходится, Матвей.
– Не, вы точно спятили! Элька не согласится… она же мне как сестра… А Робик?!
Глядя на свое отражение в темном окне, папа тихо сказал:
– Волосы с темени слезли. Выросли почему-то в ушах. Вон, целые кусты торчат. Я сейчас хотел подстричь и передумал.
– Почему? – спросил дядя Костя с каким-то нервным смешком.
– Женщин у меня теперь нет, не перед кем красоваться, – буркнул папа. – В морге подстригут. Они там даже маникюр покойникам делают, – и, безнадежно махнув рукой, ушел в комнату.
– Ну вот, начали за… – дядя Костя замолчал, вспомнив, что начали тоже не за здравие.
После ужина Матвей заскочил к Эльке. У нее сидела Майя (переселилась к сестре, что ли?) и красила ногти. Сердце Матвея растерянно екнуло, когда Валерка обнял его колени и поднял сияющее лицо:
– Дядя Матвей, мы пойдем в цилк?
– Посмотрим. – Матвей прокашлялся. Его вдруг повело от уклончивого слова, нелюбимого в детстве. Взрослые говорили «посмотрим», когда не хотели делать то, о чем он их просил. – А знаешь, пожалуй, пойдем в субботу. Лады?
– Лады!
Они ударили ладонь о ладонь. Ловя вопросительные Элькины взгляды, Матвей читал Валерке сказку о маленькой разбойнице Рони, пока мальчик не уснул. Все это время он держал Матвея за палец левой руки, и Матвей готов был прибить дуру Эльку за то, что она, со свойственной ей резкостью, запретила бывшему мужу видеться с сыном. Валерка скучал по отцу.
…Матвей забыл, как мечтал о сыне. Мечтал на Севере, ровно месяц. Там Матвей жил с женщиной Татьяной. Он неплохо относился к Татьяне, но время от времени увлекался другими, не считая себя ничем обязанным сожительнице, потому что отдавал ей часть зарплаты за ласку и приют. Потом она забеременела. Матвей думал, что будет хорошим отцом. Заходил в магазин игрушек и по полчаса рассматривал роскошные машинки, управляемые с пульта, башенные краны, бульдозеры и экскаваторы. В его детские годы таких не было. Матвей накупил бы сыну целый парк гоночных автомобилей, железную дорогу, самолеты, корабли – все, чего бы ребенок ни пожелал. Они ездили бы на велосипедах рыбачить, в лес за грибами, пели бы в праздники любимые песни Снегирей…
Татьяна сделала аборт. А когда Матвей кричал на нее, пьяный, сказала: «Я ждала месяц, но ты не предложил мне стать твоей по закону. Ты даже не поинтересовался, хочу ли я растить безотцовщину».
Подоткнув Валеркино одеяло, чтобы мальчик не скатился на пол с матраца, Матвей отправился в кухню пить с сестрами чай.
– Говори, – велела Элька. – Знаю же, не просто так пришел.
Матвей пересказал разговор с папой и дядей Костей. Она засмеялась:
– Комики! Но они правы, тебе необходимо жениться.
– На ком? Ты… что, согласна выйти за меня замуж? – тупо спросил Матвей, потрясенный. – Мы же с тобой как брат и сестра…
– Чокнутый! – рассердилась Элька.
– Брат и сестра? – фыркнула Майя, кокетливо покачивая ногой в бархатной туфельке на танкетке, и затараторила: – Знаете, а ведь это отличная идея, решение всех проблем! Вы бы переехали в квартиру дяди Кости, я – сюда, освободила бы маму с папой, наконец-то перестала бы ругаться с ними из-за Игоря…
– Не дури, – остановила ее поток Элька. – Твой Игорь – игрок, не успеешь оглянуться – разменяет квартиру на фишки. Родителям достаточно двух разведенок (значит, Тамара тоже развелась, понял Матвей).
– Тебе определенно пора жениться, – переключилась Майя. – Ты прекрасно ладишь с детьми, ты хороший, домашний, цены тебе не будет как мужу, если держать в ежовых рукавицах.
– Без ежовых нельзя?
– Нет, – мотнула она головой.
– Ты же, Матюша, гуляка, – согласилась с сестренкой Элька и смущенно добавила: – И не смотри на меня так, будто вправду решил на мне жениться.
– За кого ты меня принимаешь? Робик – мой единственный друг. Не считая тебя. А Валерке нужен отец…
– И что?
– Почему ты не хочешь, чтобы его отец с ним встречался?
– Это мое дело.
– А за что ты не можешь простить Робика, Эля? Он тебя любит. Он не женится из-за тебя.
Элька изменилась в лице:
– Не говори мне о нем.
– Не говори-ите мне о нем… – пропела Майя, притворив за собой дверь кухни.
Матвей смотрел на Эльку, словно видел впервые. В ней проявилось что-то новое, чего он раньше не знал, что-то жесткое, мрачное, или так лег свет лампы, рассыпанный соломенным абажуром. На часть опущенного лица падала смуглая тень челки, нос и подбородок заострились. Неужели это она, девочка детства, «звездочка» друга? Перед Матвеем сидела незнакомая женщина, очень отдаленно напоминавшая Эльку, которая вдруг сказала, что семья Рабиных, включая ее, возможно, уедет из России.
– Кем ты будешь в чужой стране?
– Не важно. Просто буду в чужой стране среди своих.
– Ты не разговариваешь на своем языке.
– Научусь, я способная. И мужественная. Мужественность – отличительная черта российских женщин. У нас редко найдешь мужчину, который способен растить сына и работать за троих, а для женщин это норма, величина постоянная, скучная и никому неинтересная. Впрочем, не только у нас. Кажется, во всем мире наблюдается большой перекос женщин в сторону мужественности, а мужчин – в другую.
– Нас однажды выкинули из «Пятого элемента», – вспомнил Матвей. – Робик закричал: «Ненавижу голубых, ненавижу голубых», и мы подрались с геями… Прости, что я опять о нем. Прости Робика, Эля.
– А если бы он сам был геем, никого не трогал, и вдруг какой-то пьяный дурак начал бы обзывать его и махать руками?
– Это ты к чему?
– Ты не знаешь… Мы как-то спорили об умении ставить себя на место другого человека. Гастарбайтера, например. Потом меня оскорбил один гад, и я подумала, как повела бы себя на месте Робика.
– Что бы ты сделала?
Элька окатила кого-то невидимого рядом с Матвеем волной темно-карей ненависти:
– Прибила бы эту сволочь.
– А Робик?..
«Не говори-ите мне о нем…» – негромко, но страстно выпевала в ванной Майя сквозь журчанье воды.
– Прекрати изучать мое лицо, – сказала Элька безжизненным голосом и подняла усталые глаза. – Не жалей меня, Матюша. Пожалуйста.
Помедлив, она скованным движением положила ладонь на его руку, сжала пальцы и осветилась такой детской улыбкой, что Матвей сразу простил ей все прошлые и будущие ссоры. Больше он не потревожит Эльку вопросами.
Движущийся мир спиралеобразен, как Мальстрем. Тому, кто отвечает за жизнь, сложно всякий раз самому выдумывать новые сюжеты, поэтому в гигантской человеческой воронке из обломков житейских историй творятся новые, а поскольку вариантов не очень много, истории повторяются. Матвей был далек от эзотерики, но подумал так, когда познакомился с Алисой. Ему почудилось, что все это уже было с другими людьми и что они воспроизвели слепой случай, повторенный тысячи раз.
