Для начала мне нужно было оклеить стены обоями. Стены и обои у меня были дома в наличии.
Обо всём этом я подробно изложил сметчику, который был человеком весьма коммуникабельным. Быть таким обязывала специфика работы. Мы разговорились, представились друг другу – сказать проще, познакомились. Звали моего нового знакомого Михаил Бирюков. Я назвал не только себя, но и свой адрес. Пожаловался даже на стеснённость обстоятельств. Михаил пообещал после работы зайти ко мне, осмотреть и определить объёмы работ, что он и исполнил, как и обещал. Пришёл он не один, а с габаритной женщиной, которую он представил мне как свою жену, причём с очень редким именем – Калерия. Его жена была тоже очень коммуникабельна. Живо заинтересовалась моей судьбой, а конкретно – той ситуацией, в которую я попал. Кончилось это тем, что мы познакомились и подружились на долгое-долгое время.
Их дом был напротив моего, но, когда я заселился в свою квартиру, их дома ещё не было. А теперь, по образному выражению, «наши окна друг на друга смотрят вечером и днём». С моим ремонтом в квартире мои новые друзья очень даже мне деловито посоветовали только оклеить стены обоями, а уж всё остальное – когда я выйду на работу: там у меня будет всё своё: и рабочие, и материалы. Расценки же ремонта квартир очень кусаются. А для оклейки стен обоями Михаил, или Мишель, как я стал его звать, обещал прислать маляра, причём не штатного сотрудника фирмы, а маляра, который просится к ним на работу.
– Вот я его и озадачу, – сказал Мишель, – как на испытание по специальности.
– Очень даже ловко придумано! – похвалил я Мишеля.
Потолок ещё до моей больницы успели сделать мои сотрудницы, а вот с оклейкой стен обоями этот малый провозился несколько дней. Насчёт качества его работ, думал я впоследствии, пускай решает сам Мишель. Впрочем, последний потом и решил отказать этому специалисту в приёме на работу. Я же кое-как сделал уборку после оклейки стен обоями.
Переставил по-другому мебель, и если софу я сам переместил на другое место, то чтобы переместить трёхстворчатый шкаф, я поступил вот как. Вышел на улицу, встал возле своего подъезда, подождал, когда мимо меня будут проходить строительные рабочие, – а так как кругом шла стройка, то их было немерено. Тут я обратился к одному из них: «Мне нужно передвинуть шкаф на другое место».
И когда тот никак не среагировал на моё предложение, я прибавил, что пяти рублей за это будет вполне достаточно. Тогда этот деловой оглянулся к своим спутникам и приказал: «Сходите за бутылкой с этим». Монтажники (а это были именно они) мухой перемахнули мой трёхстворчатый шкаф на то место, которое я им указал, получили синенькую пятирублёвку и, подумав о закуске, предложили ещё что-нибудь передвинуть. Я не досадовал: надо – значит надо, особенно когда кошелёк не был пуст.
Навестила меня (уже во второй раз) чета Бирюковых. На сей раз они пригласили меня к себе в гости. Определи даже повод: на сазанью икру.
В гостях за столом под сазанью икру мы более обстоятельно познакомились. Калерию, жену Михаила (теперь уже Мишеля), я стал называть на французский манер – Клер. Им это «офранцузивание» не показалось противным, скорее даже наоборот, так как в этом был некоторый шарм. Так вот, Клер была коренная астраханка. И вот теперь её, уже москвичку, родная Астрахань снабжала деликатесной рыбной продукцией. Они дома потрошили присланного сазана, извлекали из него зеленоватую икру, со знанием дела её засаливали и подавали к столу с зелёным луком и укропом. Я, правда, потом изощрялся и говорил, что если сазан с икрой, то это уже не он, а она – «сюзанна». Со мной никто не спорил – все соглашались. Мне очень импонировало, что, узнав о моей болезни, они лицемерно не охали, не вздыхали, не сочувствовали. Как бы даже не придавали этому никакого значения. Типа, с кем не бывает. Было – прошло. Их даже не очень стеснило то, что я за столом не выпивал, не выходил из-за стола на кухню, чтобы покурить в форточку, а то, что я был толстый и грузный, их тоже нисколько не смущало – хотя бы потому, что они меня стройным и не видели. Клер преподавала музыку в студии, которая находилась рядом с их подъездом. Они имели двух сыновей – шести и двух лет. Эту трёхкомнатную квартиру в новом доме они только что заселили.
Зарабатывал Мишель ремонтом чужих квартир, но постоянно и тщательно готовился когда-нибудь приступить к отделке и своей квартиры. Потихоньку разговор с рыбной темы и общих бытовых проблем перешёл на меня, точнее – на моё семейное неустройство. Бирюковы, правда, очень тактично не стали выспрашивать, почему я живу один, почему не обзавёлся семьёй. А узнав, что обременительных связей у меня нет, повернули остриё темы в другую сторону – в сторону моей будущей жизни.
После откровенного заявления Мишеля, что мне в сложившейся ситуации необходимо уж если не очень срочно, то во всяком случае незамедлительно найти себе спутницу, подругу в жизни, на мой немой вопрос «А где же мне теперь её искать?» тут же вступила Калерия. Мишель же ей только поддакивал. Клер с присущим ей пиететом рассказала, что у неё есть подруга Таня, что дружат они с ней чуть ли не с пелёнок, что Танечка тоже астраханка, дочь очень хороших родителей. Мишель, от волнения чуть заикаясь, прибавлял: «Чёрной икрой будешь всегда обеспечен!». Клер продолжала, что эта её подруга тоже специализируется по музыке, а для этого закончила и училище, и консерваторию в Астрахани.
Правда, ей там работы не нашлось, и теперь она работает преподавателем в брянском музыкальном училище – в областном центре, от которого до Москвы шесть часов езды на поезде – считай почти рядом. Так что на выходные дни она может приехать в гости, и таким образом появится возможность нам с ней познакомиться.
О подобном повороте в своей жизни я, разумеется, как-то размышлял, но опосредованно. А тут вот появляется конкретика, и причём так неожиданно. Я опять вспомнил доктора Долгоплоска, его совет, что следует избегать не только негативных, но и сильных положительных эмоций. А как их избежать, если всё вдруг так поворачивается? У меня даже голова закружилась от нависшей тучи всевозможных мыслей, причём как позитивных, так и негативных. Много я знал счастливых семей, бывал у них в гостях, радовался им и даже завидовал по-хорошему. Особенно находясь в больнице, я почувствовал, как необходима такая помощь очень близкого и верного тебе человека, его воскрешающая забота. Слышал и понимал с детских и юношеских лет, что очень надёжна та семья, в которой есть хозяин, и в то же время такой хозяин постоянно уверенно твердил, что вся прочность семьи держится и цементируется хозяйкой. Без хозяина дом – сирота, без хозяйки вообще нет дома.
От орнитологов я узнал очень ценную информацию о воробьях. Подумать только, какой у них практичный семейный уклад! Воробей, когда ему пришло время создать семью, начинает со строительства своего гнезда. А это не так-то просто. Нужно найти удобное, безопасное место для самого гнезда. Потом нужно найти необходимые материалы, их количество, и ко всему прочему, нужно построить гнездо самому, так как подрядных строительных организаций у воробьёв нет. Когда все эти этапы соблюдены, гнездо построено, хозяин этого гнезда садится на его краешек и начинает громко чирикать. Кто знает воробьиный язык, тот сразу поймёт: это он призывает невесту, будущую хозяйку гнезда. Когда есть спрос – тогда появляется и предложение. Будущая претендентка на место хозяйки гнезда начинает его сразу осматривать, учитывать все параметры: безопасность, надёжность, прочность. И когда всё это соответствует требованиям, у воробья появляется воробьиха. Ах, как это всё мудро и симпатично!
Глава 44. Жизненные перспективы
Ещё когда я находился в больнице, мой сопалатник Миша Находкин, узнав, что я в жизни один «аки перст» (правда, об этом догадаться было совершенно нетрудно), советовал мне присмотреться к молоденьким медсёстрам. В пользу этого своего совета он приводил следующие соображения: что почти все эти медсестрички, как правило, лимитчицы, живут скученно, в общежитиях. Поэтому радужных жилищных перспектив у них, сами понимаете, никаких. И ещё – что совсем не маловажно – умеют делать уколы, что при сердечных делах, особенно плохих, очень даже необходимо. Подмигивал он мне, когда Митрофана Хренникова приходили навещать его жена и дочь. Особенно когда дочь Валя ополаскивала посуду в раковине, которая находилась рядом с моей кроватью. Эта грация находилась не далее моей вытянутой руки. Так что проблема моего социального статуса вполне назрела и требовала разрешения – уж если не срочного, то, во всяком случае, незамедлительного, безотлагательного.
Томила меня и ещё одна мысль. Только одному Богу известно её разрешение. Сколько мне Вседержитель и Творец позволит оставаться в этом мире? Но не это томило меня в данном вопросе, а то, что очень долгие годы, со всевозможными большими затратами энергии и усилий воли, я наконец-то получил пусть маленький, но свой уголок в этом мире. И если я, будучи одиноким, одномоментно покину этот мир, плоды моих усилий, потраченные на получение квартиры, пропадут, пойдут насмарку. К этой проблеме я решил подойти сугубо практически, без всяких эмоций. Ещё в больнице вопрос, кому достанется моя квартира, некоторых очень даже волновал. Решался он, правда, за моей спиной, опосредованно.
