– Снится, но уже гораздо реже.
– Вот-вот. Это никуда не ушло, только дремлет, ожидая, когда ты оступишься, и останется это духовное увечье до самой смерти. Поэтому завязавший – это спасшийся от смерти, но побывавший там одной ногой. Ему уже не стать таким, как другие люди, не пробовавшие героин.
Михаил надолго задумался, переваривая мои слова. Затем ответил.
– Инвалид уже не воюет, он выходит, так сказать, на пенсию по состоянию здоровья. Но мы ещё можем воевать и, скажу тебе больше, воевать с дьяволом очень успешно.
– И как?
– Не нужно быть пророком, брат, чтобы уверенно говорить о том, что количество наркоманов с каждым годом будет удваиваться и лет через десять оно достигнет своего пика. Кто лучше всего знает о болезни? Врач? Ничего подобного. Врач может обладать знаниями о многих болезнях, но лучше всего знает о болезни сам больной. Ты сам знаешь, как трудно соскочить с этой дряни. Поэтому каждый соскочивший – это переболевший наркотиками, знающий путь к выздоровлению. Он может, как сталкер, выводить других больных на свет Божий. И это духовное сталкерство может стать смыслом его жизни. Мне один брат как-то прочитал стихи Вергилия, точно отображающие нашу ситуацию:
«Легко спуститься в ад, ночью и днём раскрыты двери царства мёртвых. Но вернуться по собственным следам к дневному ветерку – тяжкое испытание». – Долговязый допил чай. – Наркотики приглашают каждого совершить увлекательный вояж в страну мёртвых и далеко не каждый может унести оттуда ноги. Ты согласен?
– Согласен. Так ты считаешь, что у нас в руках что-то вроде карты.
– Точно! – долговязый чуть не захлопал в ладоши. Именно карты. И каждый из нас начертал свой путь возврата к дневному ветерку. Если Бог нам помог и вывел из этого ада, то мы не должны замыкаться на самих себе – тогда мы действительно останемся инвалидами, но обернуться к другим страждущим и протянуть им руку помощи. Тогда из духовных инвалидов мы превратимся в духовных героев и вся наша жизнь будет истинно христианским подвигом, и тот минус, в который нас превратили наркотики, превратится в большой плюс.
Встреча со старцем. «И рех, ныне начав. Сия измена десницы Вышнего».
Как это часто бывает у нас, в России, мою непутёвую жизнь полностью изменила встреча с благодатным старцем. Это послужило тем самым толчком, которого я так долго ждал. Произошла же эта встреча по случайному стечению обстоятельств, за которыми внимательный ум сможет заметить всемогущий Промысл Божий.
Вскоре после того, как я не решился дать обет в Трёх Святителях, у меня случился новый срыв. Героин вернулся ко мне, как старый подельник, точнее, как нелюбимая любовница, от которой уже не так легко отделаться, но отделаться всё-таки придётся. Усилия по спасению собственной души не прошли даром, – всё-таки это уже бокс, а не просто избиение тебя непонятным веществом, это борьба, а не капитуляция. Ставясь в туалете казино, глядя на белый пластик кабинки и слушая радостный и похотливый гул игромании, я уже знал, что по-любому выживу…
…В один день – уже ближе к апрелю – меня вызвал глава отдела безопасности одной риэлтерской фирмы, которую мы не первый год держали на крючке. Его звали Валентин – поджарый еврей с трёхдневной щетиной. Картавя, витийствуя и рисуя радужные перспективы, он предложил мне уйти из казино и заняться с ним доходным риэлтерским бизнесом. Для тех кто, по каким-то причинам пребывает в блаженном неведении – этот бизнес в те годы был «чёрным» и наши риэлтеры специализировались больше на отъёме квартир у деклассированных граждан. Их никто не убивал, как принято считать, убивали-то, в основном, залётные, которые таким образом заметали следы. Но меньшее убийства преступление от того не становится честным деянием.
Конечно, мне, как ветерану малышевских, никто не стал бы предлагать непосредственное участие в отъёме квартир, – хотя и этим не брезговали бандиты среднего звена, готовые омыть руки в крови ради лёгкой наживы.
Мне предлагалась координация этого «бизнеса». Не буду вдаваться в детали, но могу сказать, что это было и в денежном отношении, и в карьерном росте на ступень выше, чем моя работа в казино. Отказываться от такого предложения было несерьёзно. Меня бы просто перестали после этого уважать. Я благодарно кивнул Валентину и взял неделю на размышление.
Как раз в это время в «Kings Palace» была произведена облава со стороны РУБОПа, потому что была задержана выплата соответствующим структурам Санкт-Петербургской мэрии, что в то время уже начали набирать вес. Чиновники теперь запросто могли отобрать у нас лицензию на игровую деятельность, если им не перепадало от нашего «пирога». Казино временно прикрыли и у меня была целая неделя свободного времени.
В последнее время я совсем отбился от коллектива, не участвуя в совместных пьянках и других более пафосных мероприятиях, на которых порой присутствовали влиятельные лица из Думы и правительства… Один раз мне даже довелось сидеть за одним столом с Патриархом во время одного благотворительного обеда – что делать, время было такое…
Мне хотелось провести эту неделю как-то по особому, в тиши и спокойствии. В то время я сбил дозу и торчал уже грамотно, не запуская себя до слюнявого состояния, даже находясь наедине с собой. Пришел домой, закрыл дверь на ключ. Включил телевизор. Два грамма в кармане – должно хватить на некоторое время…
…По телевизору шла программа про один известный северный монастырь. Симпатичная ведущая с неофитским пылом рассказывала о житье-бытье монашествующих этой обители. Отец не больно-то жаловал монахов, считая, что они убежали от проблем жизни, хотя первые монахи убегали от радостей жизни. Но в этом телерепортаже монахи выглядели молодцами – настоящими борцами против соблазнов мира, похоти житейской и дьявола. Поскольку героин подпадал, как минимум, под похоть житейскую, мне захотелось поехать в монастырь на отчитку – туда, куда советовал поехать долговязому отец Димитрий. Сам отец настоятель честно пасовал перед этой проблемой, но вряд ли люди, которые заявили о себе, как о непримиримых воинах Христовых, спасуют перед ней. Может быть, это тот самый выход, которого я так долго искал.
Переполнившись такими благочестивыми намерениями, я, недолго думая, собрался в дорогу. В магазине, напротив дома, затарился продуктами и поехал на трамвае, на вокзал…
…Дорогой смотрел на скользящие за окном поля, пробуждающиеся от зимней спячки, и деревья, которые вскоре зазеленеют и будут слышать пенье птиц на своих ветвях. Размеренный стук колёс успокаивал. И хотя я в тот день ничего себе не поставил, я вдруг почувствовал то, о чём говорил долговязый – мне больше не нужно употреблять героин. И что не будет никаких запредельных ломок, запредельной боли и черноты отчаяния. Духовная ночь уступала место сонечному дню, которому радовалась всякая тварь…
Отец говорил мне, что Бог каждый час, каждую минуту и секунду разговаривает с нами языком символов. Символом же самого Творца на земле является солнце, чей животворящий свет пробуждает остывшую кровь, обновляет любовь и отгоняет мрак. И сказал я: «Ныне начал я понимать: эта перемена – от десницы Всевышнего». Вспоминались слова церковнославянского языка, которому учила меня мать. И эти слова странным образом возрождали мою душу, тончайшую ткань ее. «Кропали» и «плюшки» прожигали её с семнадцати лет, героин истрепал белоснежное одеяние, превратив его в грязное рубище. Но покаяние – изменение ума – чудесным образом обновляло эту тонкую, но в тоже время крепкую ткань, подобную мифрилу из книг Толкиена. Я посмотрел на часы, подаренные мне на день рождения администрацией казино. Часовая стрелка уже пересекла экватор двенадцати.
И тут до меня дошло, что та неделя, которую я хотел провести в обители являлась страстной! И следующее воскресенье будет главным воскресеньем года – Пасхой Христовой. Будут петься тропарь: «Егда снисшел еси к смерти, Животе безсмертный…», освящаться куличи и крашенные яйца. Священник с кропилом, усталый, но радостный от того, что минуло тяжёлое время поста, будет ходить вдоль столов, а за ним – поспешать алтарник, держа в руках чашу со святой водой. В алтаре заготовят три артоса, которые будут освящаться на престоле всю светлую седмицу до самого Фомина воскресенья. Царские врата будут открыты и каждому будет дана возможность забраться на колокольню и позвонить в колокола, выражая тем самым свою радость и благодарность Творцу. Как давно я не слышал этих слов: Христос Воскресе! И не отвечал на призывную радость – Воистину Воскресе! Как отбился я, точнее выпал из церковной жизни, в которой прошло мое детство.
Вспомнилась мать, готовившая просфоры к Чистому четвергу и в Великую субботу запекавшая гуся в духовке; вспомнилась радость на её лице, с которой она встречала Пасху, да и свою, детскую, радость я тоже вспомнил…
