Через минуту, она уже стояла у окна и внимательно рассматривала старинное колье дивной красоты. Некоторых камней не хватало, но и те, что оставались просто поражали воображение. Мысли в голове девушки проносились одна быстрее другой.
– Последняя воля покойной – святое дело, ее нарушить никак нельзя, но я уже нарушила, я открыла шкатулку. А если царь знает о ней? Так ежели знает, почему до сих пор не прислал служивых людей за ней. Надо немедля отправить шкатулку в стольный град и дело с концом, от чужого добра своего не прибудет. А вдруг, кто из курьеров прознает, про содержимое и до казны сия вещь не дойдет, тогда как.
От такого количества мыслей девушка пришла в смятение, машинально положила шкатулку на место и отправилась по привычке на кухню испить чаю. За столом она решила.
– Не бабье это дело в государевы дела лезть, вот приедет мой Вырубов, он человек бывалый, вот пусть и решает, как с сим предметом поступить.
При встрече с майором и обязательных при этом объятий и поцелуев девушка рассказала суженому о шкатулке и хранящихся в ней драгоценностях. Арсений Николаевич внимательно изучил сверкающие камни, поднося их к окошку, колье переливалось на свету всеми цветами радуги.
– Значит так – наконец вынес свой вердикт отставной военный. – Колье разделим на две части, одну часть отправим императору, как того и хотела старая графиня, а другую оставим у себя, у нас с тобой детишек много народится, надо полагать, не все мальчишки будут, а дочкам приданное надобно. Ты как со мной согласна?
– Конечно согласна, – прошептала Аннушка. – Ты у меня человек бывалый, тебе и решать.
Вечером, оставшись одна, она еще раз достала колье и вдруг уронила коробку на пол, красная бархатная подушечка выпала, а следом за ней выпали и два пожелтевших от времени листка бумаги.
Они были исписаны почти полностью четкими, почти печатными буквами.
Присмотревшись внимательно к бумагам, девушка смогла понять, что тексты написаны по-французски.
– Вот и настало время для моего экзамена по иностранному языку, – подумала Аня, – Чему там меня мои наставники научили, за что я им денежки плачу!».
Она взяла толстенные словари, обложилась тетрадями с записями уроков и принялась переводить.
Дело продвигалось медленно, то и дело девушка порывалась бросить эту затею, съездить в город и попросить кого-нибудь, чтобы перевели эти злосчастные закорючки или вообще бросить их в огонь и все дела. Но женское любопытство и природная осторожность брали свое. Уже поздно вечером, исписав кучу бумаги, она смогла понять, что в первом листке было написано, что некий господин по имени Бальзамо, зная что колье обязательно попадет к его врагам и, обладая большими познаниями в черной и белой магии, наложил на сей предмет заклятие «четырех стихий» – воды, света, огня и земли, и что тот, кто посмотрит сквозь колье на солнечный свет, тот обязательно и неминуемо погибнет. А ежели на огонь свечи посмотрит, то болеть будет долго. Вторая бумага была адресована какой-то женщине по фамилии де ля Мотт. «Моя дорогая графиня, – писал Бальзамо, – постарайся без надобности не смотреть на это колье, и уж тем паче ни в коем случае не смотри сквозь него на солнечный свет или на свет восковой свечи, иначе худо будет и главное помни, что это колье принадлежит мне, всегда будет моим и вернется ко мне, кому бы оно не принадлежало, таково мое заклятье, наложенное на сей предмет.» Было в письмах еще что-то сказано, но Аннушка, с трудом переведя эти строки, разрыдалась в полный голос, ведь ее любимый Арсений Николаевич рассматривал колье, стоя прямо у окна. Она вдруг со всей ясностью осознала, почему старуха на смертном одре просила ее не открывать шкатулку. Наревевшись, девушка подошла все к тому же старому зеркалу, посмотрела на свое опухшее лицо и красный нос и, сама не замечая того, немного успокоилась.
– Так ведь майор уехал от меня целехонький, и ничегошеньки с ним не приключилось, – подумала она. – Может быть, это у них там во французских землях заклятье-то и действует, а у нас тут, на земле российской святой, и нет ему ходу.
– Да и годков сколь много уже прошло, чай и выветрилось заклятье-то совсем. А я тут реву почем зря. Однако, надо Арсения Николаевича с венчанием поторопить. А то не ровен час и правду разболеется, так я всегда рядом буду, даст бог, вылечу от всякой иноземной хвори.
Сказано-сделано. Аннушка умела быть убедительной. В скорости обвенчались в церкви, как положено, и свадьбу сыграли. Отставной майор был бодр и весел. Старые раны, полученные в многочисленных походах и сражениях, конечно, давали о себе знать, но пылкая любовь молодой хозяйки как бальзам быстро излечивала и тело, и душу.
Незаметно прошел год, за ним другой и третий. Как ни странно, но детьми чета Вырубовых не обзавелась, да может это и к лучшему было, так как враз подоспела крымская война, и отставной майор был незамедлительно призван в армию тут же отправлен на фронт, благо он располагался совсем близко от Ола́мрта́-Аблама.
А еще через некоторое время узнала Анна Прокопьевна Телегина, в замужестве Вырубова, что пал ее незабвенный супруг, Арсений Николаевич, смертью храбрых в бою за город Севастополь и похоронен был, как подобает героям, на сопке с видом на синее море. После этой страшной вести слегла Аннушка, враз постарев. Врачи смотрели ее и не раз, выписывали лекарства дорогие-заморские. Да только тщетно все. Таяла вдова на глазах. Родных близких и дальних у нее не было. А по осени нашли ее бездыханной у колодезного сруба с перекошенным от нестерпимой боли застывшим лицом. Зачем понадобилось больной женщине самой идти к колодцу осталось неведомым для односельчан. В завещании говорилось, что просит она по возможности похоронить ее рядом с супругом, а если не будет на то воли божьей, то хотя бы поблизости где можно. Все имущество свое просила покойная распродать, а вырученный доход передать в дома сиротские, да инвалидов войны проклятой не забыть и не обидеть. Жители Ола́мрта́-Аблама погоревали, как положено, в точности исполнили волю покойной, да и занялись своими повседневными делами. Время летело вперед со скоростью курьерского поезда, поколения сменялись одно за другим, в столицах появились народовольцы, за ними пришли революционеры, прогремела мировая война, следом за ней образовалась гражданская. Красная Армия разгромила Врангеля, и наконец в славной седой Тавриде наступил долгожданный мир.
Сотрудник Гохрана товарищ Гершензон Макс Абрамович, ювелир в третьем поколении, перебирал мешки, привезенные из Петербурга из бывших царских хранилищ. Работа была кропотливая и непростая. Необходимо было оприходовать каждую вещь, сделать ее полное описание и оценку. Ювелира трудно было чем-то удивить, на своем веку он повидал немало драгоценностей и различной мишуры. К рубинам и изумрудам Макс Абрамович относился, как к сырью для своей деятельности, никакого восторга от игры света на гранях многочисленных бриллиантов он не испытывал, а считал их просто товаром, продажей коих можно обеспечить неплохое существование себе и своим близким. Однако хорошую работу от плохой Гершензон отличал мгновенно и умел оценить труд другого ювелира.
Одной из последних в очередном мешке оказалось половина колье старинной французской работы. Кто-то довольно небрежно разорвал колье, при этом вероятно сотворивший сию пакость человек ничего не понимал в украшениях, а просто забрал большую его часть себе. Такое варварство раздосадовало ювелира и он, взяв драгоценности, подошел с ними к маленькому окну со стальной решеткой. Солнце едва проникало в эту комнату, но его вполне хватило, что бы камни заиграли всеми своими гранями.
Макс Абрамович написал в книге, что колье очень дорогое, все камни подлинные, золото самой высокой пробы, однако, продать его как полное ювелирное изделие не представляется возможным, так как неизвестный злоумышленник разделил его надвое и надобно учинить сыск недостающей части.
На следующий день ювелир на работу не вышел, не было его и на другой день.
Когда прочитавшие запись сотрудники Гохрана и следователи пришли к Гершензону домой, то с удивлением обнаружили только остывший труп ювелира. Никаких следов насильственной смерти обнаружено не было.
Молодая советская республика остро нуждалась в импортных товарах, доставляемых морскими судами. А посему было принято решение строить железную дорогу от Севастополя в центр России, дорога должна была пройти через маленькое богом забытое селение со странным названием Ола́мрта́-Аблам.
Демобилизованные парни с комсомольским задором и упоением рыли землю для железнодорожной насыпи, когда как назло им попался старый пересохший колодец. Иван Ефремов, путеец из Питерских, сказал: «Если его очистить, то можно обеспечить стройку хорошей колодезной, а может быть даже и артезианской водой.»
