У него это получается.
Его хоронят в другом конце кладбища.
За оградой.
Серьёзный и немолодой человек с большим фотоаппаратом на шее и белой надписью «@chtung (!)» на чёрной футболке не присутствует на этих похоронах. В этот самый момент в Берлине он подписывает контракт в присутствии своего немецкого агента. А спустя ещё три месяца сначала «limited edition», а потом несколькими дополнительными тиражами выходит толстый и глянцевый альбом с именем этого человека на обложке. «Альбом с провокационным названием и не менее провокационным содержанием», – так напишет французский «Rolling Stone».
На 205-й, последней странице этого альбома, будет напечатано Её лицо. Человек, чья фамилия написана на обложке крупным шрифтом, фотографировал её через дорогую фотооптику именно для этого. С разрешения ближайшего родственника. Мужа.
Но мужчина, когда-то бывший мужем Любви, об этом никогда не узнал.
Он даже (презирая себя за это) с некоторым облегчением воспринял сообщение о её смерти. Она была в его жизни чем-то вроде «Калашникова» в руках первоклассника. Восхищающая и пугающая одновременно.
Он хотел спокойствия.
Через полгода после похорон он женился на коллеге по работе и уехал в деревню.
Муж так и не узнал о том фото на 205-й странице.
А ещё он не знал, что хранение маленького белого конверта из бумаги в одном из сейфов Крупного Надёжного Банка проплачено на 500 лет вперёд.
Глава Вторая. Раста, Свят и все остальные
– Короче, папа от них толи ушёл, толи умер.
Ну, в общем, жила она с младшей сестрой и мамой. Ну тут дальше жесть…
Короче, Мама сошла с ума. Вообще, напрочь, хана кукушке…
Задымилась… Перебила всю посуду в доме. Реально: брала тарелку и – Х*ЯК!!! об стену.
Настя ей: «Мама, что ты делаешь?» А та: «На счастье!» и – Х*ЯК!!! стакан или там вазу…
Просыпается как-то Настя однажды оттого, что мама теребит её за плечо.
– Что случилось? – спрашивает она маму. Ну или типа того что-то.
– Пошли со мной,– говорит мама.
Вот берёт её мама за руку и ведёт в зал. А в зале окно открыто. Подводит её мама к этому окну:
– Иди туда,– говорит.
– Куда? – спрашивает Настя.
– В окно,– говорит Мама.
– Ты что, мам?
– Иди! – говорит Мама. – Быстрей!
– Мама!
– Иди! Пока не поздно! – Мама её стала в окно выталкивать. Настя стала отбиваться. Тогда Мама схватила нож и перерезала ей горло. А сама выпрыгнула. С восьмого этажа, прикинь?
– Вот откуда у Насти шрам на шее, – сказала Раста и кивнула на сигарету Дэна,– пепел сбей…
Тот моргнул два раза, посмотрела на почти истлевший «Dunhill» в своей правой руке. Выкинул его в урну, почесал нос.
– Вот это жесть… – произнёс наконец он, – а сестра младшая тоже там была?
– Не знаю, – Раста пожала плечами, – она сейчас ВИЧ-инфицированная и принимающая оплаты внутривенно красавица двадцати лет от роду…
– Жесть… – повторил Дэн.
– Ты поэтому будь с Настей, пожалуйста, корректней и нежней. Потому что, если я узнаю, что ты её обижаешь, я тебе вместо «здрасьте» буду по яйцам с носаря всекать, ты понял?
Дэн кивнул помедлив.
– Не спрашивай её больше о шраме… Если она его прячет от людей, это же не просто так. Раста выкинула дымящийся окурок:
– До свидания… Дениска…
И быстро пошла ко входу в метро. Дэн смотрел на её задницу, пока та не исчезла под землёй.
Расте двадцать три года. Невысокая смуглая брюнетка с толстенными дредами до пояса.
На бегущей строке прямо в вагоне метро, на перегоне где-то между Марьино и Крестьянской Заставой, она видит объявление о наборе сотрудников в печатное издание. Она записывает адрес в мобилу. Через двадцать минут после этого она входит в здоровенное, размером с ангар для дирижабля, помещение.
– Драсти! – говорит она, засовывая в рот полпачки жвачки.
– Здравствуйте! – отвечает ей ровесник в чёрной футболке и торчащей во все стороны копной тёмных волос.
В огромном офисе с высоченными потоками пахнет новым ковровым покрытием, недавно выкуренной сигаретой и растворимым кофе. На единственном в помещении столе стоит лэптоп. На единственном стуле сидит поприветствовавший Расту.
– Как вам рифма «полпачки – жвачки»? – спросила она. Звук её голоса долетел до самой дальней стены и отрикошетил куда-то в потолок.
– Ништ, – он показал большой палец. – Чё надо?
– По объявлению.
– Принята.
– Куда?
– В редакцию русской версии журнала @chtung (!).
– Блин! – сказала Раста. – Это же уже было!
– Вряд ли… – сидящий достал из кармана пачку «Житан».
– А ты кто? – спросила Раста.
– Адольф Кейль. Главный редактор.
Ади Кейль носил только чёрные носки, только джинсы 501-й модели Lewis и курил только синий «Житан». Ади Кейль любил кофе, но не пил его. Через месяц Раста, вспомнив свой первый разговор с Ади, вдруг сказала вслух:
«Пффф!» – и улыбнулась.
– А ты кто?– спросила Раста.
– Адольф Кейль. Главный редактор. Есть хочешь?
Ещё через десять минут они сидели в пиццерии напротив и ели здоровенную пиццу с грибами.
Перед Aди – полкружки пива.
Перед Растой – стакан овощного сока с каплей табаско.
Пиццерия с псевдо-итальянским названием располагалась на первом этаже громадного московского здания. Здание напротив было ещё выше. Раста попыталась, выгнув шею и прислонившись щекой к стеклу, увидеть небо – безрезультатно.
Зато она видела двух чуваков в синих комбинезонах, которые устанавливали табличку над входом: большой чёрно-красный биллборд с надписью «@chtung (!) ЗДЕСЬ!»
– А что я буду делать? – спросила Раста.
– Писать умеешь?
Раста отрицательно покачала головой.
– Значит, будешь критиком, – Aди взялся за ручку пивной кружки. – Критиковать умеешь?
– А ты немец? – спросила Раста.
– Я немец, – сказал Ади.
– Я не могу быть критиком, – Раста взяла огромный кусок пиццы, сунула в рот, подтолкнула его двумя пальцами поглубже и произнесла невнятно:
– Я не умею.
– A что ты умеешь? – спросил Aди и сделал большой глоток из кружки.
– Ничего не умею, – также невнятно сквозь грибы, соусы и тесто прошамкала Раста.
– Спасибо Тебе, Господи,– сказал Aди, посмотрел в потолок и уставился на Расту.
– Тебя как зовут? – спросил он неожиданно.
– Раста, – сказала Раста.
– Раста, – Aди смотрел на её нос. Сказал:
– Это уже было.
– Что было? – так же невнятно сквозь грибы, соус и тесто пошамкала Раста.
– Неважно, – Aди сунул сигарету в рот. Прикурил. Выпустил дым через нос. Сказал:
– Так ты, значит, ничего не умеешь?
Раста перестала жевать. Произнесла чуть внятнее:
– А ты откуда знаешь?
– Хе-хе, – сказал Aди и затушил окурок в пепельнице с лого пиццерии.
На следующее утро они, поёживаясь, сунув руки чуть не по локоть в карманы джинсов, наблюдали, как из грузовика выгружали неопределённую конструкцию с золотым @chtung (!) по чёрному.
– Это что? – спросила Раста.
– Это на входе будет, – сказал Aди, – ты за этим будешь сидеть и говорить «Здрасьте!» всем, кто придёт. За восемь сотен в месяц.
– Только «Здрасьте»?
– Плюс-минус десять слов.
– Замётано, Лондон, – сказала Раста.
Из грузовика стали выгружать клонированные столы с сарделькообразными столешницами.
Полчаса спустя Раста и Ади расставляли эти столы по офису.
– Блин…– сказала Раста, чувствуя влагу на лбу и в подмышках, – у нас в школе спортзал был меньше…
Aди достал сигарету из пачки:
– Устала?
– Ну… Да.
Они стояли в центре этого гигантского помещения почти правильного квадрата.
Расте показалось, что Длина, Ширина и Высота русской редакции @chtung (!) были одинаковы.
Это был последний этаж одного из двадцати самых высоких зданий Евразии.
Пять столов располагались полукругом в нескольких метрах от Aди и Расты.
Остальные ждали в разнокалиберной куче мебели у входа.
– Здрастьте! – сказал кто-то.
Aди и Раста обернулись.
За неопределённой конструкцией с золотым @chtung (!) по чёрному стоял человек в синих джинсах, классических superstar с синими полосками и противогазной сумкой через плечо.
– Это моя работа, – сказала Раста.
– Какая? – спросил человек.
– Плюс одно, – сказала Раста.
– Что «одно»? – спросил Aди.
– Слово. Я так понял, – сказал человек.
– Меня зовут Aди, – сказал Aди.
– Меня зовут Раста, – сказала Раста.
– Меня зовут Свят, – сказал Свят.
– Звонок, – говорит Свят.
– Смерть, – говорит Раста.
– Звонок, – говорит Aди.
Свят и Раста смотрят на него, подняв брови.
– Звонок, – Aди кивает и повторяет. – Звонок.
Камень. Ножницы. Бумага.
Сегодня Aди.
– Нууууу… – говорит он.
Закуривает. Молчит секунд тридцать, глядя на автомат по продаже газировки в далёком углу.
