Соседку звали Елизаветой Михайловной, но Анна Ивановна, узнав, что та моложе её на девять лет сразу стала звать её просто Лизой. Сначала Лиза излучала оптимизм, не сомневаясь, что здесь её непременно вылечат. Но где-то ближе к обеду, она захотела в туалет…
Единственную "грязную" услугу, которую медсёстры соглашались делать бесплатно – это днём ставить больным судно. С Лизой случился конфуз. Когда она вызвала медсестру, та оказалась физически не в состоянии подложить под неё "утку".
– Господи… сколько вы весите?! – с изумлением воскликнула медсестра, не сумев даже приподнять больную.
– Сто три, – смущённо ответила Лиза.
– Я вам что… Геракл, что ли?… Нет, я вас ворочать не буду… Вызывайте родственников.
Медсестра всё-таки кое-как подоткнула "утку" и ушла, держась за поясницу.
– Что же мне делать, – со слезами жаловалась потом Лиза Анне Ивановне, – Мои совсем не могут со мной сидеть… у них же работа… Что ж мне теперь под себя ходить?
– И под себя сходишь… мы тут все ходим, – угрюмо отвечала Анна Ивановна. – А ты что это, в самделе, сто три весишь?
– Да… У меня кость крупная. Хоть и не кажусь очень толстой, а вешу много.
– Не бойся, здесь быстро похудеешь… кусок в горло не полезет, – пессимистически предположила Анна Ивановна.
Несмотря на "чёрный" юмор Лиза прониклась доверием к Анне Ивановне, как растерявшийся человек инстинктивно тянется к более стойкому, опытному…
Тем временем больным делали уколы, ставили капельницы. Больница, медперсонал выполняли только "технические" функции, почти все лекарства приобретали родственники больных. Анне Ивановне прописали капельницу. Медсестра с большим трудом "попала" в вену на её тонкой старческой руке. Пока "работала" капельница, сын придерживал руку матери, чтобы игла ненароком не выскочила. Кроме капельницы, её и "кололи", и кормили таблетками. Потом пришла врач, специалист по лечебной физкультуре. Она показала упражнения для разрабатывания поражённых конечностей. Анна Ивановна пыталась прилежно выполнять эти упражнения… но у неё почти ничего не получалось.
– Ну что, мам, размялась? – спросил сын, после того как мать "позанималась".
– Баловство всё это… Ты у врача был?
– Был.
– Ну, и что сказала?
– Говорит, процесс выздоравливания будет долгий. Сначала необходимо пройти полный курс лечения здесь, потом дома.
– Это я и без неё знаю, – недовольно отреагировала Анна Ивановна. – Тебе на работу когда?
– Да ты об этом не беспокойся, я в вечернюю смену сейчас.
– Это не дело… Ты что до обеда здесь, а после обеда работаешь?… Я-то думала ты отпросился.
Сын отмахнулся и пошёл мыть посуду. Когда пришёл, мать заставила его внимательно себя выслушать:
– Пока помню… Там у меня в ванной стирального порошка двадцать пачек припасено. Пополам с Лидой разделите… Варенья наварила… тоже разделите.
– Да ты что мам, сама ещё стирать будешь, да и варенье съешь… – пытался весело возражать сын.
– Помолчи… не перебивай… – Анна Ивановна с трудом глотала воздух, – а то забуду… Деньги там у меня… в сумке остались… не помню уж сколько. Что вы мне тут на лекарства истратили… возьмите… что останется тоже разделите. Ну, а книжка под ковром у меня, Лида знает… тоже пополам… немного там… уж сколько есть…
– Ну мам, ну хватит, – пытался остановить её сын, но Анна Ивановна упорно продолжала.
Она перечислила все свои вещи – кому что: детям, внукам, племянникам… в конце устало добавила:
– Квартиру только не продавайте… лучше сдавайте.
Анна Ивановна заставила сына повторить своё устное завещание. Тот сделал это с неудовольствием, многое напутал, забыл. Анна Ивановна закашлялась в негодовании, и сын поспешил исправиться. Лиза всё это время взирала на соседку с ужасом.
– Вы что же совсем не верите, что вас вылечат? – наконец не выдержала она.
– Не верю… – отрезала Анна Ивановна, и помолчав добавила. – Да и незачем.
– Что незачем? – не поняла Лиза.
– Вылечиваться мне незачем.
– Ну что вы… как же это… надо просто собраться, всю волю в кулак и заставить себя бороться за жизнь!
– Вот когда в следующий раз на "утку" захочешь… соберись в этот самый кулак… – Анна Ивановна раздражённо скосила глаза на повернувшуюся к ней и лежащую на боку соседку – сама она повернуться без посторонней помощи не могла.
Об этом вспомнил сын:
– Давай, ма, на боку полежим?
– Как хочешь, – равнодушно ответила Анна Ивановна.
– Надо… а то пролежни будут, – он осторожно повернул мать на бок и подложил подушку, чтобы она вновь не оказалась на спине.
Дочь меняла сына сразу после обеда. Во время «пересменки» происходило и гигиеническое обслуживание на половину недвижимого тела Анны Ивановны. Сын ворочал стонущую при слишком резких движениях мать, а дочь подмывала…
Когда сын ушёл, Анна Ивановна повторила "завещание" дочери. Когда та тоже попыталась возражать, мать и её заставила всё выучить на память. Дочь, тем не менее, не унималась:
– Мам, ну ты даёшь. Вон Лиза говорит, нельзя так откровенно надеяться на худшее, надо…
– Ты не Лизу, меня слушай, – перебила Анна Ивановна. – Ох хо-хо… С Катей-то так и не помирилась, – она вспомнила о младшей сестре, с которой уже несколько лет находилась в ссоре. – Потом передай ей, что я всё ей… что я очень хотела её видеть.
– Сама и скажешь… вот выпишешься…
Дочь оставалась до ужина. Покормив мать и снарядив её в памперс, она уезжала домой. Также уезжали и большинство прочих "сиделок" больных, которые были в состоянии позвать в случае надобности дежурную медсестру.
После обеда и к Лизе пришли… сразу трое: сноха, племянница и её муж. Они были веселы, принесли множество продуктов, видимо помня каким отменным аппетитом отличалась Лиза до того. Лиза с готовностью откликалась на их оптимизм… Племянница с мужем ушли, а сноха осталась, потому, что стала свидетельницей, как обихаживали дети Анну Ивановну… Она поняла, что свекровь стесняется попросить её… она всё сделала без её просьбы. Лиза невероятно смущалась… а потом со слезами благодарила. До ужина всё-таки сноха не осталась, но медсестре заплатила за излишние усилия по переворачиванию совсем не старушечьего тела свекрови.
После ужина, когда в палате, кроме больных остались только сиделки у "немых", Анна Ивановна спросила Лизу:
– Что ж это, столько народу к тебе ходит, а посидеть некому?
– Ой, что вы… Да разве они могут. Они живут в таком ритме, у них такая насыщенная жизнь. Мой сын… он научный работник, у него минуты свободной нет.
– Ты что само-то грамотная, что ли? Уж больно умно говоришь.
– Ну, как вам… Степени у меня к сожалению нет, но когда-то кандидатскую писала… не защитилась, правда.
– Ишь ты… Учёная, а дура… не поймёшь, что нам отсюда лучше в ящик, чем на выписку… И нам и родным лучше.
– Ну что вы опять… За жизнь надо бороться до последней возможности! – горячо возразила Лиза, совершенно не обидевшись на нелестное высказывание о себе.
– Борись. Вот только кто с тобой дома-то сидеть будет, если здесь уже на второй день никто не хочет? Ещё спасибо скажи, что у тебя сноха хорошая, а то бы так и лежала грязная. Думаешь, ты со своим центнером так же, как раньше, скакать будешь? С тобой ведь теперь кто-то всё время сидеть должон. Живёшь-то одна?
– Одна, – потерянно отозвалась Лиза, осознавая слова соседки.
– Вот и я тоже… Что ж теперь детям всё бросить и возле нас сидеть? И сколь лет вот так-то? Они ж смерти твоей, как освобождения ждать будут… Как вот эти, – Анна Ивановна слабо махнула здоровой рукой в сторону, где дремала одна из круглосуточных сиделок.
– Ну, как же вы так… Нет… нас должны вылечить, так вылечить, чтобы мы могли жить полноценной жизнью! – упорно стояла на своём Лиза.
– У тебя деньги есть?
– Деньги… какие деньги… зачем?
– Какие-какие… большие. Чтобы тебя вылечили… как ты хочешь… полноценно?
– У меня полис… нас должны бесплатно лечить, – не очень уверенно ответила Лиза.
– Вот и говорю, что дура, хоть и учёная. А я вот с четырьмя классами, а кумекаю, что за тот полюс только в морг бесплатно свезут. Кого вылечат, тот не в таких палатах, и не в таких больницах лежит… – Анна Ивановна закашлялась, сначала тихо, потом кашель усилился…
Лиза хотела уже позвать сестру, но Анна Ивановна отрицательно замахала рукой…
Среди ночи больных, что были в сознании, разбудил какой-то шум. Это бегала и звала на помощь медсестру дочь лежащей в коме больной, потом забегала медсестра, дежурный врач. В коме больная лежала уже третий месяц и изо всех жизненных функций она выполняла только бессознательное потребление, переработку пищи и выделение продуктов переработки, которые убирали неотлучно находящиеся при ней родственники… Она скончалась.
– Ну, отмучилась… – сонно пробормотала Анна Ивановна.
