– Ну, скажи, наконец, что я тебе нравлюсь!
– Ты мне очень нравишься, – он смело притянул к себе девушку, провёл ладонью по щеке, всё ближе к шее, к мочке уха… Приблизил своё лицо так близко, что поцелуй мог сорваться с их уст в любое мгновение… Но она отстранилась.
– Но-но-но! Какой ты шустрый. Я вовсе не это имела ввиду!
Он, удерживая её, всё же, убрал руку с её шеи.
– Ты стал таким мужественным! Тебя трудно узнать! – она привстала на цыпочки. – Слушай! А ты выше меня на целую голову!
Тимофеев лишь пожал плечами.
– Мне раньше казалось, что ты маленького роста.
(Так обычно и случается. Вчерашние школьные «серые мышки» и «гадкие утята» взрослеют и превращаются в «белых лебедей».)
– Нет. С тех пор я почти не вырос. А ты вот стала ещё красивее. Хотя ты мне всегда нравилась.
– Правда? Да-а-а? Да-да! Я знаю. Верно! Я помню твою смешную записку!
– Помнишь!? Только тебе нравился Лозовик, а меня ты не замечала. Кстати, а где он сейчас?
– А-а! – махнула рукой Сонечка. – Он был тогда прикольным пацаном. Сейчас он, вроде, водилой где-то работает. На УПК[65] водительские права-то получил. Ну и вот. Не знаю точно. Мы не встречаемся больше. Давно уже не встречаемся!
– А он что в Рязанское ВДВ не поступил что ли?
– Не-а.
(Так бывает. Вчерашние «разбитные пацаны», мало уделяющие внимания учёбе, по которым стонет полшколы девочек, в реальной жизни, оказываясь на более низкой социальной ступени, теряют свою привлекательность. Ибо, само время расставляет свои точки над «и».)
Владислав остановился. Повернул лицо Сонечки к себе. Аккуратно убрал с её ушка нежный локон. Провёл снова пальцем по щеке. Не получив в этот раз отпора, смелея, аккуратно взял обеими ладонями её пылающее лицо. Прикоснулся губами бережно к её аккуратному носику, нежному подбородку, мягко касаясь пальцами мочек её маленьких ушек. Провёл ладонью по шее вниз. Почувствовав лёгкий трепет её тела и участившееся дыхание, он прикоснулся губами к её приоткрывшемуся рту. Она жадно подалась ему навстречу, и они забыли обо всём на свете…
– Я… тебя… люблю… – прошептал юноша.
– Я знаю, – кокетливо улыбнулась девушка, откинув голову набок.
– А ты?.. – он замер в ожидании.
– Да, наверное, – она пожала плечами, улыбнулась и обвила его за шею, притянув к себе для полного страсти поцелуя…
Тускло светили уличные фонари, вокруг которых роились насекомые. Молодым людям казалось, что всё мироздание в эту минуту вращалось только вокруг них двоих. Влад потянул Сонечку за руку, увлекая под густую сень деревьев. Теплый ночной ветерок всколыхнул её ситцевое платьице… А жадная до ласк рука курсанта ловко скользнула вниз, с трепетом, едва погрузив пальцы в персиковую мякоть…
* * *
Твои глаза меня пленяют,
Твои уста полны любви.
И страстью сердце наполняют
Твои прелестные черты.
И в грёзы дальше погружаясь,
Твоих волос волну любя.
Я их дыханьем наслаждаюсь.
И воспеваю я тебя!..
Заката алости блистают.
Манят любовный лунный свет.
И с таин пелена спадает…
И проклинаю я рассвет!..
Февраль 1986 г. Новосибирск
Смеркалось. На БМП установили приборы ночного видения[66].
– По машинам! – прозвучала команда. Очередная группа курсантов бросилась к БМП. Бежали, мандражируя внутри от волнения. Тяжело бухая валенками по глубоким сугробам.[67]
У Тимофеева обледенелые пальцы ног больно впивались в носок валенка. Вдобавок снег забивался внутрь сквозь дырку под пяткой, прикрытой наспех сложенным в несколько раз листом бумаги из старых конспектов по ППР. Схватившись бесчувственными полуобмороженными, в обледенелых коричневых армейских перчатках пальцами за звенящую стужей броню. (Если схватить за неё голой рукой, та может крепко прихватиться морозом к коже.) Тимофеев влез в отсек механика-водителя, задвинул люк. Начал в темноте на ощупь дрожащими бесчувственными пальцами вверх-вниз переключать тумблера, запускать бензонасос, маслонасос, и т. д. это тебе не Жигуль, где провернул ключ и – порядок!
– Кто придумал делать это всё по-отдельности! – подумал курсант, щёлкнув последним тумблером…
Сердце ёкнуло. Что-то зажужжало. И он начал дрожащими руками настраивать радиосвязь с вышкой. Время отщёлкивало секунды. Через полминуты должен прозвучать доклад о готовности! В нос ударило соляркой… Двигатель запустился! Слава богу!
– Ни черта не видно! – подумал курсант, глядя в ночной прибор и покрываясь холодным потом.
– «Третий», доложить о готовности, я «вышка», приём!..
– «Вышка», я «третий», к движению готов, я «третий», приём!..
– Марш! – прозвучала команда.
Курсант Тимофеев нажал главный фрикцион (сцепление), переключил рычажок передачи, расположенный справа от штурвала, и, резко бросив педаль фрикциона, поддал щедро обороты. Машину рвануло по снегу. Траки замолотили по снежной целине. Машина развернулась почти на месте, обдав всё вокруг мощным облаком снежной пыли. Практически на ощупь определяя в прибор среди тёмно-зелёного фона вокруг светло-зелёные снежные трассы… Все движущиеся объекты в приборе расплывались, сопровождаясь ярко-зелёной паутиной линий. Яркие точки фонарей с вышки светлозелёными светящимися шлейфами «засвечивали» прибор ночного видения.
– Обороты! Обороты! – орал инструктор сквозь скрежущий рёв двигателя.
Вскоре прибор совсем сдох. Не в силах более что-то различать вокруг, Влад сдался, откатил в сторону люк, зафиксировал[68] его и высунулся наружу.
– Ладно, давай по-походному! – согласился солдат-инструктор.
Дальше следовали по-походному. Различая в кромешной мгле только контуры деревьев. Вдруг путь осветило что-то очень яркое сверху, выглянув из-за угрюмых макушек деревьев. Свечение словно наполнило пространство вокруг. Влад поднял голову. Какая огромная луна! Невероятное что-то! Машина уверенно рассекала ночную темноту сибирского леса без фар и прожекторов, как и положено при ночном вождении с приборами ночного видения. Тимофеев напряжённо всматривался в темень, которая уже и не была кромешной вовсе. Спасибо луне! Она здорово заменила вышедший из строя прибор каким-то чудесным образом… Но некогда рассматривать небо. Нервы напряжены до предела…
* * *
Прозвучали последние доклады о выполнении учебных заданий, о показаниях спидометров и температуры масла в системах… всё по Уставу. Взвод был полностью построен и готовился, после завершающёй преподавательской речи и разборок со стороны «замка» (замкомандира взвода), погрузиться в тёплое чрево БТР. БМП выстроились в отдельную колонну, ими управляли солдаты-инструкторы, они же механики-водители. Сопровождающий колонну танк уже ожидал в её голове. Гусеничная техника, в отличие от колёсного БТР, не могла передвигаться по цивилизованным дорогам, без ущерба для оных, поэтому их пути на этом расходились! Курсанты пристукивали валенками, желая разогнать хоть как-то застывшую в ногах кровь, которые уже теряли свою чувствительность от обморожений. Вытягиваясь в «стойке пингвина», они глядели мутными уставшими отмороженными взглядами на своего препода, на уныло болтающуюся под фонарём брезентуху солдатской плащ-палатки с карманами для «наглядной агитации», где красным фломастером было аккуратно выведено «XXVII-й съезд КПСС»…[69]
Под прожекторами бугрился снег. Ярко горели созвездия.
– Смотрите! Туда! – вдруг раздался возглас одного из курсантов.
– Да это обломки Шаттла[70]! – пошутил другой, демонстрируя остроумие.
– Что это? – все заворожено смотрели на темное в звёздах небо.
Словно из-за тумана. (И это-то на безоблачном то небе!) Над макушками деревьев нависла огромная луна! Яркое небесное тело двигалось прямо на них. Окружённое большой светящейся сферой, оно остановилось. Рывок. Остановка. Снова рывок. Медленно, но в то же самое время как-то мощно… Все замерли. Это была не луна! Чёрт побери! Ни кто не верил своим глазам! Все словно оцепенели.
«Так вот то, что мне светило в пути!.. – подумал Влад. – Невероятно!..»
Шар развернулся, превратившись в полусферу. Всё это словно чудо снизошло на землю! Будто ожил фантастический фильм. И тут неожиданная команда:
– По места-а-ам!!! – прервала это шокирующее зрелище.
Препод явно не разделял любопытства своих учеников. От объекта отделились несколько шариков светло-красного цвета, разлетаясь по сторонам… Но люки БТРа захлопнулись. Замороженных курсантов обдал желанный горячий воздух от двигателей и машина двинулась в училище. Владислав, как вероятно, самый любопытный, привстал, приоткрыл боковой люк, взглянул в последний раз на небесное представление. В ту самую минуту яркий луч света сверху ослепил его на миг… Он свалился в горячее чрево машины под ругань «комотда» (командира отделения), плотно захлопнув люк. Голова болела, от яркой вспышки, глаза, казалось, были наполнены песком. Под горячим теплом двигателей лица курсантов словно распирало горячими потоками крови изнутри. Они распухали. Тела с дрожью, отдавали тёплому воздуху, напитавших их тела до самых костей, холод. Веки тяжелели. И курсанты вырубались, сваленные как попало друг на друга. Никто не обратил внимания на корчившегося Тимофеева, вдавливающего ладонями свои глаза. Руки, ноги в обледенелых бушлатах, валенки, противогазные сумки. До новых встреч, танкодром! На этот раз ты всех поразил своим великолепным небесным шоу! Испытывая жжение, Тимофеев, следуя общей тенденции, сомкнул всё более тяжелеющие веки. В глазах медленно плыла снежная бугристая трасса. Так бывает всегда, когда перед сомкнутыми глазами проплывают картинки пережитого за день. Перед глазами Тимофеева траки БМП монотонно молотили снег… Вдруг яркий луч прожектора снова ослепил его…
