– Что ж стоять-то, – удивился президент. – Зайдем, посмотрим…
– Сюрпризом! Как Гарун-аль-Рашид! – подхватил Василий. – Я в сказке читал. «Тысяча и одна ночь» называется. Слыхали? Там падишах тоже таким вот макаром, неожиданно, к народу ходил. Переоденется, и на базар. И слушает, что про него люди калякают.
– Ты про Рашидова, што ли? Который первым секретарем в Узбекистане был? – заулыбался президент. – Знал я его. Царство ему небесное. Он ведь умер…
– А-а… – заморочено удивился шофер и покосился на президента.
Но тот не шутил вроде, крутил головой, смотрел с интересом по сторонам, и когда джип подкатил к дому целительницы, сказал.
– Ну, ты подожди чуток, я выйду, пройдусь.
– Я с вами, – встрепенулся Василий. – За место телохранителя. Меня Илья Ильич кой чему научил. Так что не подведу.
– Айда! – великодушно согласился Дед, и, раскрыв дверцу, полез из машины.
Шофер все же успел выскочить первым, шустро обежал вокруг, чтобы подхватить пассажира, и тут же услышал жестяной лязг, будто кто из рогатки камешком по консервной банке попал. Он остановился и с интересом восзарился на маленькую дырочку, только что, буквально у него на глазах, возникшую на сияющем краской капоте джипа.
Василий в армии служил давно, в Советском Союзе еще, но вспомнил, что точно такое же отверстие, только в дверце автомобиля, демонстрировал им, салагам, побывавший со своим «Уазиком» в Афганистане сержант-«дембель».
– Во, видали? На два сантиметра правее – и мне бы каюк, – рассказывал он, тыча в дырку мизинцем. – А так пуля по пряжке ремня чиркнула. Из нашего «Калаша» гады, стреляли.
Все это мгновенно полыхнуло в памяти Василия, и так же мгновенно поняв, что в машину только что, секунду назад, угодила выпущенная кем-то пуля, он обхватил президента за плечи, попытался пригнуть к земле. Дед, упираясь, заворчал изумленно:
– Ты шта, понимаешь, творишь, едри твою мать!
Но Василий вцепился в него мертвой хваткой, давил, в то же время чувствуя, как что-то горячее, злое, жалит его в спину, – раз, другой, третий. Жалит глубоко, под самое сердце. Умирая, он свалил-таки закостеневшего врастопырку, так а не понявшего, что произошло, президента в кювет у дороги.
Вынырнув из распахнутого люка, Сорокин первым ворвался на крышу. Держа пистолет обеими руками, он, поводя стволом, оглядел окружающее пространство, но никого не увидел. В центре крыши возвышался массивный бетонный куб с трепетавшим на шквальном ветре триколором, венчающим элеватор и ограничивший обзор. Майор указал подоспевшему Коновалову на левую сторону сооружения – обходи там, мол, а сам, прижимаясь спиной к шероховатой поверхности, скользнул вправо. И сразу же увидел, что прямо перед ним, распластавшись у самого края крыши, лежит спиной к нему человек. По его характерной позе с раздвинутыми широко ногами, по приподнятой и склоненной к правому плечу голове Сорокин, даже не видя винтовки, сразу понял, что тот изготовился к выстрелу.
Снайпер явно не почувствовал присутствия чужака за спиной. Вспомнив наставления Коновалова стрелять без предупреждения, майop усмехнулся криво. Выстрелишь – и концы в воду. Полковнику-то, конечно, плевать, для него главное, чтобы президент уцелел… Что с него взять – охрана. Это же не оперативный работник! Другое дело – повязать-таки потенциального убийцу живым. И вышибить из него информацию. Имя заказчика он, скорее всего, не назовет, но его по цепочке проследить можно. А там, глядишь, и заговор против государственной власти раскрыть удастся. А у истоков – майор Сорокин. К тому же снайпер казался совсем не опасным. Он впился в окуляр оптики, не реагируя ни на что вокруг себя, и со спины фигурка его казалась особенно уязвимой и беззащитной.
– Брось оружие! Руки за голову! – подняв пистолет, скомандовал майор. Но голос его сорвался и прозвучав как-то сбивчиво, неубедительно. И то – сколько ступеней пересчитал, запалился окончательно. Если высоту элеватора на жилой дом прикинуть – этажей двенадцать, не меньше… Пистолет тоже прыгал в вытянутой руке, лоб покрыла густая испарина, и Сорокин, как ни старался, не мог разглядеть мушку сквозь глаза, залитые едким потом.
Плечо киллера дрогнуло от отдачи раз, другой, третий. Надо отдать ему должное – услышав Сорокина, он успел-таки отстреляться. Потом, перекатившись на спину, поднял левую руку и сказал, улыбаясь обезоруживающе:
– О-о, сосед! А я тут на досуге решил голубей пострелять. Вечерком лапшичку заварим. Мировое хлебово! А что это ты… при пистолете?
Сорокин мигом признал в облаченном в грязную спецовку, с перемазанным сажей лицом киллере соседа по номеру – Николая Прокопьевича. Приказал, стараясь, чтобы голос звучал властно и твердо:
– Брось оружие! – и не удержался, добавил для форсу, словно полицейский в боевике. – Игра окончена, господин хлебинспектор!
Краем глаза майор заметил, что из-за дальнего угла куба выскочил с пистолетом на изготовку Коновалов.
– Не стреляйте, полковник! – предостерегающе крикнул ему Сорокин. – Никуда этот тип отсюда, с крыши, не денется. Парашюта у него не… – но договорить не успел. Только сейчас он разглядел, что короткоствольная винтовка с набалдашником глушителя, которую продолжал сжимать в правой руке снайпер, непостижимым образом оказалась направлена прямо в его, Сорокина, грудь.
Глушитель, похожий на безобидную бомбошку камыша, вдруг полыхнул синим, как у газовой зажигалки, язычком пламени, и Сорокин, почувствовав сильный толчок, качнулся назад, а Коновалов, держа свой кольт двумя руками, начал стрелять надоедливо-часто: «Бам-бам-бам-бам!»
Падая на уходящую стремительно из-под ног крышу, майор успел заметать, как задергался под крупнокалиберными пулями «хлебинспектор», но из ствола его винтовки успел-таки выскочить еще один голубой огонек, и пронзил незримым лучом грудь Сорокина, от чего тот умер, едва коснувшись щекой шероховатого рубероида.
Машинально сунув пистолет в наплечную кобуру, полковник подошел к майору, наклонился, попытался нащупать пульс на сонной артерии. Потом, приподняв веко, заглянул в бездонный, словно тоннель в другой мир, зрачок. Встал, отер носовым платком пот со лба. Шагнул к киллеру. Тот лежал, распятый пулями, у самого края крыши. Коновалов присел на корточки, потрогал жирную складку на апоплексической шее убитого. Мертв.
– Первый, первый! Я второй! – ожил в ухе полковника динамик, – В президента стреляли! Что у вас там?
– Первый слушает, – раздраженно буркнул в запястье Коновалов. – Ты мне нотации не читай. Что с президентом?
– Президент жив! Лаже не ранен! А водитель джипа – убит.
– Вот хрень! – ругнулся полковник. – Ладно, отбой. Эвакуируйте президента на дачу. Остальным я сам займусь,
– А шофера куда?
– Куда-куда… – в сердцах передразнил Коновалов – Ты ж его, раз он мертвый, за руль не посадишь? Оставь на месте, милиция подъедет – разберется. Все понял? Отбой!
Из люка, хватаясь за сердце и жадно дыша широко раскрытым ртом, с пистолетом в руке показался Гаврилов. Посмотрел на Коновалова, на безучастно лежащего Сорокина, покачал головой.
– Ай-яй-яй… Нехорошо вышло… – и указал на майора.
– Мертв?
– Наповал, – скорбно кивнул полковник.
– А этот? – Гаврилов приблизился к киллеру, склонился.– Не признаю. Заезжий, видать.
– Да, с одним управились, – тоже подошел к поверженному снайперу полковник.
– С одним? – удивился милиционер. – Что, еще есть?
– Их, как минимум, двое было.
– С чего это ты взял?
– Вот, смотри, – Коновалов тронул носком ботинка винтовку, до сих пор зажатую в мертвой руке киллера.
– Странная какая-то… – разглядывая винтовку, пожал плечами Гаврилов. – Будто игрушечная.
– Оружие серьезное. На вооружении наших спецслужб состоит. ВСC, или снайперская винтовка «Винторез». Мощная оптика. Бесшумная. Можно вести огонь как одиночными выстрелами, так и очередями. Магазин на двадцать патронов. На расстоянии пятисот метров пуля пробивает стальную каску. Удобна в транспортировке. Разбирается на три части – ствол, приклад, ствольная коробка. Где-то здесь наверняка кейс должен быть – в нем ее переносят.
– Все-то ты знаешь, – причмокнул губами, уже по-другому, опасливо глядя на винтовку Гаврилов. – Будто не телохранителем, а киллером всю жизнь проработал.
– Обязан знать, чем противник вооружен, – пожал плечами полковник. – А потому и не советую расслабляться. Работа наша пока не закончена.
– О чем ты? – Гаврилов почесал затылок, сдвинув на лоб фуражку. – Вот же он, киллер, мертвее мертвого.
– Нy да. А только в первый раз в президента не он стрелял.
– А кто? Что-то много у тебя, Илья, убийц на душу козловского населения получается!
– Я ж тебе объяснил, – досадливо поморщился Коновалов. – Это– «Винторез». Прицельная дальность – четыреста, ну, от силы пятьсот метров. А по Деду в день приезда с расстояния тысяча метров будто из пушки долбанули, и точнехонько! Пуля, если б я не среагировал, точно президенту в маковку шла. Да и какая пуля! Она у моего лица как снаряд пролетела.
