Когда в дверь кабинета постучали, Анатолий Кузьмич, ссутулившись, стоял у полочки с книгами возле окна.
Скромно поздоровавшись, в помещение вошел егерь Соколов.
– Здравствуйте, Андрей Спиридонович, – отвечал начальник Геров, – по каким делам в наших краях?
– Я Вам от главы сельского совета прошение привез, – объяснял Андрей, – опять у нас медведь завелся, на домашний скот нападает, уже трех дойных коров сгубил, хозяйки плачут, надо детей кормить, а свежее молоко в сельмаг не завозят.
– В ваших краях ведь уже был такой случай, – заметил начальник.
– Да, Валентин Юрьевич, подобное случалось, но это другой пришелец. И откуда только берутся такие?
Медведи нападают на домашних животных от бескормицы в лесу, голодный медведь не ляжет в берлогу, поэтому вынужден искать пищу вокруг селений.
– Хорошо. Госохотинспекция дает разрешение на добычу медведя-скотника, идите в бухгалтерию для оформления документа.
Валентин Юрьевич, утверждая лицензию печатью, поучал:
– Однако, Андрей Спиридонович, не забывайте о главном – об охране охотугодий от браконьеров, чтобы впредь подобных случаев, как с лосем, не повторялось, чаще бывайте в местах гона лосей. Хапуги ставят петли на тропах…
Во время разговора начальника с егерем, Горбатов стоял возле окна у полочки с книгами, делая вид, что занят чтением инструкций.
Соколов ехал домой счастливым, его переживания ушли, и на сердце покой. Справедливый начальник не нашел его вины, даже разговаривал на «Вы», несмотря на различие в должностях.
И еще радовался Андрей опасной предстоящей охоте на медведя. Жители поселка называют Соколова – «наш егерь», а доверие народа терять нельзя.
Но, к сожалению, рано Андрей возрадовался, что у него все в порядке, не знал он, что ему готовит Горбатов, сколько еще принесет боли и переживаний.
После полудня в связи с высокой пожарной опасностью, республиканское телевидение сообщило о запрете посещения лесов и охоты. Покупая на вокзале билет, Соколов об этом знать не мог, а домой приехал, когда мать уже спала.
В тот день, узнав о чрезвычайном сообщении и запрете охоты, Горбатов срочно собрал своих подчиненных, и они выехали в ночь по определенному маршруту.
Утром следующего дня Андрей накормил своих лаек, подивился теплу яркого солнца и, быстренько собрав рюкзак, выкатил со двора свою старенькую «Панонию». Запустив двигатель, поехал по улицам, а за поселком свернул на песчаную лесовозную дорогу.
Он ехал неспешно, в надежде найти след медведя. Утренняя разведка обязательно подскажет информацию о том, в каком направлении прошел косолапый. Этот стервятник уже съел трех коров, но на места прежних трапез не приходит, вероятно, бродит по коровьим тропам, отслеживая очередную жертву. Поселковые буренки чаще пасутся без пастуха и бродят где им захочется. Потому и нужен егерю свежий след зверя, чтобы предугадать в каком месте хищник может совершить очередное нападение.
Андрей зорко смотрит по сторонам, ничто не ускользает от его внимания. Вот слева показалось выкошенное болотце, посреди него громоздится стожок сена, а на изгороди надрывно каркает ворона.
Соколов заглушил мотор, присмотрелся, возле стога сидит зайчиха в окружении ворон. Вороны нахально атакуют зайчиху. Вот зайчиха, защищая свое потомство, бросилась на одну из разбойниц, а другая хищница, пользуясь моментом, вдруг схватила своими когтями зайчонка и скрылась в кустах, зайчиха продолжала защищаться.
Егерь со словами: «Не позволю „Степашек“ обижать», выстрелил в одну из них. Ворона упала, остальные в испуге разлетелись.
Андрей оставил ружье на мотоцикле и пошел за трофеем: за хищницу-ворону полагалась премия – два дробовых патрона.
Андрей услышал нарастающий звук мотора, и вскоре из-за поворота, поднимая пыль, показался УАЗик. Машина затормозила у мотоцикла, из нее ловко выскочили парни в камуфляжных костюмах. Из кабины, сутулясь, вышел охотинспектор Горбатов с насмешливой улыбкой. Забрав ружье Андрея, он, лениво вздохнув, пробормотал:
– О-о, какая встреча, неужели здесь сам егерь Соколов? Приказ президента нарушаем?
Андрей, не ожидавший встречи с опергруппой, несколько растерялся; он не понимал, по какой причине у него забрали ружье.
Горбатов, скрипнув ремнями портупеи, блеснув натертой воском кобурой, повторил:
– Нарушаешь, значит?..
– Да в чем моя вина? – удивился Соколов, – я егерь, имею право при исполнении обязанностей находиться в угодьях с ружьем. Вот хищника уничтожил. Что тут такого?..
– Что тут такого? – переспросил инспектор, – сейчас я тебе объясню «что тут такого!» Дай мне документы.
Соколов по привычке сунул руку в грудной карман куртки и тут же осекся, ведь охотбилет и разрешение на оружие он брал в город и предъявлял его в магазине, где покупал охотничьи припасы. А документы из выходной куртки в рабочую в спешке переложить забыл. У него словно обожгло в груди.
– Извините, документы дома, поедемьте, вам все равно ехать через поселок.
– Нет, Соколов, у нас разные дороги. Слушай сюда: во-первых, ты нарушил приказ президента о запрете посещения лесов, и конечно стрелять тоже запрещено, огонь может спровоцировать огромный пожар. Во-вторых, нахождение с оружием, без документов – это самое настоящее браконьерство. Здесь в протоколе описаны все твои грехи, расписывайся, да скажи «спасибо», что не увезли тебя в город в наручниках.
Андрей вернулся домой уничтоженным, сегодня судьба – злодейка посмеялась над ним всласть. Никого не хотелось видеть, ему бы поплакать, выплакать горе-обиду слезами, но мужчины не плачут, поэтому боль на сердце осталась очередным шрамом.
… На поселок опустился вечер, окраины погрузились во тьму, окна соседних домов засветились голубым светом телевизоров. Трудовой народ отдыхает, но Андрею сидеть дома невмоготу. Он вышел на улицу и сел на лавочку, прижавшись спиной к изгороди палисадника.
На улице пустынно, даже дворовые собаки, разомлевшие от дневной жары, свернувшись клубочком, спят.
Егерь, запрокинув голову на штакетину, глядел в небо, размышляя: «Вот оно небо, сколько миллиардов вздыхателей глядело на него по ночам, пытаясь что-то разглядеть, понять в том далеком море космоса. Эти точки звезд, что огромная книга для слепого, а для зрячего, для поэта, они – мир философии». Соколову пришли на память стихотворные строки:
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь.
Андрей пытается воскресить в памяти былое: работу в театре, гастроли по стране, любовь, но всякий раз, думая о балерине Жанне, эти воспоминания приносят ему дополнительную боль.
Андрею часто видится Вероника Уральская, прилетающая к нему какой-то порхающей бабочкой, на крыльях которой, вместо рисунков – цветные кружочки таблеток.
Соколов уже несколько раз собирался пойти к Володе Архипову и попросить ее адрес, но всякий раз считал этот визит неудобным. Еще неизвестно, как бы на это отреагировала Вероника, а дни шли вперед, складываясь в недели, месяцы.
Андрей слушает песни молодежи, доносившиеся с берега озера, где, взметнув искры к небу, горит костер.
Егерь вспоминает: «И я когда – то был таким, как они, и так же беззаботно проводил вечера».
Вдруг по улице заскользил свет от фар автомобиля, он все приближался, и вот машина остановилась возле Соколова. Из открытой дверцы послышался знакомый голос.
– Андрюха, ты меня встречаешь?..
Этот голос сорвал Андрея с места.
– Борька, мать честная, это ты что ли?..
– Ты еще сомневаешься?
Друзья крепко обнялись.
Минутой позже Андрей разглядывал авто:
– Ух ты, ГАЗ -24! Борька, только не говори, что это не твоя!
– И не скажу… зарплата позволяет, вот накопил и купил.
– Ну, ты молодец, а что об этом молчал в прошлый приезд?
– Понимаешь, в прошлый приезд ее еще не было. А теперь купил, нужда – понимаешь?
– Что еще за нужда? – не унимался Соколов.
– Давай об этом чуть позднее, за столом, хорошо?..
– Хорошо, согласен, – кивнул головой Андрей.
Он помог другу выгрузить вещи, среди которых больше было подарков.
Приезд друга словно отрезвил Андрея, его печальное настроение сменила радость. Они сидят с другом плечом к плечу, пьют виноградное вино, вспоминая, напевают старинные песни. Как-то перешли на жизненные темы и, отвечая на вопрос Бориса, Андрей рассказал ему о своей незавидной житухе. А Борис успокаивал: «Обожди, время лечит раны, а правда она откроется. Вот вспомнишь мои слова!»
Пребывая в лирическом расположении духа, мужчины ощутили, что за накрытым столом не хватает милых дам, а поскольку поблизости была только одна мадам, друзья направились к дому Люси.
