Дмитрий налил и ему. Дрожащими руками приняв наполненный до краёв стакан, Борис переместился поближе к сидящей на кровати Ларисе, намереваясь, очевидно, чокнуться с нею.
– С ним пить?! С этим душегубом?! – завопила Лариса.
– Да пей одна. Сама по себе и в лечебных целях, – сказал Дмитрий и слегка пнул киллера. – А ты – на середину комнаты. Застолье, вишь, решил устроить, гад!
– Но это не по-русски как-то, – обиделся, вроде как, Борис.
– Да там же труп лежит! Человек, тобой, злодеем, погубленный! – вскричала Лариса.
– Я свою жизнь защищал. Они убить меня собирались. В пределах необходимой обороны действовал. Или-или, да, вот так вопрос стоял, – оправдывался убийца, однако довольно вяло, весь в предвкушении предстоящего акта принятия горячительного.
Спустя несколько минут Лариса выглядела уже несравненно более жизнеутверждающе. Она даже на убийцу Бориса теперь смотрела иначе.
– Что с этой тварью будем делать? – благодушно спрашивала она. – Пристрелим при попытке к бегству или организуем ему явку с повинной? С убийцей, который, к тому же, меня хотел убить, пью водку! Кошмарики, да и всё.
– Но меня же обещали отпустить! – возопил Борис. – Ведь договаривались же!
– Ты сам первый нарушил условия контракта! – не согласилась Лариса. – Чтобы меня убивать – нет, такого не было в контракте. И даже быть не могло.
– Но я же вывел вас на Пал Палыча!
– Это, по-твоему, называется вывел? Ничего себе заявочки! И где он теперь, тот, на которого ты вывел?
Лариса и Дмитрий всё же обещали Борису если не врача, то хотя бы фельдшера или ветеринара. После этого Дмитрий загнал свою машину во двор, а «Опель» Ларисы вывел на улицу.
При выезде из дачного посёлка Дмитрий вспомнил о Степанищеве. Вполне возможно, Степанищев позвонил в милицию. Если это так, то о Борисе позаботятся и без них с Ларисой.
Лариса неожиданно рассмеялась.
– Слушай, я такая пьяная, что вот вспомнила, что нас заказали, а мне не страшно, понимаешь?
– Нас? Что ты имеешь в виду? – спросил Дмитрий.
– Нас – это тебя и меня. Обоих, значит. Представляешь? Да, нас решили ликвидировать. Фьють – и всё. Точнее – бах, бах! Я тебе не говорила разве?
– Давай почленораздельней.
– Да ты не переживай. Он там остался, а мы вот они, – продолжала беззаботно Лариса. – Давай знаешь, чем займёмся? Ну! Ты догадался? Ты по тому, как я это сказала, догадался, чем мы займёмся? А, Дима?
– Надо поискать, где съехать.
– Что? Съехать? Наоборот, я тебе говорю! Надо добавлять обороты, миляга. Ну ничего, сейчас добавишь. Так, ремень уже отстёгнут. Ты почему не пристёгиваешься? Хорошо, сейчас всё остальное рассупоним, конь с яйцами. А ты держи ногу на педали. Понял? И моё окно открой, чтоб ветер свистел и выл. Меньше ста – вырываю всё и выбрасываю в окно. Чтоб никакой халтуры!
Лариса действовала решительно и жёстко, так, что Дмитрию периодически приходилось её одёргивать. Ларисе это не понравилось.
– Ах так? – сказала она. – Пищать будешь? Ладненько, по-другому сделаем.
Не успел Дмитрий опомниться, как обнаружил себя перемещённым в горизонтальное положение – Лариса опустила спинку водительского кресла назад.
– Я же не вижу дорогу! – закричал Подлесный.
– Я сама. Я всё – сама, – безапелляционно заявила Лариса. – И не дёргайся! – И она покинула своё место, чтобы взобраться верхом на отстранённого от своих обязанностей водителя.
Автомобиль, поскрипывая резиной, вилял из стороны в сторону, и Дмитрий боялся, что они либо врежутся куда-нибудь, либо от волнения пропадёт эрекция. Лариса, между тем, покончила со всеми действиями, связанными с передислокацией, – и машина пошла более прямолинейно, однако со всё увеличивающейся скоростью. Таким образом, вероятность аварии существенно уменьшилась, но последствия, случись что, оказались бы несравнимо более плачевными.
– На дорогу смотри! – вынужден был периодически напоминать Ларисе Дмитрий, видевший, что Лариса то по сторонам поглядывает, то назад голову запрокидывает. А порой она наверняка ещё и глаза прикрывает.
– А мимо мужики, мужики едут! – приговаривала она. – Они смотрят на меня, смотрят и ничего не понимают. Они все на меня смотрят. Я сниму это, долой верх! Хорошо? Они – на мои сиськи, а ты протянешь руки, и они их увидят, твои руки! Да?
– Сиськи – это стопроцентная авария! – предостерёг Дмитрий.
– Да, это оргазм стопроцентный! – согласилась Лариса.
И футболка полетела прочь.
До кольцевой оставалось совсем немного, когда Подлесный, уже минут пять как возвративший себе статус водителя, вспомнил о незаконченном разговоре.
– Слышь, а что ты там говорила про то, что нас убить хотят?
– Да нас же заказали, – беспечно ответила Лариса.
– Кто?
– Понятия не имею.
– Но с чего ты взяла?
– Да этот же мне и сказал. Он мне сам признался, убийца этот. Да Боря же!
– Ты можешь внятно всё объяснить? – начал сердиться Дмитрий.
– Пожалуйста. Боре тебя и меня, то есть нас обоих, заказали. Очень, как он сказал, задёшево. А кто – он не сообщил.
– Ну так надо же было спросить его! Почему раньше не сказала?
– Да я забыла.
Дмитрий некоторое время размышлял, потом сказал:
– По-моему, он хотел убить нас и без всякого заказа. Меня, по крайней мере.
– Это – да. А ещё – заказали. За деньги, но задёшево, – не думала сдаваться Лариса. – Обоих и оптом к тому же. Он мне сам сказал. За что купила, за то и продаю. И то, что у него револьвер появился, тоже о чём-то говорит.
– Какой револьвер? – не понял Дмитрий.
– Тот, который потом заклинило.
– Так у него оружие было?! – воскликнул удивлённо Дмитрий.
– Ты чем меня слушал? Я же тебе рассказывала, как его заклинило. Кстати, он где-то там, на чердаке, сейчас и валяется.
– Едем обратно, – принял неожиданное решение Подлесный.
– Ой, а может, не надо? – капризно протянула Лариса. – Поехали, Димка, ко мне. Или куда-нибудь в кабачок. И оттопыримся нехило. А, Димка?
Дмитрий, не слушая её и не обращая внимания на двойную сплошную линию разметки, направил автомобиль на разворот и вклинился в плотный поток встречных машин.
У Бориса откуда-то взялся револьвер. Откуда? Кто-то привёз его ему. А кто это мог сделать? Теоретически – кто угодно. А практически? А практически это могла сделать Бояркина. Взять хотя бы её сегодняшние угрозы и нелепейшие обвинения в убийстве Бронова. К тому же она нашла Бориса.
Вот и выходит, что если заказ и был, то заказчицей, без сомнения, является ни кто иной, как Бояркина. Ухватить сейчас Бориса за задницу и сдать ментам. А Боря сдаст Бояркину. И пускай-ка посидит в тюряге, заказчица вшивая. Надо же, уже и до заказчицы доросла, жизнями распоряжается, бизнес-бледи!
Мерзко на душе стало у Дмитрия. Так мерзко, как давно уже не было. А ведь чудесно с ней было когда-то! Не столь экстремально, как с Ларисой, но страсть – была, чувство – было, душевность – была. Это уже потом…
– Чего загрустил, милый? – участливо заглянула ему в лицо Лариса. – Обложили со всех сторон – из-за этого? Но, может, прорвёмся? Я вот сильно и не переживаю. Напереживалась сегодня, а теперь не переживаю ничуть. Димка, скажи честно, ты поехал обратно, чтобы повторить наш аллюрчик?
***
Борис лежал на кровати, когда до него донеслись какие-то неясные звуки. Дмитрий и Лариса зачем-то вернулись? Забыли чего, что ли? И всё-таки надо выглянуть. Постанывая, он добрался до окна и бросил взгляд на участок.
И увидел парня в удлинённой кожаной куртке, который в эту минуту что-то говорил кому-то, находящемуся справа от него и невидимому из-за теплицы. В такую-то жару – в куртке? В следующее мгновение Борису всё стало понятно: он заметил дуло автомата.
Превозмогая боль, Борис заспешил к лестнице, ведущей на чердак. Забраться наверх, отыскать револьвер и попытаться защитить себя! Его заклинило в руках Ларисы, однако… Заклинило или не заклинило, но что-то делать необходимо. Жизненно необходимо!
Постанывая и скрипя зубами, Борис лез на чердак. И он совершил-таки труднейшее, пожалуй, в своей жизни восхождение. И револьвер нашёлся довольно скоро. Теперь попробовать что-то сделать!
Спустя минуту он уже знал, что оружие способно производить выстрелы, а следовательно, убивать врагов. Появилась надежда. По крайней мере, живым он не дастся. А если и умрёт, то кого-то прихватит с собою на тот свет. Убийц не меньше двух. Хорошо, если только двое их, а не больше.
Однако где же они? Борис в отчаянии глянул в сторону окна. Оттуда можно было бы и наблюдение вести, и стрелять. Но весь чердак настолько завален хламом, что, даже будучи двуногим, подобраться к окну непросто. А в его-то состоянии и подавно. Однако – надо. И снова – боль, приглушённые стоны и тихие ругательства.
