За столиком с Люксенштейном расположились двое: здоровый кавказец, на котором костюм сидел как на корове седло, и бледный мужчина лет сорока с нервным лицом и прозрачными пальцами. Кавказец лучился здоровьем, бледный мужчина выглядел так, словно готовился вот-вот отдать концы.
Кроме них, в зале никого не было.
– Юра, дарагой, – пробасил кавказец, – ты знаешь, я для тебя все сдэлаю, но зачем тебе эта бледная немощь? Опять малчишку подобрал. Собери дэвочек, блондинку, брунетку и рыжую – будет успех, глядышь, кагда-никагда и старика Ашота ласками порадуют… По очэреди, да?
Кавказец захохотал и стукнул Люксенштейна по плечу. «Бледная немощь» на сцене сглотнула и приготовилась упасть в обморок.
– Юрий Маратович, – мягко вмешался бледный мужчина, – я надеюсь, что ваш новый проект будет успешнее предыдущего. Мы уважаем ваши чувства, но Голицын – это же просто насмешка! Пора создавать артистов, за которых не будет стыдно, это и вам, и нам полезно. Откаты будут больше, объяснений меньше. Публика ведь не совсем идиотка сейчас. Сколько бы мы ни вкладывали денег в Голицына, залов он не собирал никогда. Это вам не Алмазов. Ашот где-то прав, возможно, вам следовало создать женский коллектив, это же проверенный вариант…
– За девчонками глаз да глаз нужен, – мягко возразил Люксенштейн. – Они толстеют, худеют, залетают, выходят замуж, состав приходится обновлять… Я решил создать звезду, которая будет моей вечной собственностью, будет заглядывать мне в рот и благодарить за все, что я для него сделал. И этот мальчик может стать таким. Конечно, он еще сырой, не умеет держаться перед камерами, кривляется не по делу, но я выбью из него дурь. Главное, у него есть потенциал затмить многих состоявшихся звезд! Молодой, привлекательный, талантливый – вот три составляющих успеха, плюс капиталы спонсоров. Мы уже заключили соглашение с Боталовым, а это многого стоит…
– С Боталовым? – нервно дернулся болезненный. – Только не говорите, что…
– Ну да, – отмахнулся Юрий. – Права на проект мы поделили поровну.
– Балшой риск, – предупредил Ашот. – Это сирёзный товарищ, такому палец дай, он всю руку откусит. Но чем черт нэ шутит… От нас чего хочишь?
– Мне нужны будут ротации в хит-парадах, – медленно начал Юрий. – Но сперва – лидирующее место в музыкальном конкурсе, не обязательно первое, но не ниже четвертого. Нужно чтобы песню крутили на радио каждый час, чтобы она в зубах застряла у всех, клипы по телевизору на каждом музыкальном канале, ну и участие его в различных развлекательных шоу-программах, где звезда танцует, дерется на ринге или кривляется в цирке…
– Сделаем, – спокойно кивнул болезненный и, написав на салфетке некую заоблачную цифру, передал ее Люксенштейну. Тот посмотрел на нее, скривился и зачеркнул один ноль.
Болезненный покачал головой.
– Поверьте мне, сильно стараться не придется, – веско сказал Юрий. – Этот мальчик – не Голицын. Его будут любить даже даром.
– Так пусть споет уже, – махнул рукой кавказец и зычным голосом приказал куда-то в темноту: – Начинайтэ!
Невидимый за небольшой сценой диджей нажал на пару кнопок, и в зал полилась музыка – обычный легковесный мотив попсовой песенки, без особого смысла и подтекста.
Со лба Димки градом тек пот.
«К черту всех! Я – лучший!» – подумал он и запел.
Два последующих месяца Дима был очень занят – пропадал на студии, где записывал дебютный альбом. Люксенштейн был серьезен, но благодушен. Димку похваливал, но спуску не давал. За найденные сигареты ругал чуть ли не час, топал ногами, но быстро отошел. Глядя на успехи своего подопечного, Юрий понимал, что поставил на «правильную лошадку», которая скоро, галопируя, принесет ему главный приз.
Дима старался: репетировал до хрипоты, старательно выпевая ноты так, как требовала рыжеволосая бестия-преподаватель, не однажды лупившая ему по рукам линейкой. Больше времени ни на что не оставалось. Призрак сцены маячил прямо перед носом – оставалось лишь чуть-чуть поднажать…
Одолженные Егором пятьсот долларов, по словам Димки, «жгли ему ляжку», но встретиться никак не получалось. Егор пропадал на телевидении, его ненаглядная Аллочка уехала в Киев на съемки, ибо в Украине снимать кино было дешевле. Да и показываться в доме, где в любой момент Дима мог столкнуться с жаждущей мести Мариной, он не хотел…
За хлопотами и заботами Дима проморгал приход весны.
Два с лишним месяца интенсивной работы отпечатались на нем не лучшим образом. Он похудел, осунулся и постоянно психовал, так как работа в студии шла полным ходом, однако новый альбом был еще не готов. Люксенштейн запланировал его выход на осень. Димка впервые за время сотрудничества с продюсером устроил дикий скандал. Пара оплеух привела его в чувство, а дальнейшие действия Юрия и вовсе отбили охоту ругаться.
– Смотри сюда, сопляк, – зло сказал Люксенштейн и как котенка потыкал Димку носом в контракт, в бухгалтерские счета. – Ты принадлежишь мне с потрохами на пять лет, понял? И будешь делать то, что я тебе говорю. А если желаешь уйти – пожалуйста, держать не стану. Вот это ушло на твою раскрутку…
Димка всхлипывал и пялился на листочки, намертво сцепленные скрепкой. Цифры плясали перед глазами, сплетались в один клубок, пелена из слез мешала разобрать, что там написано. Язвительный голос Люксенштейна же продолжал:
– Вот столько ты мне должен за еду, одежду и прочие расходы. Это – стоимость записи в студии, работа педагогов, фотографов, стилистов… Я молчу про взятки, которые уже раздали, хотя ты еще нигде не появился… В тебя, кретина, вбухано уже почти двести тысяч долларов, и ведь это только начало. Будешь брыкаться – потребую возмещения денег по суду!
– Но я же не знал… – ныл Димка.
– А что ты вообще знал? – холодно осведомился Люксенштейн. – Ты вообще контракт прочитал?
Димка молчал. Он шмыгал носом и тупо рассматривал столешницу, боясь поднять голову. Глядя на уничтоженного противника, Юрий помягчел:
– Что? Поубавилось спеси? То-то же! Иди и займись каким-нибудь полезным делом, книжку почитай. Набирайся ума, а то перед журналистами опозоришься, когда тебя попросят процитировать классиков. Бери с Егора пример.
– Вы-то сами можете их цитировать? – огрызнулся Димка уже автоматически.
– Подерзи мне еще, сопляк… Иди отсюда! Завтра расскажешь какой-нибудь стишок, возвышенный и романтичный. Съезди к другу, пусть он тебе подберет что-нибудь попроще…
Но Димка к Егору не поехал.
Вот еще…
Марина то и дело подстерегала того на лестнице, кляузничала на него, Димку, грозила судом и заявлением в милицию. Диму это только забавляло. Он отправил ей телефон по экспресс-почте, присовокупив к посылке свое фото в лучшем прикиде и автограф. Егор позвонил на следующий день и, к вящему Димкиному удовольствию, рассказал, как Марина орала под дверями, требуя сатисфакции или, на худой конец, адреса, где проживал виновник. Егор молчал как Мальчиш-Кибальчиш.
Егор приехал поздно вечером, усталый, с плохо смытым гримом. Сунув Димке, у которого в холодильнике наблюдался полный штиль, сумку с продуктами, Егор сразу отправился мыться. Он явился в кухню в Димкином халате, шлепая мокрыми ногами по кафелю. Димка жаловался на продюсера, неумело стругал салат, резал копченое мясо, изображая из себя рачительного хозяина. Егор грыз яблоко и наблюдал за действом с усмешкой.
– Не знаю, чего он от меня хочет, – говорил Дима. – Уже записано шесть песен, пора появляться на телевидении, отдавать песни на радио, а он чего-то ждет.
– Ну, он всяко поопытнее будет в таких делах, чем мы, – успокоил приятеля Егор. – Наверняка у него есть отдел маркетинга или что-то подобное, есть люди, угадывающие нужную волну. Если он пока не запускает твои песни в эфир – значит, так нужно. Может быть, ждет, когда забудут про несчастного Голицына?
– Ха, да кому он нужен? – запальчиво выкрикнул Димка, резко повернувшись к Егору.
Нож выпал из его руки и закатился под стол. Димка с проклятиями начал шарить там руками, но извлек только клубы пыли, парочку разноцветных флаэров и закатившийся мячик для настольного тенниса.
– Юра давным-давно велел убрать его песни из ротаций на телевидении и радио. Влад на прошлой неделе давал сольник в Сызрани, говорят, не собрал даже половины зала. Юра при мне беседовал с твоим бывшим шефом и просил его «опустить» Влада в дерьмо по самые уши.
– Да, я читал этот материал, – равнодушно сказал Егор. – Настя постаралась на славу. Тупо, но живенько. Бедный Влад… Они ему все припомнили.
– Думаю, теперь ему конец, – радостно оскалился Димка и подвинул к Егору миску с салатом. – Хлеба дать?
– Не надо … Знаешь, наша публика очень милосердна. Как бы эта публичная казнь не вызвала нового интереса к Голицыну? Я читал комментарии на сайте: есть такие, кто его искренне жалеет.
– Ой, да брось, – скривился Дима. – Любовь фанатов недолговечна. Появляется новая звезда, и о старом кумире уже не помнят, если только он в расцвете лет, скажем, не разбился на машине или таинственным образом не выбросился из окна… Через год-два о Владе забудут. Уже сейчас его дела плохи, даже богатенький тесть не может помочь. Тягаться с Юрой тяжело, даже имея бабло. Мне недавно Илья рассказывал, что тесть Влада ссудил его деньгами, и тот пошел по композиторам и поэтам, репертуар искал.
