– Не густо старик. Хотя да: ты пару штук на прошлом сходняке сдал. Значит бабки есть. А, старик!
– Да есть, есть. Кончай базар при Мишке. Буду брать большой Поля Анки или пару миньонов Фэта Доминго. На прошлой сходке Вовчик предлагал.
– Чем слушать черных, лучше бы Пресли прикупил. В прочем дело твое.
– У меня вот посмотри:
И дядя Аркаша полез в свой портфель. Неторопясь вытащил пачку пластинок, пересчитал. Зачем-то закрыл один глаз, сощурился и отдал диски отцу.
– Ну ты даешь Аркадий! От лучшего друга заныкал диск! Давай я быстро катну его.
Но «катнуть» диск отец не успел. На лестничной клетке послышались голоса, зазвенел звонок, отец заметался по квартире, наводя порядок.
Потом махнул рукой, пошел открывать дверь.
Пришла мама с Ларисой.
Лариса с порога вокликнула: Что пока мамы нет, а вы пьете!
– Да нет, ты что! – виновато отозвался отец.
– Так точно! Не пьем! – мотнул головой дядя Аркаша и нечаянно ударился об стоящий на столе чайник.
– Ну все понятно. Веселье начинается! Идете на сходу! – то ли с вызовом, то ли с отчаянием произнесла мама.
– Ну не сердись, котик, – так отец называл маму, – мы всего только на часок. Обменяем и сразу назад. Вот и Мишку прогуляем.
И подхватив меня начал одевать штаны со шлейками. На голову тюбитейку, на ноги сандали. И я уже на лестнице.
Как мы добирались в парк я помню плохо. Отец всю дорогу что-то пытался объяснить дяде Аркаше. Тот его почти не слушал. Шел, размахивая руками, дымел сигаретой «Мальборо». Не пропускал ни одной красивой «тетки», отпуская вслед им комплименты. Некоторые из «тетек» крутили у виска пальцем, некоторые застенчиво хихикали, а одна даже остановилась и поманила дядю Аркашу пальцем. Дядя Аркаша ринулся к ней, но отец удержал его. Сказал, что запросто поймает какой-то «трипак». Так и шли. Возле самого парка к нам подошли трое «дядек» и попросили показать наши пластинки. Отец сказал, что ничего нет.
А когда отошли от них показал пальцем на заплаканную «тетьку» с распахнутым пустым портфелем у ног и кричащего рядом «дядьку»: «Дура!!! Я же сказал до «сходки» ничего никому не показывать! Куда они хоть побежали?»
Но тетька только плакала и отчаянно махала головой.
Но вот мы наконец пришли. «Сходка» встретила нас невероятным шумом, пестрением снующих туда-сюда «дядек», какими-то непонятными запахами и какой-то нервозностью, ожиданием чего-то.
Меня посадили на скамейку у центральной клумбы и сказали никуда не ходить.
Отец с дядей Аркашей расстегнули свои портфели, еще раз пересчитали пластинки, взяли их под мышку и с деловым видом ринулись в толпу.
Я сначала следил за ними, потом все закрутилось, перемешалось. Отца я уже не видел.
Нагнулся, поймал большого кузнечика, оторвав ему крылья пустил ползать по скамейке. Потом услыхал чириканье птенца в кустах и всецело занялся его поисками. Сначала сидя на скамейке, затем в кустарнике. Заигрался и не обратил внимание на наступившую тишину.
И лишь только громкий крик «атас менты» вернул меня на землю.
Боже, что тут началось! Раздирая кустарник, десятки людей ринулись прочь. Кто-то упал, кто-то кричал, кто-то звал.
Затем все побежали обратно, на ходу перепрыгивая через скамейки и клумбы. Сквозь невероятный шум я услышал крик отца:
– Мишка, ты где! Я ответил, но рев толпы поглотил мои слова.
Потом все как-то разом опустело. И я увидел дядю Аркашу, которого под руку вел милиционер к милицейскому бобику, который стоял невдалеке.
Дядя Аркаша сопротивлялся, упирался. Но не сильно, потому что к тому времени его сильно развезло. И как говорил отец: пьяному море по колено.
Я страшно перепугался. Выбрался из кустов, разом забыв о птенце. Сел на скамейку. И начал жалобно скулить.
Внезапно услыхал голос отца за спиной:
– Сынок, ты посиди тут еще, я сейчас. Я положу сзади в кустах свой портфель. Посмотри за ним.
Портфель я пододвинул к себе и зажал между ног. Глазами следил куда пойдет отец.
Отец пошел прямо к милиционеру.
Окликнул его: «Товарищ капитан отпустите вы его!»
Но то ли товарищ капитан не услыхал, то ли не посчитал нужным ответить или даже оглянуться – препровождение дяди Аркаши в «бобик» продолжалось. Некоторое время отец плелся за ними. Затем как-то подтянулся, распрямился и рыбкой бросился между дядей Аркашей и капитаном.
– А черт! – вскричал капитан, старшина ко мне!
Из раскрытых дверей бобика выскочил еще один милиционер, побежал, на ходу крича:
– Стоять! Стрелять буду!
Отец с капитаном качались в пыли. Капитан пытался вскочить, но отец хватал его за ноги. Дядя Аркаша качаясь из стороны в сторону, натыкаясь на скамейки, бежал прочь. Старшина в нерешительности остановился, решая в какую сторону бежать. Потом посмотрел на переполненный «стилягами» и «спекулянтами» «бобик» – побежал на выручку к капитану.
Тем временем капитан оправился от неожиданности. Ловким приемом заломил отцу руку за спину. Поднял его с земли.
На асфальте валялся распахнутый портфель дяди Аркаши. Часть дисков из него высыпалась.
Подскочил старшина. Со всего маха дал отцу затрещину. Потом что было силы пнул портфель ногой. Рассыпавшиеся диски стал топтать. Пластинки лопались и хрустели как тонкий лед под ногами.
– Что вы делаете! – закричал отец, – это же Утесов!
– А нам маланская музыка не нужна! Вишь – ты Мясоедовская улица! А Колымская не хошь! И продолжал топтать диски.
– А черт! – эта не ломается. Нагнулся, поднял ее, взяв в обе руки, ударил пластинкой отцу по голове. Пластинка осталась цела.
– Смотрите, товарищ капитан, не бьется!
– Долгоиграющая, – процедил сквозь зубы капитан, а ну пошел.
Наскоро собрав уцелевшие диски, старшина взял отца за свободную руку и вместе с капитаном повел его к машине.
– Стой! – с болью выкрикнул отец, у меня пацан остался!
– Мишка, бери портфель, иди сюда.
Полуживой от страха, волоча тяжеленный портфель, я поплелся за отцом, старшиной и капитаном.
Из машины выпрыгнули еще два милиционера. Отца пинком запихнули в переполненный кузов, туда же сел старшина. Меня вместе с портфелем втиснули между водителем и капитаном на переднее сиденье.
– В отделение, – приказал капитал водителю.
Машина чихнула, засопела, задергалась и поехала.
Как мы ехали, куда, по каким улицам, я не помню. Наверно, из-за того что мал был и мог видеть через стекло только верхние этажи домов, да верхушки деревьев.
Помню как машина остановилась в каком-то дворе, где пахло бензином и карболкой.
Помню растерянного отца, крутящего головой во все стороны и зовущего-Мишка! Ты где! Отзовись!
– Я тут папа!
Отец не слышал меня. Вокруг стояла страшная суета, крики мат, хлопанье дверей. Были слышны хлесткие удары, ноющий плач.
Все вокруг дышало какой-то безисходностью.
Милиционер за руку затащил меня в длинный, полутемный и прокуренный коридор. Посадил на скамейку у кабинета куда завели отца. И предоставил самому себе. Поначалу я сидел сам не свой от страха. Боялся поднять голову. Смотрел в одну точку – раздавленный окурок под ногами. Шум, суета вокруг куда-то ушли. Голоса доносились из ниоткуда. Что-то возле самого уха шепелявил старый дядька. От него неприятно пахло.
Дядька часто наклонялся ко мне. Пытался разговорить. Я отодвигался от него все дальше и дальше. Пока не оказался у самой двери кабинета, куда завели отца. Дверь кабинета была плотно прикрыта, но была настолько ветхой и тонкой, что я все прекрасно слышал.
Кто-то стучал на пишущей машинке. В паузах нудным голосом спрашивал о непонятных мне вещах, вроде «скажите привлекались вы, если да-когда, по какой статье», или «сдай своего кореша, а я на тебя я составлю «липу с повинной».
Другой голос-резкий и неприятный ругался матом:
– Я тебя… моржовый упрашивать не буду! Чьи пластинки? Твои! Бабки на дисках делал! Подписывай!
Но видать тот к кому обращались подписывать не хотел, потому что тут же послышался хлопок, как будто удар ногой по мячу, немного погодя – почти собачье скуление.
Потом раздался голос отца:
– Вы не имеете права так обращаться с задержанным. Ни я, ни этот парень не занимались спекуляцией. Мы обменивали диски.
Резкий и неприятный голос закричал на отца:
– Заткнись п… p, а то и ты получишь.
Нудный голос урезонил сослуживца:
– Сергей, успокойся. А то товарищ Анатолий жалобу на нас напишет. Прокурору. Анатолий у нас умный – папаша в органах работал.
И продолжил: – И так Анатолий – договорились?
– Ни о чем я с вами договариваться не буду!
– В портфеле диски мои, эти мне не подсовывайте. Пластинки менял. Где мой сын!
– Ладно… Толик. Посидишь-ка ты в КПЗ с дней несколько, пацана в детприемник сдадим, а там видно будет. Пошли.
