Муза оказалась куда настойчивее и деятельнее Лиски. И – ну, да – принципиальнее-бескомпромисснее. Если до ее появления Лиска втайне размышляла о том, как, никого всерьез не обижая, откосить от бестолкового и бесполезного вечернего мероприятия, то после того, как стишок был написан и переписан набело, мысли приняли совсем иной оборот. Как-то разом нашелся ответ и на Максово «как ты к нам попала?» и на Эльвирино «какого хрена ты с ними возишься?»
Потому что не было никаких «нас» и «их», не было между «мы» и «они» ни баррикад, ни частоколов, ни даже просто стен и запертых на несколько замков дверей. Было продуваемое насквозь поле, куда они – каждый сам по себе – выползли из блочных многоэтажных конур. И каждый искал свою тропку – как это банально… и как нетипично! Вместо того чтобы с понятным, определяемым размером подачки, упорством скакать дрессированными собачками по ступенькам вверх, они искали какую-то там тропку, может, давным-давно быльем поросшую. Находили – даже не ее, а только намек на то, что она когда-то здесь была. И шли по ней, то и дело теряя и отыскивая вновь. Испытывая силы свои и терпение. И каждый из них знал: если сумеет совершить что-то сверх сил, то найдет уже не тропку, а дорогу. Пусть не автобан и не шоссе, но хотя бы надежную бетонку, как на подъезде к «Алым парусам»… или потрескавшийся, рассыпающийся асфальт… пусть даже размытую-раскатанную грунтовку, как возле палаточного лагеря.
Легко сказать – «что-то сверх сил». Понять бы: что именно? и где он, предел сил? и что там, за этим пределом?
А ведь каждый из них, если вдуматься, испытывает свои силы. Даже мадам Мутная, для которой, судя по всему, рвануть из столицы в провинцию, да еще в глушь глухую, – уже подвиг. Даже потомственный бюрократ Стас, выбравший из всех возможностей потешить самолюбие самую рискованную. Да, взялся за новое дело, да, провалил – но ведь взялся же! Даже Борюсик, пожертвовавший белыми штанами ради сомнительной авантюры, а потом оставшийся в лагере, в холоде-голоде, вместо того, чтобы преспокойно свалить в город на чиновничьей «Волге».
А кто сказал, что испытывать силы можно только штурмуя горные вершины? Ребенок, что промеряет глубину лужи, рискуя провалиться до колен, испытывает свои силы. И может быть, самую капельку – везение: промочит ботинки или не промочит, нагорит от мамы или нет…
… – Лиза, ты смотри там, не загуляйся. К десяти чтобы дома была.
– Ладно, мам! – крикнула Лиска уже на бегу – до девятнадцати ноль-ноль оставалось каких-то десять минут.
Надо сказать, на итоговую встречу явились немногие. Конечно же, присутствовали команданте де Ла Варгас, Нестор и Эльвира, все трое – донельзя довольные жизнью, можно сказать, счастливые в превосходной степени. Варгас напевал себе под нос «Hasta siempre Comandante», анарх и робеспьеристка-феминистка мирно беседовали о наиболее предпочтительных для парков видах зеленых насаждений, именуя их не иначе как по-латыни… ботаники, однако! Толком послушать-поудивляться Лиска не успела, потому как ленивой походочкой праздношатающегося к ним приблизился Борюсик. Вот уж кого она не ожидала увидеть! На Борьке был практичный темно-серый костюм не первой молодости. Умница, Семин, сделал оргвыводы. Перестраховался, конечно, вряд ли кто-то из них сегодня возжаждет новых приключений, но все-таки…
– Что, Борис, готовишься к покорению новых высот авангардизма? – Лиска уже начала привыкать к тому, что Максим озвучивает их общие мысли.
Не дожидаясь ответа, Макс перевел разговор в конструктивное русло:
– Так, братва, меня супруга только на два часа отпустила, у нее сегодня по плану заготовка огурчиков, поэтому давайте-ка без долгих вступительных слов.
– Так их говорить пока некому, ни долгих, ни каких бы то ни было вообще, – Лиска вздохнула – и сама не поняла, с грустью или с облегчением.
Стас опоздал почти на полчаса, помялся, извинился, проинформировал, что Настя не придет (постарался, чтобы это прозвучало как будто бы между прочим, но видно было, насколько он уязвлен бойкотом), и нарочито бодро объявил:
– Нас не очень много собралось, но, думаю, мы правомочны принять постановление слета…
– Как самые авангардные из авангардистов, – заключил Макс. – Ладно, тебя ж все равно не вразумишь, говори, чего ты там понапридумывал.
Макс оказался прав – у Стасика имелась домашняя заготовка. Ясно, что отнюдь не огурчики. А черновой вариант постановления, аккуратненько, чуть ли не печатными буквами, записанный в блокнотике.
Стас уселся на скамейку и начал читать – с выражением, с паузами, как полагается опытному докладчику. Первые две минуты Лиска честно пыталась слушать и вникать, но потом ее внимание переключилось на маленькую, еще совсем бледную звездочку – первую звездочку сегодняшнего вечера. Почему-то вспомнились рыбка, запрыгнувшая на катамаран, и глупая мысль, ну совсем-пресовсем дурацкая, потому как нешутейная: надо было не сразу рыбку отпускать, а сперва исполнение желания стребовать. А чего бы такого она, Лиска, могла пожелать?
И тут компания, что топталась вокруг соседней скамейки, приспособленной под столик, решила, что пришла пора перейти от поглощения пива и чипсов к увеселительной части. Бубух! – и в небо, норовя допрыгнуть до испуганно трепещущей звездочки, взвились кичливо яркие звезды китайских фейерверков. Взвились, чтобы мгновение спустя ринуться к земле, но так и не упасть – истаять.
Интересно, когда падает звезда столь сомнительного происхождения, можно загадать желание?..
…Можно-то оно можно, но лучше бы не надо.
Мысль едва коснулась сознания, но после нее в душе осталось послевкусие, как во рту – от прогорклого подсолнечного масла… которое разлила не иначе как Аннушка…
Что-то подобное ощутили в этот момент все семеро.
Но только у команданте де Ла Варгаса сработал внутренний высокоточный прибор измерения степени угрозы, стрелка которого нервозно задрожала на отметке «Пожар в борделе» – и замерла на следующем делении: «…во время наводнения».
И только Максим сумел облечь общие ощущения в слова:
– Ну, Лиска, нюхом чую, что встреча с мамонтами была бы не худшим из вариантов…
