Крушинов перестал грести, аккуратно сложил вёсла, затем, поднатужившись, сбросил в воду когтистый якорь и Наташа наклонилась вперёд, стараясь в полутьме рассмотреть, бегущую под воду верёвку.
Когда лодка встала на якорь, Крушинов неторопливыми, отработанными до автоматизма движениями принялся разворачивать рыболовные снасти. Он собрал три удочки, прикрепил к ним леску и, наживив крючки, забросил их в море.
Увидев, что уже заметно посветлело, Виноградов попросил ассистента подготовить камеру к съёмке и Игорь тут же принялся за работу.
Здесь на море, рано утром, в небольшой лодке, которая могла каждую минуту зачерпнуть бортом воду, Виноградов чувствовал беспокойство, а что уж и говорить о девушках. Однако, вопреки его ожиданиям, Наташа, поудобней устроившись на скамье, внимательно следила за поплавками, а Татьяна что-то сосредоточенно писала в журнале и изредка поглядывала на Беляева, который быстро собирал камеру.
Рассвет набирал силу, скоро должно было взойти солнце и девушки, сидевшие на корме лодки, смотрелись силуэтами на фоне светлого неба. Виноградов усмехнулся, глядя на этих, так непохожих друг на друга подруг. Длинные светлые волосы Наташи резко контрастировали с тёмным ёжиком причёски Татьяны. В одежде они тоже заметно отличались и если Наташа одевала джинсы, то Таня обязательно появлялась в мини-юбке, но в суждениях они неизменно поддерживали друг друга, вероятно из-за женской солидарности.
Беляев, наконец, зарядил камеру, подключил её к аккумулятору и передал оператору. Виноградов скомпоновал кадр и начал снимать бледное лицо Наташи, чётко выделявшееся на фоне тёмного моря. Шум работающей кинокамеры затерялся среди грохота морских волн и никто не обратил внимания на то, что оператор начал съёмку.
Крушинов, тем временем, поймал первую камбалу, затем вторую и после этого казалось, что он только тем и занимался, что снимал с крючков очередную рыбу. Наташа по-детски радовалась удачной ловле, но заметив, направленный на неё объектив кинокамеры, пыталась сохранить на лице грустное выражение. Игорь Беляев подсвечивал лицо актрисы маленьким прибором, а Татьяна после каждого кадра подносила к её лицу хлопушку с новым номером.
– Игорь, постарайся держать луч прямо на лице актрисы, – оператор говорил, не отрываясь от окуляра камеры.
– Так ведь качает, Александр Михайлович.
– Таня, убери хлопушку сразу же после включения камеры, иначе мы теряем много плёнки, – оператор снимал, присев на дно лодки.
– Хорошо, я постараюсь.
Ветер заметно крепчал и всё больше волн с грохотом ударялись о борт лодки. Виноградов вопросительно взглянул на Крушинова, но тот продолжал заниматься своим делом. Видя спокойное поведение рыбака, оператор решил продолжать съёмку. Он поставил на камеру широкоугольный объектив и начал снимать разбушевавшееся море. Волны с белыми гребнями вздымались всё выше и только после того как они начали перехлёстывать через борт, грозя затопить лодку, Крушинов неторопливо собрал рыболовные снасти, затем поднял якорь, развернул лодку и стал грести к берегу.
Виноградов закончил съёмку и Игорь Беляев сразу же упаковал камеру в кофр, а кассеты с отснятой плёнкой тщательно завернул в полиэтиленовые пакеты. Наташа и Таня, уже совершенно мокрые, со слипшимися от морской воды волосами, сидели прижавшись друг к другу, стараясь сохранить остатки оптимизма.
– Хватит дрожать, девочки! – вдруг резко сказал Крушинов. – Возьмите ковш под сиденьем и начинайте вычерпывать воду.
Девушки сразу же принялись за работу, которая должна была отвлечь их от тревожных мыслей, но ковш с водой оказался тяжёл для женских рук и его сразу же перехватил Виноградов, а затем и Игорь Беляев включился в работу. Они без конца вычерпывали воду, но высокие волны всё чаще перехлёстывали через борт и все, кто находился в лодке, были совершенно мокрые. Особенно доставалось девушкам и они, дрожа от холода, прижимались друг к другу.
А Пётр Крушинов всё грёб и грёб, ни на секунду не останавливая размеренного движения вёсел. Они шли к берегу, немного отстав от нескольких лодок которые виднелись впереди тёмными силуэтами. Рыбак точно рассчитал свои силы и лодка подошла к причалу, когда на море начался настоящий штор. Промокших и уставших пассажиров вывели из лодки и сразу же укутали в тёплые одеяла.
– Игорь, подготовь материал к проявке, – уже на ходу крикнул Виноградов и, подхватив тяжёлый аккумулятор, направился в гостиницу.
В подошедший микроавтобус загрузилась вся киногруппа и благополучно добралась до базы. Уже через час, переодевшись и согревшись, они собрались в ресторане и с улыбкой вспоминали шторм и лодку, и то, как усердно они вычерпывали воду. Шум и разноголосица переливалась от стола к столу и только Пётр Крушинов молча пил тёрпкое красное вино.
После еды все разошлись по своим комнатам и Виноградов, осознав всю глубину опасности, которой они подвергались, устало пробормотал:
– А ты, Виктор был всё-таки прав, когда просил, чтобы тебя взяли в море.
С тобой я чувствовал бы себя увереннее.
– Вот, вот, Александр Михайлович, – убеждённо воскликнул Кравцов. – Я всегда стараюсь говорить правильные вещи, а вы мне не доверяете!
– Доверяй, но проверяй! – уже почти засыпая пробормотал Виноградов.
Следующие два дня съёмочная группа ничем существенным не занималась, так как для съёмок очередного эпизода требовалась солнечная погода, а над городом нависли тучи и шёл мелкий, противный дождь. На третий день произошло событие, порадовавшее всех участников экспедиции: на базу прибыли машины спецтехники. Здесь был и «камерваген» – специально оборудованный автобус для перевозки операторских принадлежностей, звукооператоры получили «тонваген» – автомобиль для мобильной записи звука, а к осветителям пришла передвижная электростанция – «лихтваген», что дало им возможность включать множество осветительных приборов.
В начале ассистентов смущали немецкие названия специализированных машин, но с лёгкой руки Виктора Кравцова, который перевёл слово «камерваген», как вагон для камеры, они привыкли к этому названию и, пользуясь дословным переводом, никого кроме оператора в машину не пускали. Теперь аппаратура заняла своё место на нижней полке, выше разместились кофры с оптикой, а тяжёлые аккумуляторы были поставлены на пол автобуса, что прибавило ему устойчивости.
На побережье с каждым днём становилось всё теплее и члены съёмочной группы, выходя утром на улицу, внимательно рассматривали небо, ожидая появления солнца. Но погода их не баловала: с моря дул сильный ветер, нагоняя на берег массу тёмных туч, часто лил дождь и сразу же становилось холодно.
Ребята из операторской группы собрались в одном из номеров гостиницы и бесцеремонно стучали в домино не жалея стола и своих ладоней. Грохот в коридоре стоял такой, что Виноградов, подходя к номеру подумал, что ему слышится артиллерийская канонада.
– Привет, гвардейцы, – сказал он, подходя к шумной компании. – У меня есть для вас приятные новости.
– Какие же? – заинтересованно спросил Кравцов, не отрываясь от игры.
– Может быть, когда разговор идёт о работе, вы прекратите свой перестук? – негромко сказал Виноградов и что-то жёсткое в его интонации заставило ребят приостановить игру.
– Синоптики обещают на завтра солнечную погоду и мне бы хотелось чтобы у нас всё было готово к съёмке.
– Оператор приказывает – мы выполняем! – бодро откликнулся Игорь Беляев. – Но даже, если бы съёмка должна была начаться немедленно, я бы не удивился, а доложил о своей готовности.
– Ты уже зарядил кассеты и проверил аккумулятор?
– Я не был бы ассистентом Александра Виноградова, если бы аппаратура доверенная мне, не была бы готова к съёмке!
– Ой, какой трепач! Я просто не могу! – с издевкой произнёс Кравцов.
– Виктор, а ты договорись пожалуйста с осветителями по поводу приборов, – обратился ко второму оператору Виноградов. – И пусть отгонят «лихтваген» подальше, а то задымят всю площадку.
– Сделаем, – бодро откликнулся Кравцов.
– Благодарю за службу, – улыбнулся Виноградов и направился в комнату режиссёра.
Светланов уже два дня отлеживался в постели, жалуясь на боли в сердце, но услышав о хорошем прогнозе синоптиков, встрепенулся.
– И мы сможем снимать?
– Мы должны обязательно это сделать, – Виноградов присел к столу и начертил на листе бумаги схему съёмки. – Просвет в тучах будет недолгим, но нам надо успеть снять восход солнца и пробег Наташи по берегу моря.
– Да, конечно, – оживился режиссёр. – Вам надо продумать с каких точек будет вестись съёмка, а я отрепетирую с актёрами сцену.
– Мы будем снимать двумя камерами и постараемся тщательно подготовиться к съёмке, – Виноградов поднялся. – А вы поправляйтесь скорее.
Он покинул комнату режиссёра в твёрдой уверенности, что к моменту съёмок тот встанет на ноги. После обеда, гуляя с Наташей по набережной, Виноградов рассказал ей о планах на съёмку. Однако это не вызвало радости у актрисы. Откинув волосы привычным жестом и хмуро взглянув на море, Наташа сказала:
