Вскоре он ощутил себя возле стола. Перед ним фуражка с кокардой. Два черных глаза под густыми бровями. Пухлые синеватые губы что-то ему говорят.
– Что ж это, лев, а без билетика ездите?
– Понима-а-ете-е йя не-е-е из зо-о-опарка, я только ин-н-но-окенн-ти-и-ия хотел отвезти…
– Гляди, Макарыч, так он же в жопу пьян! Вызывай машину! Этого в участок!
– Нне-е-е-е надо… в участок…
– Третий, третий, вызывает пятый! Клетку нам на остановочку! Заяц тут в стельку пьяный попался. Мы на проспекте Мира на углу Космонавтов… Давай. Ждем…
– Начальник… не-е-е надо космонавтов… я не-е марси-и-анин…не надо к-клетку… н-не хочу в з-зо-опарк…
– Усади-ка его в кресло, а мне следующего давай…
Перед глазами опять коричневая, обитая дерматином лавка… Женщина перед человеком в фуражке… Зашли два мента.
– Вот этот… Забирайте его…
Железная клетка уазика. Маленькое зарешеченное окно. Напротив узкое сиденье для одного человека. Хлопнула дверь. Куда-то везут. На кочках трясет. Поворот… Опять поворот… Открывается клетка.
– Приехали! Выходи!
Какая-то комната. Стол. Деревянная лавка. Стены обиты ДВП до половины. Дальше краска. Почему-то салатовая.
– Что это за голова у тебя?
– Иннокентий Петрович… Мое произведение…
– Ты что, художник?
– Скульптор…
– Дай-ка его сюда! А то разобьёшь…
– Не дам… отпустите меня…
– Куда этого с головой?
– Давай пока в обезьянник! Только каску с него сними.
– Не надо каску снимать… вы не имеете права…
– Уберите руки! Оставьте!
– Гляди! Сопротивляется! А ну-ка, руки ему подержи!
– Ты что, блядь, делаешь!!!
– Ах ты, сволочь! Брыкается!
– Убери карявки, козел!!!
– Ах, я козел? Иван, сюда! Помоги!
– Блядь!!! Голова разбилась! Иннокентий Пет…
– Ах ты, сука! Драться надумал! Давай! Давай! Дубиналом его!
– Руки!!! Руки крути! Сильный гад попался! За спину, за спину давай!
– Козлы!!! Фашисты!!! Что ж вы делаете?!
– Ах ты, паскуда! Ну ты у меня сегодня ласточкой полетаешь!
– Крути!!! Крути!!! Наручники быстрей! Дай ему еще раз!
– Ласточку! Ласточку давай! Ноги держи! Пристегивай! Фу ты, черт! Во, сука!
– Гестапо!!! Животные!!! Вы за это ответите!
– Дайка ему по зубам! Чтоб не вякал!
– В обезьянник тащи! Еще немного! Ах ты, мразь! Еще и кусается!
– Двинь ему еще пару раз! Пшикни в морду газком, пусть полетает!
– Фу, вонь пошла! Дверь быстрей закрывай!
Последнее, что Андрэ еще помнил, – холод бетонного пола на щеке, на котором, изогнувшись всем телом, он лежал с пристегнутыми к ногам за спиной руками. Наручники больно сдавливали щиколотки и запястья, а из глаз катились большие, размером с горошину слезы. Слезы горечи от едкого газа, смешанные с горечью немого вопля обиды. Шелома на его голове уже не было…
Он очнулся от легкого толчка в плечо. Открыв глаза, Андрэ обнаружил склонившееся над ним обезьяноподобное существо. Это был совсем маленький человек, с коротенькими дугообразными ножками, смуглой кожей и почему-то совершенно обнаженным телом. Его потемневшее лицо походило на скукожившийся, изъеденный морщинами подвявший фрукт. Заметив его пробуждение, существо встрепенулось, мелкими кривыми шажками подбежало к темной металлической двери и, потрясая обвисшими между ног яйцами, принялось громко барабанить по ней кулаками.
«Где я? Почему? Кто это?» – мелькнуло в голове. Андрэ попробовал пошевелиться, но с ужасом ощутил, что его руки и ноги к чему-то привязаны. Почти голый, в одних трусах, он лежал под простыней на кровати в узкой незнакомой комнате. Он попытался что-то припомнить, как вдруг все произошедшее накануне резкой болью обрушилось на него. Шелома на голове больше не было! Осознание случившегося придавило его к земле с такой силой, что он, не выдержав, заревел как раненый лев. В этом реве было столько отчаяния, ненависти, злобы, что обезьяноподобный отскочил от двери и испуганно уставился на него.
Неожиданно металлическая дверь открылась, и в комнату вошли еще два существа в белых халатах.
– Ты что орешь? – недовольно спросил один. – А тебе чего? – Он строго зыркнул на стоявшего у двери обезьяна.
– Посцат хочу!
– Отведи его! – кивнул он другому халату.
– Где я? – спросил Андрэ сдавленным голосом.
– Как где? В раю! Ха-ха-ха! А мы архангелы! – Он подмигнул второму. – Во нажрался! Даже как в рай попал, не помнит!
– Почему я привязан?
– Потому что буянил! Ты к нам вообще ласточкой прилетел!
Тут на соседней кровати за спиной Андрэ кто-то громко и тяжело замычал.
– А ты чего мычишь? – существо в белом прошло в глубину комнаты. – Лежи тихо, не то тоже скрутим.
– Развяжите меня! – тихо попросил Андрэ.
– Развяжем, когда время придет! – архангел повернулся к входу и громко хлопнул за собой дверью. Через минуту она на мгновенье снова открылась, и обезьяноподобный, быстро просеменив босыми ножками по комнате, плюхнулся на кровать.
Андрэ попробовал, насколько смог, повернуть голову, чтоб понять, где он находится. Комната была узкая и довольно длинная. Вдоль стен одна за другой стояли низенькие металлические кровати. Сколько их пряталось за спиной, сосчитать он не мог. Но та, что стояла впереди, в этот момент пустовала. Справа, ближе к двери, располагалось большое окно. Со стороны комнаты на нем висела металлическая решетка. Стекла почти доверху покрывала белая краска. Лишь на форточке краски не было, и по темноте за окном можно было предположить, что сейчас уже ночь или поздний вечер. Кто еще находился в комнате, Андрэ не разглядел. Но точно кроме него здесь присутствовали человек-обезьяна и некто мычащий.
Пошевелив руками, Андрэ ощутил, как сильно они затекли. Две веревки туго прижимали их к боковым стойкам кровати. Лежать в такой позе было мучительно, а кроме того, во рту совсем пересохло, ему страшно хотелось пить, и жажда, смешиваясь с физическими и моральными муками, складывались в одну большую нестерпимую боль.
«Где я? – пытался представить Андрэ. – Мужик в белом сказал, что в раю. Но на рай не похоже, скорее на чистилище. Наверное, в преисподней такие шутки. Но это точно не ад. В аду должно быть жарко. Давеча поп пугал вечным огнем, а здесь стоит жуткий холод. Форточка открыта настежь, и из нее невыносимо сквозит. Нет, это точно чистилище. Сейчас придут архангелы и заберут каждого куда следует. Меня, скорее всего, в ад. Не думаю, чтоб перед дверями рая человека привязывали к кровати. А этого обезьяноподобного, наверное, в рай. Недаром он ходит здесь совсем голый. Да и «посцат» его выпускают. Настоящая невинная божья тварь. Воистину человек-уродец, наивный, с незамутненным рассудком, простой, как полено, – таких Господь любит.
А этот мычащий, наверное, еще под вопросом. Видимо, не решили, куда его, вот он и воет, душа мучается. Интересно, кто из них Михаил, а кто Рафаил. Думаю, Рафаил тот, что добрее. Все время усмехается. А тот, грозный, скорее всего Михаил. Он здесь главный специалист по чертям. Наверное, накладные на ад собственноручно визирует.
И все же! Где я? Это психушка? Палата для буйных? Но почему привязали только меня? В психушке должен быть ужин. Нянечки ходят с пилюлями и шприцами. Психиатры в очках. Эти два типа не похожи на психиатров. Скорее, на мордоворотов. Может, тюрьма? Но почему кровати, белые простыни. Где параша? В тюрьме обязательно должна быть параша. Черт возьми! Когда они развяжут? Холодно».
Внезапно дверь в комнату открылась, и на пороге снова показались архангелы.
– Ну что, бузить больше не будешь? – спросил Михаил.
– Развяжите меня!
– Ну, смотри! А то мигом скрутим! – подойдя к кровати, он развязал веревки.
– Где я?
– Как где! В вытрезвителе!
– А где мой Шелом? – Андрэ приподнялся.
– Какой еще Шелом?
– Золотой, со львами!
– Гляди, Рафик. Так поддал, что не помнит, где каску потерял! Ха-ха-ха! Не знаю! Когда выпустят, все фенечки, что при тебе были, обратно получишь.
– Но я уже протрезвел! Отпустите меня!
– Сейчас нельзя! Утром врач придет, освидетельствует, тогда выпустим!
– Но послушайте…
– Все! Разговор окочен!
– Но хоть «посцат» дайте!
– Ладно! «Посцат» можно. Пойдем!
Вернувшись в палату, Андрэ обнаружил, что за его кроватью стояли еще три ряда металлических шконок, на которых кроме парнокопытного и примата спало еще одно млекопитающее пока неизвестного ему вида. Свернувшись от холода клубком, Андрэ залез под простыню и постарался заснуть, чтобы тоскливые мысли хоть на время оставили его.
Он проснулся от громкого стука. Теперь перед металлической дверью, со всклокоченной шевелюрой, в одних семейных трусах стоял травоядный. Неуклюже пританцовывая на месте, он громыхал по ней кулаками, а по неловким движениям было заметно, что Бахус еще не покинул его. Сон больше не шел. Андрэ ворочался с боку на бок, но это не помогало отделаться от назойливых, уже совсем протрезвевших мыслей. Они повылезали из темных каморок сознания и бесчеловечно, с особым садизмом терзали его.
