– Здрасте, отец Борис, у вас все в порядке?
– Вашими молитвами, Илья Иосифович, все слава Богу. Что-то вы сегодня раненько пожаловали, прихожу к ранней обедне, а мне пономарь докладывает, что вы уже в бухгалтерии.
– Надо подготовиться, фининспекцию из Москвы ждем. Вот и пришел пораньше еще раз проверить, чтобы все чики-чики было, – важно заявил староста.
– Помилуй Бог! Так ведь никогда такого не было, чтобы из Москвы инспекция.
– Готовят новое изменение в законодательстве о культах, вот и посылают с проверкой.
– И что, вот так предупреждают, что с проверкой едут?
– Нет, держат в секрете, об этом отец Никита узнал. У него тесть в Москве там работает, – указал пальцем куда-то в небо Кислицкий.
– Кому же вы поверили, Илья Иосифович? Он же всех разыгрывает.
– Да он при мне из бухгалтерии в Москву звонил и разговаривал.
– А вы проверьте на телефонной станции, были ли с Москвой разговоры. За эти сорок дней, что он у нас практику проходит после рукоположения в сан священника, я и не такое от него слышал. Вот давеча опоздал на службу, я ему: «Вы почему опаздываете?» А он смотрит мне прямо в глаза и говорит, что был вынужден подвезти до Дворца спорта Аллу Борисовну Пугачеву на концерт. Я аж опешил: «Как так?» – говорю. А он рассказывает: «Еду я на службу, смотрю – Алла Борисовна стоит на обочине, голосует, ну я, естественно, по тормозам. А она: «Голубчик, выручай, опаздываю на концерт, а у меня машина сломалась, а там две тысячи зрителей ждут». Ну как я мог отказать известной народной артистке?!»
– Точно, – подтвердил староста. – Пугачева сейчас с гастролями в нашем городе.
– Да я это и сам знаю. Кругом афиши. Только подумайте, что это она одна по городу ездит? Да ее целая кавалькада машин сопровождает. А сколько других примеров его так называемых шуток? Диаконы наши всегда пользуются ингаляторами, использованных от них баллончиков много скопилось в пономарке. Так он что учудил: взял эти баллончики и покидал в печку. Алтарник стал в печке угли разжигать для кадила, а баллончики начали взрываться. Бедный пономарь три дня к печке не мог подойти. Говорит, что бес там сидит. А он не в печке сидит, а в отце Никите. Недавно что сотворил: приносит в алтарь красивую коробочку, на ней написано: «Ладан Ливанский», а внизу наклейка: «Made in Paris». Диаконов предупредил, чтобы они из этой коробочки ничего не брали. Диакон Петр не вытерпел и украдкой подсыпал из коробочки себе в кадило, выходит кадить на амвон, а певцы на левом клиросе чуть не задохнулись. В коробочке оказался нафталин от моли. Стали ругаться, а отец Никита смеется: я же предупреждал, чтоб из этой коробки ничего не трогали.
У старосты нарочитой серьезности как не бывало; пока настоятель рассказывал, он смеялся до слез, потом резко посерьезнел:
– Но если он надо мной вздумал шутить, к уполномоченному пойду, я слышал, что его из семинарии выгнали за что-то, сколько ему, кстати, лет?
– Да сопляк еще, всего двадцать два года. А из семинарии его тоже за шуточки выгнали.
– Ну-ну, что там он натворил?
– Назначили к ним в семинарию нового преподавателя по предмету «Конституция СССР». Преподаватель солидный. Отставной подполковник, в армии был замполитом полка, ну, конечно, человек светский, в религиозных вопросах не разбирается. Его предупредили, что перед началом урока дежурный по классу должен прочесть молитву. Обычно читается «Царю Небесный», даже если медленно ее читать, то на это уйдет не более пятнадцати-двадцати секунд, но какая молитва и сколько она читается, его не предупреждали. Приходит на первое занятие, дежурным как раз был Никита. Открывает наш шутник Псалтирь[110] и давай подряд все кафизмы[111] шпарить, на пол-урока. Подполковник думает, что так положено, стоит ждет, с ноги на ногу переминается. А после занятий в профессорской у инспектора спрашивает: почему у вас такие молитвы длинные, на лекцию время не остается. Все тут и выяснилось.
В это время отец Никита, не подозревая, что о нем идет речь, подобрав полы рясы повыше, через две ступеньки летел по лестничным маршам колокольни на звонницу собора. За ним еле поспевал его сверстник, звонарь собора Алексей Трегубов, студент консерватории по классу народных инструментов. Когда выскочили на звонницу, спугнули несколько голубей, до этого мирно ворковавших под крышей колокольни.
– Ух ты, Лешка, красотища какая, сколько здесь метров до земли?
– Не знаю, – пожал тот плечами.
– Сейчас узнаем; я плюну, пока плевок летит, посчитаем и перемножим на скорость. – И отец Никита тут же плюнул.
– Ты что, Никита, делаешь, вон внизу староста с настоятелем стоят, что если попадешь? – всполошился Алексей.
– Если попадем на лысину Илье Иосифовичу, то полтора метра придется из общего расстояния вычесть.
– Он тебе тогда сам вычтет, но уже из твоей зарплаты, а меня, пожалуй, и уволят, проживи тогда попробуй на одну стипендию.
– Да, на дождик списать это не удастся. – Отец Никита задрал голову вверх, увидел сидящих голубей. – А вот на птичек можно. Кыш, кыш, – махнул он на них рукой, но видя, что это на них не действует, подбросил вверх свою скуфью.
Голуби взлетели и стали кружить вокруг колокольни. Отец Никита подобрал на полу щепочку, стал ей сковыривать свежий голубиный помет и пулять им в старосту и настоятеля. После двух промахов старания его увенчались успехом, помет угодил Илье Иосифовичу прямо на лысину. Тот с отвращением смахнул его рукой, выругался нецензурно:
– Всех этих голубей к… прикажу потравить, от них один вред.
Отец Борис, краешком глаза успевший заметить мелькнувшие на колокольне две фигуры, констатировал:
– Божьи птицы здесь, по-видимому, ни при чем, пойдемте, Илья Иосифович, посмотрим, кто на колокольне шалит.
Когда отец Никита и Алексей, радостно хохоча, прыгая через три ступеньки, спустились с колокольни, они столкнулись с разъяренным старостой и нахмуренным настоятелем.
На следующий день отец Никита сидел в кабинете владыки, понурив голову, что должно было в его понимании выражать раскаяние.
– Ну и что, отец Никита, прикажешь мне с тобой делать? – сказал архиерей как бы самому себе и замолчал, глядя поверх головы сидевшего против него отца Никиты. Так он сидел минуты две, молча перебирая четки. Никита, понимая, что вопрос архиерей задает себе, тоже молчал, ожидая решения архиерея. – Вроде умный парень, – продолжал рассуждать владыка. – Отец вон какой серьезный, уважаемый всеми протоиерей. Я помню, когда мы с ним учились в семинарии, он для нас был примером для подражания. В кого сын пошел, ума не приложу. – И архиерей посмотрел прямо на отца Никиту. – Из семинарии тебя выгнали, настоятель недоволен тобой, староста уполномоченному пожаловался. Что бы ты на месте архиерея сделал?
Отец Никита понял, что надо что-то сказать.
– На этот вопрос, владыка, я смогу ответить только тогда, когда доживу до вашего возраста, а сейчас со смирением приму ваше любое решение.
– «Любое решение», – передразнил его архиерей. – Умен не по годам, а детство в голове играет. Отца твоего не хочется огорчать. Решил послать тебя настоятелем в Покровскую церковь города Кузьминска. Там всем заправляет бухгалтерша, ставленница горисполкома[112]. Сущая стерва, уже не одного настоятеля съела, еще почище старосты собора Ильи Иосифовича будет. Посылал им недавно хорошего настоятеля, протоиерея Николая Фокина, полгода не прослужил, так подставила, что уполномоченный регистрации лишил. Вторым священником там служит протоиерей Владимир Картузов, батюшка смиренный, безобидный, но настоятелем ставить нельзя: к рюмочке любитель прикладываться.
Покровская церковь города Кузьминска находилась недалеко от железнодорожного вокзала посреди старого кладбища. Храм был небольшой, каменный, во всем районе единственный. По воскресным и праздничным дням народу набивалось столько, что многим приходилось стоять на улице. Отец Никита, осмотрев храм, пошел в алтарь и там встретил отца Владимира Картузова, который сразу ввел его в курс всех дел.
– Всем командует тут бухгалтер Клавдия Никифоровна, ты с ней осторожней. Церковный староста у нее на побегушках, роли здесь никакой не играет, так, ширма для проформы. Сейчас иди в бухгалтерию и указ архиерея отдай ей, потом приходи в просфорную[113], отметим твое назначение: у меня там заначка спрятана от матушки.
Отец Никита зашел в бухгалтерию. Это была маленькая комнатка, в которой стоял старый книжный шкаф с папками для бумаг, в углу – огромный несгораемый сейф, у окон друг против друга – два письменных стола. За одним восседала высокая сухощавая женщина лет пятидесяти с властным и пронзительным взглядом из-под больших очков в роговой оправе. За столом напротив сидела маленькая старушка, которая старательно считала горку мелочи, раскладывала посчитанные медяки по стопкам; она даже не взглянула на вошедшего отца Никиту, так увлечена была своим делом. Отец Никита, сопровождаемый цепким взглядом женщины в очках, в которой он безошибочно признал бухгалтершу, подошел прямо к ее столу и сел на свободный стул; нисколько не смутившись, с улыбкой уставился на нее:
