– Извиняюсь за беспокойство Владимир Семенович. Позвольте поблагодарить вас за замечательный концерт, – словно отдавая рапорт старшему начальнику, заговорил Федор, попутно излучая доброжелательную улыбку.
– Рад, что вам понравилось мое выступление, – устало и несколько удивленно ответил бард.
Высоцкий хотел еще что-то сказать, но почему-то запнулся, словно не найдя нужных слов. Этой заминкой воспользовался Федор, обрушив на артиста новую порцию улыбчивого дружелюбия и слов:
– Владимир Семенович, мы офицеры гвардейского Серебрянского зенитно-ракетного полка приглашаем вас в свой номер разделить с нами наш скромный стол, и если вы не против, можно немного и выпить…
Высоцкий слушал старшего лейтенанта, глядя на него снизу вверх, слегка прищурив взор. Даже после того как Федор перестал говорить, он выдержал небольшую паузу, о чем-то размышляя, потом словно очнулся:
– Что ты там сказал старлей… поесть… выпить? А знаешь, я ужасно хочу жрать. У меня вообще-то кое что есть, тут меня снабдили, но после этих концертов просто нет сил даже консервы открыть, не то чтобы что-то согреть. Устал до невозможности, ничего не могу, даже уснуть не могу, нейдет сон, – вдруг с какой-то обезоруживающей доверчивостью к совершенно незнакомому человеку признался Высоцкий. – Где вы, говоришь, базируетесь?
– Этажом ниже, комната 224, – не веря в свою удачу, дал «координаты» Федор.
– Хорошо, я скоро подойду…
Высоцкий подошел через пятнадцать минут. В дверь он постучал негромко и вежливо осведомился:
– Здесь остановились гвардейцы-ракетчики?
На этот раз он был в том же самом свитере, в котором выступал в «Горняке». Начали знакомиться. Первым представился Киржнер:
– Борис Григорьевич, коренной киевлянин…
Зачем главный полковой энергетик назвал, откуда он родом было непонятно. Высоцкий в ответ как-то мельком, но пронзительно на него взглянул, пожал руку и тут же отвел глаза, будто не желая больше смотреть на этого человека.
– Владимир, – протянул свою руку Доронин.
– А чего же вы ни отчества ни родины своей не назвали, – спросил Высоцкий и тут же насмешливо скосил глаза на Киржнера, чем явно смутил того.
– Да к чему отчество Владимир Семенович, мы же с вами и тезки и одногодки. А родом я с Сибири, из под Красноярска, – простодушно улыбался Доронин.
– Очень приятно, рад знакомству с тезкой, да еще ровесником, на этот раз Высоцкий с искренней доброжелательностью пожал руку Доронину.
– Ну, а я Федя, родом с Ярославской области, – с прежней не сходящей с его лица лучезарной улыбкой подал свою большую ладонь старший лейтенант.
Высоцкий и ему ответил такой же улыбкой.
– Прошу к столу Владимир Семенович, – Доронин сделал приглашающий жест.
– Да, вот ребята, возьмите, это от меня презент вашему столу, – Высоцкий до того державший левую руку за спиной оттуда ее выпростал. В руке у него оказалась бутылка кубинского рома «Гавана-клуб».
– О, импортное! – принимая бутылку, изрек Доронин, рассматривая этикетку…
Высоцкий действительно оказался страшно голоден. Едва выпили за знакомство он, извинившись за свой волчий аппетит, принялся, наворачивать все, что перед ним стояло на столе. Пододвинул к нему тарелку со своей домашнего приготовления курицей и Киржнер, со словами:
– По семейному, бабушкиному рецепту готовили.
Высоцкий в ответ вновь ожег взглядом уже седого майора, но к курице не притронулся, предпочитая ей соленья что привез из дома Доронин, и пирожки которые напекла, собирая мужа в дорогу, Аня… Потом пили за защитников Родины. Потом, за творчество Высоцкого и разговор, несмотря на то, что уже минула полночь, потек легко и непринужденно. Очередной тост Высоцкий вдруг предложил за тридцать восьмой год, в котором они с Дорониным родились. При этом он как бы намеренно игнорировал более старого Киржнера. Полковой энергетик внешне перенес это стойко, не моргнув глазом выпив за год рождения обоих Владимиров. Потом пили еще и еще, потом водка кончилась и раскупорили ром принесенный Высоцким, хоть тот и предупредил, что мешать водку с ромом небезопасно… Центром и связующим звеном застольной беседы был Высоцкий, а так как он намеренно не общался с Киржнером, тот все более ощущал себя за столом лишним. Может потому, а может ему действительно стало после рома невмоготу, но пожилой майор заявив, что на сегодня свою норму выпил, отбыл на свою кровать, и вскоре оттуда послышалось мерное похрапывание. Отряд, что называется, не заметил потери бойца. Тем временем между оставшимися собеседниками дистанция все более сокращалась. Когда в очередной раз Доронин назвал Высоцкого Владимир Семенович, тот заявил, чтобы тот больше не смел его больше так называть. Для тезки и ровесника он только Володя. Растроганный Доронин пьяно запричитал:
– Спасибо Володя. Всем расскажу, как ты на всю страну известный уважаемый человек, а нас вот так уважил, пришел к нам, не отказал… Мы что, мы люди простые, на таких как ты, как на звезды на небе смотрим…
Вскоре ром оказал свое сногсшибательное воздействие и на Доронина, и он, извиняясь перед Высоцким, тоже отправился спать. Едва и второй майор захрапел вслед за первым, бард до того казавшийся едва ли не таким же пьяным вдруг усмехнулся и вполне трезвым голосом заявил Федору:
– А ты хитрый старлей, выпиваешь не до дна, иной раз по полрюмки оставляешь.
– Да у них же желудки луженые, они же проспиртованы насквозь, и если бы я пил на равнее с ними, уже бы давно пластом лежал, – откровенно озвучил причину своей хитрости Федор. А вот от вас Владимир Семенович никак не ожидал, что вы наших майоров перепьете, – в голосе старшего лейтенанта звучали нотки уважения.
– Да не перепил я их, просто знаю один секрет, позволяющий и тосты не пропускать, и при этом мордой в тарелку не тыкаться. Я же не так просто задержался перед тем, как к вам идти. Впрочем, сейчас это не важно. Слушай Федь, хочу тебя спросить, ты мои песни хорошо знаешь?
Вопрос Высоцкого прозвучал для Федора совершенно неожиданно…
Воспоминания шестнадцатилетней давности оказались прерваны. Анна вдруг повернулась во сне на бок, лицом к мужу и он, до того касавшийся ее плеча и бедра теперь ощущал куда более мягкие живот и грудь. К тому же теперь она дышала ему прямо в щеку. Именно последнее обстоятельство заставило и его несколько скорректировать положение своего тела. Ратников лег чуть выше, и теперь дыхание жены приходилось уже ему в район плеча и не отвлекало. Вскоре процесс воспоминаний возобновился…
– Да, у меня дома целая магнитофонная катушка ваших песен и мы с женой их часто слушаем, – Федор с удовольствием признался, что является поклонником барда.
– Ну и как они тебе, все ли нравятся, только честно? – бард явно хотел услышать правдивое мнение, а не дежурные хвалебные дифирамбы.
– Конечно все, – Федор не прочувствовал, что же от него хочет артист.
– Хорошо, а какие самые твои любимые? – «зашел» с другой стороны Высоцкий.
– Да многие… «Штафные батальоны» например, или «Я як-истребитель». А жене особенно песни из «Верикали» нравятся. Вот в отпуске были, посмотрели фильм «Хозяин тайги», мне и оттуда ваша песня понравилась…
Высоцкий внимательно с непроницаемым лицом слушал старшего лейтенанта, а потом объяснил причину своего интереса:
– Ты Федь извини, что я к тебе с этими вопросами пристал. Но меня очень волнует, как мои песни воспринимает современная молодежь, но не вся. Мне совершенно не интересно мнение шпаны из подворотен, да и простых работяг тоже не очень. Что им нравится из моих песен, я знаю. А как воспринимают их ребята вроде тебя, молодые офицеры, инженеры, ученые, моряки, полярники, студенты. Потому скажи мне честно, может кому-то из твоих знакомых в моих песнях что-то конкретно не нравится и что именно. Со стороны-то оно видней.
Наконец и Федор осознал, чего именно хочет от него услышать бард, потому не сразу нашелся что ответить, к тому же воздействие выпитых водки и рома мешало ему сосредоточится.
– Знаете, Владимир Семенович, раньше мне все ваши песни нравились, – неуверенно начал Федор и поняв, что сказал не то, будто споткнувшись, замолчал.
– А сейчас, что уже не все, – бард не мигая в упор смотрел на собеседника, словно подгоняя того думать быстрее.
– Да нет, я не то хотел сказать, – поспешил выправит ситуацию Федор. – Тут дело не во мне. Просто я недавно от подруги своей жены, тоже жены офицера, которая работает учительницей в поселковой школе… Ну, в общем, та подруга тоже ваша поклонница, но у себя на работе поделилась мыслями о вашем творчестве с тамошней учительницей русского языка и литературы. И вот та учительница высказалась о ваших песнях не очень. Мы, конечно, с ней не согласны, ни я, ни жена, ни ее подруга.
– И что именно той учительнице не понравилось в моих песнях? – на скулах барда стали заметно шевелится желваки, а во взгляде явно нарисовалось какое-то ожесточение.
