На длинном, покатом, покрытом скользкой влажной жестью пространстве мы не одни – считай, у каждой трубы сегодня праздничный пикник. Ни одна открытая крыша Питера не остается свободной ни на минуту – здесь вечно кто-то пьет, закусывает, целуется, слушает музыку, предается сексу или медитации. За те несколько минут, что мы с Иваном наслаждаемся свежим воздухом на высоте шестого этажа, я насчитала семь разношерстных компаний. Повсюду свечи, пара ухмыляющихся тыкв, несколько китайских фонариков, развешенных и расставленных тут и там. Крохотные подмигивающие огоньки дрожат на ветру. Пустые обертки и бутылки сметены ветром вниз, к самому краю крыши. Как минимум три компании притащили с собой гитары – в сумраке то тут, то там раздается нестройное бренчание. Совсем рядом, устроившись возле торчащих железных конструкций, оставшихся от снятых давным-давно рекламных щитов, какая-то компания слушает Боба Марли на стареньком бумбоксе.
Переместившись на крышу, наша лихая тарантиновская погоня сдулась в два счета.
– Как у тебя это получается? – спрашивает Иван.
– Что?
– Благополучно разрешать все то говно, в которое я вляпываюсь?
– Не знаю. Работа такая.
Иван хмыкает, смотрит вниз.
– Хорошо тут, – говорит он.
Мы с ним спустились к самому краю и теперь стоим, облокотившись на низкую каменную ограду, опоясывающую крышу по периметру.
– Ага, – киваю я. – Странно, что почти не холодно.
– Все равно, на, возьми! – снимает Иван с себя и набрасывает мне на плечи свою куртку. Странно, но крылья на спине совсем не мешают. Если честно, я почему-то не хочу их снимать.
Кто-то весело хохочет в темноте, секундой позже слышно, как внизу бьется брошенная с крыши бутылка.
– Умники, – качает головой Серебров. Потом поворачивается ко мне. – Так что, вот он, финал?
– Наверное, – говорю я.
Чем сильнее мы старались избежать судьбы, тем точнее вписывались в придуманный ею сценарий. Вот только, если честно, я уже запуталась, где причина, а где следствие.
– Здорово побегали, – смеется Иван.
– Угу.
– Как же курить хочется! Чуваки, сигаретки не найдется?
Иван оборачивается, смотрит наверх, туда, где возле трубы, с трудом держа равновесие, стоят оба наши преследователя.
Думаю, они устали не меньше нашего. Бабочка на шее парня в пиджаке сбилась в сторону, тот, что в костюме зайца, мокрый от пота и все еще тяжело дышит. Усы, нарисованные на его лице, растеклись, превратившись в черные, размазанные по щекам полоски. Он, разумеется, держит нас на мушке – но в контексте окружающей нас расслабленной обстановки, да еще в сопровождении томных ямайских ритмов, пушка в его руке смотрится, ей-богу, смешно и пошло.
– Сигаретой угостите? – переспрашивает Иван.
– Чё? – роняет Зайчик.
– Блин, чего же они такие медленные… Курить хочется. Сигареты есть?
Тот, что в пиджаке, автоматически лезет в карман, достает пачку сигарет, протягивает ее Ивану. Иван, сделав несколько осторожных шагов наверх, останавливается в полуметре от обоих парней, смотрит на них снизу, потом не спеша достает сигарету из предложенной пачки, щелкает своей зажигалкой, затягивается, выпускает дым и произносит:
– Меня Иваном зовут. Это Лиза. Будем знакомы?
– Э… – растерянно тянет парень в пиджаке.
– А можно и мне сигаретку? – слышится женский голос сбоку. От соседней трубы отделяется легкая тень, и какая-то девица в шароварах, смешной дутой куртке и с дредами на голове, ловко лавируя между натянутых проводов, подходит к парням. Зайчик опускает пистолет.
– Можно, – кивает Пиджак.
– Спасибо! Я две возьму? Клевый костюм! – говорит она Зайчику.
Девица выдергивает сигареты из пачки и, хихикнув, убегает обратно к своей компании.
Иван все еще держит на весу протянутую для рукопожатия руку, и парню в пиджаке ничего не остается, как пожать ее.
– Я Виктор. Это Толик.
– Очень приятно! – протягивает Иван руку и Зайчику.
Тот, подумав, перекладывает пистолет из правой руки в левую и дарит ему снисходительное рукопожатие.
– Чуваки, вы что, правда собрались в нас стрелять? – интересуется Иван, продолжая невозмутимо курить.
Повисает пауза.
– Ну да, – говорит Толик с вызовом в голосе.
– А если бы убили?
Толик и Виктор снова молчат.
– Да ну, – произносит Виктор. – Мы вас попугать хотели.
– Ха. Ну да, попугали. Только палить-то зачем?
– Палец сорвался, – обыденно заявляет Толик.
Виктор достает сигареты себе и Толику, хлопает по карманам в поисках зажигалки. Иван протягивает свою, парни прикуривают.
– Спасибо! – отдает зажигалку Витек. – А ты Серебров, да? Из этих, ну… с кем ты пел-то?
– С «ТриТоннами», – уточняет Иван.
– Во-во! Я в прошлом году у вас на концерте был. В «Метро».
– А, помню, мы приезжали, на день студента, – кивает Иван.
– Ага! Там еще тогда драка на входе случилась, – уточняет Толик.
При слове «драка» все трое хихикают.
– Слышь, ты извини, я правда не видел, когда тебя в темноте задел, – начинает объяснять Виктору Иван. – С телкой одной танцевал, Машей зовут. Она мне метра на два в рот язык засунула, думал, задохнусь!
Все трое громко ржут.
– Да ладно, – говорит Витек. – Бывает!
– Слышь, а у тебя что за ствол? «Макаров»? – продолжает светскую болтовню Иван.
– Ага. Купил с рук недавно. Сука, заедает, мы с ребятами на даче по бутылкам стреляли, два раза осечка была.
– Ясно. Дай посмотреть!
Отлично! Еще десять минут назад мы прыгали через заборы и рисковали схлопотать пулю в спину от этих двоих питерских ковбоев, а теперь Иван скорешился с ними за две минуты и как ни в чем не бывало разглядывает злополучный ствол!
Хмыкнув, я принимаюсь разглядывать, чем занята ближайшая к нам компания. Кажется, они разливают дешевый портвейн по пластиковым стаканчикам. Если честно, я бы сейчас и от портвейна не отказалась. Снова начинает ныть нога.
Вечно все шишки достаются мне. Ребра я уже ломала, теперь вот вывих стопы. Или что там у меня? Пора заканчивать заниматься героизмом в самом деле. Гореть в ресторанах, падать в самолетах, скакать по крышам. Можно мне хотя бы месяц нормальной жизни в качестве компенсации?
– А у тебя разрешение на него есть? – спрашивает Иван.
– Ну… В процессе. То есть будет скоро.
– А если менты увидят?
– Ну, я его в машине вожу, под сиденьем. Пока не светил.
– Я тоже подумываю ствол взять, – рассуждает Иван. – Сейчас идиотов полно в Москве, кризис, у всех башню сорвало. Музыкантов знакомых недавно прямо на улице пытались грабануть, прикинь! Какой советуешь взять?
– Не бери «Макарова», я не в восторге, – оживляется Толик. – Он неудобный, из него хрен куда попадешь. Какая-то фигня совковая, блин. Мне пацаны советовали «ТТ» брать, или «Вальтер ППК». Тот вообще можно в карман пиджака сунуть, и никто не заметит. Но «ТТ» не было, а за этот ствол я копейки отдал, по дешевке подвернулся.
– Ясно. Но так с виду он, кажется, неплохо выглядит.
Иван уже вертит в руках пистолет!
– Ну, если честно, можно и муляж купить, – вступает в дискуссию Виктор, швырнув окурок в трубу. – Кто там в темноте разберет, настоящий у тебя ствол или игрушечный? У меня знакомый в Штатах работает, обещал привезти полную копию «Беретты» за смешные деньги!
– Да что копия, что ты с ней сделаешь? – протестует Толик. – Разве что по лбу дашь кому-нибудь, так я и кулаком могу дело уладить.
– Нет, прикольно! – прицеливается куда-то в темноту Иван. – Хорошая игрушка.
Детский сад!
– Ты поаккуратнее, – говорю я. – Тут народу полно!
Иван, не слыша ничего вокруг, строит из себя крутого парня, размахивая стволом. Он прищуривает один глаз, вытягивает руку с пистолетом в сторону стоящего на другой стороне площади дома и пытается прицелиться. Витек и Толик горячо спорят о муляжах и настоящем оружии. А я понимаю, что мне до чертиков надоел этот балаган. Я карабкаюсь вверх по скользкой жестяной поверхности.
– Иван, отдай людям пушку и поехали.
– Да, чувак, давай, от греха, – протягивает руку Толик.
– А ты его на предохранитель поставил? – интересуется Витек.
– Да поставил, что я, дурак, что ли?
– Точно поставил? – спрашивает Иван, вертя пистолет в руках. – Тяжелый, зараза!
Нога моя скользит вниз, я пытаюсь ухватиться за что-нибудь, Иван, обернувшись, протягивает мне руку, и вдруг что-то тяжелое падает на жестяную крышу.
Не просто падает – валится с таким грохотом, что у меня закладывает уши.
А в следующую секунду где-то внутри, в районе солнечного сплетения, вспыхивает сверхновая. Боль протыкает меня, как шампур, и брызжет во все стороны яркими разноцветными искрами. Небо делает кувырок и оказывается у меня под ногами.
39
Отчего люди думают, что смерть – костлявая старуха с косой, в рваном саване?
Чушь!
Она вовсе не так выглядит.
Я ее видела.
Сегодня.
Сейчас.
Над краем крыши рождается свет. Он разрастается, плывет маревом в воздухе, густеет на глазах. Он не освещает все вокруг себя – он просто растворяет реальность по краям. Ночь, люди вокруг меня, город где-то внизу – все отступает на второй план, тускнеет, превращается в далекое зыбкое воспоминание.