Андрей привык работать с людьми, зная их характеры и наклонности… это касалось не только работы. В своей многосторонней деятельности владелец бизнеса никогда не испытывал одиночества. Если он сталкивался с особо трудным характером, то рубил с плеча, задействовал весь доступный ему арсенал обольщения помимо личных качеств: дорогая машина, приличная квартира в центре Петербурга, шикарные заведения, заграничные поездки. Как далёк оказался весь этот привычный и разумно налаженный мир сейчас, когда он лишился почти всего, здесь, в Волгограде, где он увяз, как в болоте, и где ему уже и по улицам ходить опасно! Банкротство и два уголовных дела отделяли его от тех счастливых времён, когда он был по-настоящему свободен.
Но главное в этом эпизоде с Катей было то, что впервые в жизни он попал в условия, где выработанные за долгие годы средства убеждения людей бессильны и даже неуместны.
И всё же упрямицу надо вернуть… считай, завоевать заново.
Разгоревшийся огонь отбрасывал на ковёр чудовищные тени. Андрей живо вспомнил историю этого дома и ему показалось, будто он слышит голоса, доносящиеся из другого мира, из могилы. Им овладело ощущение, что где-то в соседней комнате находится Апокалипсис, просто не видна дверь, ведущая в неё. Всё стало казаться зыбким, невесомым, созданным игрой воображения. Ощущение зыбкости передавалось даже от огромной хрустальной люстры, тускло мерцающей в высоте.
Вернулась Катя. И по тому, как молча прошла она, как задумчиво провела ладонью по наморщенному лбу, он понял: она вернулась, чтобы его выпроводить. Он бессилен проникнуть в её замкнувшуюся душу. Она молча прошлась, и он, бесшумно скользя вслед за ней, пытливо вглядывался, стараясь пробраться в её мысли.
В изнеможении она остановилась возле книжного шкафа и едва слышно спросила:
– Ты любишь читать?
В камине потрескивали угли, изображённые на портрете родители Кати пребывали в изменчивой полумгле. Андрей воспрял духом: есть предмет для разговора, значит, не всё потеряно:
– Вообще чтение – это моя страсть. Всё мечтаю совместить чтение и секс. Что может быть прекраснее, чем забраться на ложе любви с томиком Войны и Мира!..
Слово за слово, и от темы книг и секса он быстро перешёл к теме сегодняшнего вечера, а именно к теме возобновления отношений. Но напрасно он упрашивал Катю, утомлённым голосом она повторяла, что ей необходимо побыть одной, чтобы разобраться в своих чувствах. Однако, произнося по кругу одни и те же слова, она не выражала тоном ни согласия с Андреем, ни сомнений в услышанном. Это, так же, как факт того, что ему дозволено находиться здесь, вселяло в него надежду.
Итак, они ни о чём не договорились, но в одном сошлись: что появление каждого в жизни друг друга сопоставимо с высадкой НЛО и что отношения кажутся гораздо длиннее своей фактической продолжительности в две недели.
Украдкой бросив взгляд на второй этаж, он сказал:
– Ты сказала: «аварийная служба приедет». Мы бы уже сто раз успели сделать старый добрый трах.
Её улыбка замерла, и она произнесла с укоризной:
– Фу! Ты иногда такой пошляк! Ты никогда не задумывался, что любовь как-то по-другому нужно обставлять?
И она сосредоточенно добавила, будто отвечая на вопрос из другого измерения:
– И потом, в этом доме, где не может не пахнуть кровью, учитывая всю его историю… Не знаю, смогу ли я вообще заниматься этим здесь.
Он самозабвенно уставился в потолок, молитвенно сложив руки:
– Но зачем экстраполировать историю на то, что происходит тут сейчас? Ты так говоришь, будто здесь морг… хранилище трупов… чёрт знает что…
Внезапно он осёкся. По залу ходила поэзия света, какая-то торжественная тишина, нарушаемая лишь треском углей, что-то глубоко задумчивое, таинственное. Отблески огня словно кровавили витражи. Всё происходящее имело некий сновидческий оттенок, слова шли сплошным потоком прямо из глубин подсознания, в них как бы не было примет реальности, но вместе с тем всё сказанное являлось самой чистой правдой.
Тёплый воск тихо капал с оленьих рогов, укреплённых на стене рядом с входом, трепетные язычки свечей колебали полумглу. Мерцали угли, отбрасывая неясные блики на аквариум. Неясно вырисовывались угрюмые лица Андрея и Кати. Они продолжали пребывать в глубокой задумчивости, изредка треск углей нарушал сумрачный покой.
Андрей не мог не отметить, что, о чём бы ни говорила в этот вечер Катя, будь то причины её расставания с ним, или её страсть к порядку, или её понимание смысла жизни – всё это повествование о внутренней жизни души, женской души, и это важное уточнение; в её рассказах, как в зеркале, отражалось само женское начало, тёмное притяжение луны, таинственное мерцание серебра, и слушать её в этом погружённом во тьму призрачном доме – это как делать неуверенные шаги по зыбкой почве снов и предчувствий, переходить от эйфории к паранойе и обратно, ощущать сквозняк потустороннего.
Рыбки, в свете огня все в рефлексах, лиловых и розовых, покачивались на поверхности воды кверх брюхом, едва шевеля плавниками, расположенными возле жабр.
Катя, очнувшись от тяжёлых дум, сказала:
– Знаешь, что… А давай-ка мы выпьем!
Они проследовали на кухню. Гулко отдавались под высокими сводами шаги. Из всех углов, казалось, выступали серые призраки, взмахивая бескровными руками и расплываясь. Катя достала из шкафа початую бутылку виски, из холодильника – Пепси-колу и стала разливать. Помещение освещалось телефонами-фонариками. Андрей поднёс к губам бокал, и, морщась, пригубил.
– Бедная моя печень.
Он не стал говорить, что последнее время напивается каждый день, как сапожник, и неплохо бы сделать перерыв хотя бы на недельку.
Катя промолчала. Было необычайно тихо, ночное безмолвие, как стоячая вода, затопило весь дом. Андрей поставил бокал на стол:
– Я… схожу в туалет.
Она молча кивнула. Он уже дошёл до санузла, в котором был прошлый раз – с небольшим бассейном вместо ванной и унитазом с «электронным сиденьем, которое брызжет прямо в жопу, когда сделаешь свои дела». Он уже открыл дверь и ступил одной ногой внутрь помещения, когда услышал громкий Катин голос:
– Туда не ходи! Иди в другой туалет!
И он бы непременно послушался, но свет фонарика выхватил в темноте нечто такое, что заставило сделать прямо противоположное. В бассейне темнело что-то похожее на человеческое тело – это было видно уже от входа. Андрей подошёл ближе и посветил на воду: так оно и оказалось, под водой находился Александр Михайлович Капранов – голый, имея все признаки смерти. Синерожий упырь со свинцовыми зубами. Холодом низменных глубин повеяло на Андрея, и он содрогнулся. Рядом с телом, на которое старуха с косой наложила свою зеленовато-синюю печать, покоился электрический фен. Андрей явственно услышал астматический шепоток строительного магната:
– …жизнь можно сравнить с плаванием… и далеко не всем удаётся доплыть как полагается и куда следует, многие бездарно тонут…
Андрей ужаснулся, точно упал лицом на раскалённые угли, он не мог не удивиться столь неправдоподобному обстоятельству, но внезапно возникшее радостное чувство вытеснило все другие ощущения и он счастливо улыбнулся, словно только что увидел закат или рождение жеребёнка: «Прекрасно». Оборачиваясь, он услышал резкий мужской голос:
– Нук-выйди из ванной! Убери нах** свой фонарь!
И перед его изумлёнными глазами появился Алексей, «друг семьи» Хромовых, собственной персоной, он стоял в дверях, в его правой руке был пистолет Макарова, в левой – фонарик, оба предмета были направлены в сторону Андрея.
– Мне кажется, ты задумал неприятную вещь, – пробормотал он. Падение Луны не произвело бы на него такого ошеломительного впечатления, как неожиданное появление «друга семьи» при таких необычайных обстоятельствах.
Алексей слегка качнул стволом:
– Хочу арестовать тебя. Взят с поличным, на месте преступления. Ну что, готов давать показания?
– Какого хрена?! – озлился Андрей.
– А потому что не надо было туда заходить! – закричала Катя. – Я же сказала тебе идти в другой туалет!
Едва сдерживая ярость, Андрей продолжал улыбаться, его взгляд перемещался от Катиного лица к лицу Алексея и обратно. На какой-то момент всё застыло.
– Ну что, вызываем «воронок», едем в ГУВД, – заговорил Алексей тоскливым и выразительным фальцетом, в его лице была видна суровая, напряжённая одержимость. – Расследовать убийство буду я, учти, а не твой корефан Сташин.
Полный чистосердечного остервенения и непринуждённой агрессии, тыча дулом пистолета Андрею в лицо, Алексей расписывал сценарий предстоящих событий – особое обращение с подозреваемым в пресс-хате, выбивание нужных показаний, суд, длительный уголовный срок.
– Мотивов к убийству у тебя выше крыши – я в курсе всей этой вашей истории. Теперь только признательные показания спасут твою карму.
