Но дальше вот таких «экскурсий» мы с Галкой не разрешали заходить нашим ухажерам-инструкторам, а под всякими предлогами держались вместе с другими женщинами – я, как уже сказала, просто отдыхала от всяких бурных московских историй, а Галка боялась уходить с этими инструкторами в лес в одиночку. Так прошло недели две – нехитрые отбрыкивания от все более и более настойчивых инструкторов, которые хорошо знали, что к концу срока мы все равно сдадимся, поскольку обычно к концу смены на турбазах как раз и начинается разгул блядства. Да и мы с Галкой чувствовали, что пора бы уже с кем-то трахнуться, – отдохнули за эти две недели, наглотались лесного и речного воздуха, по ночам в палатке Галка уже поглаживала свою маленькую грудь и показывала мне, смеясь: «Смотри, как стоит! Мужика бы!» И мы с ней уже разделили инструкторов – я выбрала высокого, с бородой, тридцатилетнего Сашу, а она – 27-летнего блондина, круглолицего увальня Романа. И наверное, все бы так и закончилось банальным траханьем в лесу на туристических спальных матрасах, если бы…
Утром, во время завтрака, в нашей столовой появился незнакомый высокий сорокалетний мужик с отчаянно голубыми глазами. Крепкой, увесистой походкой он подошел к окошку раздачи, взял себе какую-то еду и сел за мой столик, посмотрел на меня своими голубыми глазищами и сказал весело:
– Вас этим дерьмом каждый день кормят?
Я пробурчала что-то в ответ, а он, посмеиваясь, сказал, что если бы его кок готовил ему такую еду, он бы его вмиг выкинул со своего корабля. Конечно, я решила, что это он треплется насчет «своего корабля», и сказала ему об этом, но он, наверное, именно на то и рассчитывал, он рассмеялся, что я так легко попала в ловушку, и сказал:
– Совсем даже я и не треплюсь. Вот выйдем из столовой, я тебе покажу свой корабль, «Орел» называется, научно-исследовательское судно.
И действительно, когда мы вышли из столовой, я увидела, что посреди озера стоит корабль – ну, не такой уж корабль, а речной не то буксир, не то катер.
Но все-таки – корабль, что ни говорите, настоящий, а этот мужик оказался капитаном. И он с ходу пригласил меня покататься на этом корабле, но я сказала, что одна не поеду, конечно, а поеду с подружкой, с Галкой.
– Валяй, бери с собой подружку, – сказал капитан, и вот я сбегала за Галкой, и мы на лодке поплыли к этому кораблю. Там нам, конечно, дали возможность покрутить штурвал и показали весь корабль: кубрик, где жила команда этого «Орла» – механик да два матроса, машинное отделение и каюту капитана, и нам с Галкой все очень понравилось: и отделанная деревом каюта капитана, и палуба чистенькая, и камбуз, и Галке моей особенно понравился один из матросов.
Но катать нас по озеру на этом корабле они в тот день не стали, сказали, что у них какой-то срочный ремонт, и отвезли нас на лодке обратно на берег, но назавтра действительно устроили нам катание на этом корабле, и мы с Галкой по очереди крутили штурвал, и стряпали что-то на камбузе, и загорали на палубе – короче, прекрасно провели время. Никто к нам не приставал, наоборот, чудные оказались люди, песни с нами пели и стихи читали, хотя, я, конечно, понимала, что этот голубоглазый капитан так просто от меня не отчалит. Да я и сама уже не хотела этого.
И вот на третий день, когда этот капитан приплыл за мной и Галкой на лодке к причалу турбазы, его встретили на причале наши инструкторы – Роман и Саша. И запретили ему подходить к нашей палатке, а уж тем более – брать нас на свой корабль. Ну, я не знаю, какой там у них сложился разговор и с чего все началось (с чего все начинается у мужиков? ясное дело – с мата), а только помню, что прибегает кто-то в палатку и кричит:
– Ольга, твой капитан из-за тебя с инструкторами дерется!..
Выскочили мы из палатки и видим – на самом деле драка. Настоящая. На дощатом причале трое мужиков – Саша, Роман и этот капитан – бьют друг друга всерьез, у Романа уже кровь течет по лицу, и от этой крови Роман и Саша еще больше звереют, вдвоем лезут на этого капитана, но он был мужик здоровый, крепкий и даже в драке веселый.
– Давай, давай, падла! Налетай, полундра! – дразнил он их и бил в ответ.
Надо было заголосить и ринуться разнимать, но я стояла как вкопанная, и что-то вроде гордости, радости было у меня в груди – из-за меня дерутся мужчины! Конечно, я хотела, чтобы победил капитан, и не знаю, отдалась бы я этому Саше, если бы они с Романом избили капитана и выбросили с причала в воду, но этого не случилось – он одолел их двоих. Ну, не то чтобы совсем одолел, но Роману пустил юшку из носа, а Сашке завернул руку за спину так, что тот этой рукой два дня пошевелить не мог. Потом они сидели втроем на причале, пробуя отдышаться, и переругивались негромко, а затем капитан встал и подошел ко мне, к нашей палатке, и они его уже не удерживали. А он подошел ко мне – все наши бабы тут же и разбежались, конечно, – и, смеясь своими голубыми глазами, сказал:
– Вот что, Олька! Завтра в пять утра мы отчаливаем в Питер. Я тут из-за тебя и так два дня простоял. Если хочешь – бери свою Галку и ночью мотайте обе ко мне на корабль, отвезем вас в Питер, все равно у вас путевки кончаются.
И вот мы с Галкой собрали ночью наши вещички, выскочили из палатки и сбежали к ним на корабль. Сами на оставленной для нас у причала лодке поплыли к этому «Орлу», а там нас уже ждали с вином и коньяком.
И я вам скажу, что никогда – ни до, ни после – у меня не было таких прекрасных дней и ночей, как с тем капитаном, который отбил меня у инструкторов на острове Валаам. В первую же ночь, когда мы только отплыли, мы спустились с ним в его каюту, обитую деревом, и под шум корабельного двигателя, под зыбь и качку я отдалась ему с такой легкостью и страстью, словно знала его и любила всю жизнь. И я чувствовала, что он имеет меня не просто как очередную бабу, но еще и как свою добычу, которую завоевал в бою, с кровью, как хозяин, как властелин.
Но именно эта его власть надо мной и приносила мне дополнительное наслаждение.
А в соседней каюте трахалась со своим матросиком моя подруга Галка.
А потом был шторм, мы стояли вдвоем с капитаном под дождем и ветром на палубе, он прижимал меня к себе под своим резиновым черным плащом и целовал, как мальчишка, и так мы плыли, сквозь непогоду, брызги, рокот двигателя и встречную волну, и за эти три дня мой захватчик, мой покровитель, этот крепкий сорокалетний речной капитан, перетрахавший, наверное, сотню всяких баб из окрестных речных деревень, превратился во влюбленного и послушного мне мальчишку. Да, восемнадцатилетняя девчонка, я своим тонким, хрупким телом, девичьей грудью и тем самым местом, которое почему-то называют «срамным», – я победила своего победителя, покорила его. Конечно, то, что Андрей называет «романтикой в сексе», сыграло здесь свою роль. Все-таки он был капитан, все-таки дело происходило на озере, в шторм, в капитанской каюте – может быть, еще и поэтому я отдалась ему тогда с таким азартом, что он уже даже не стонал, когда мы кончили, а просто умирал у меня внутри, сходил с ума и умирал в моем теле, источая из себя последние капли жизни.
Но не для того ли дерутся мужики из-за баб, чтобы потом мы покоряли их – наших завоевателей?
…Когда после этих трех дней круглосуточного плавания и секса я вернулась домой в Москву, мама увидела мое сияющее лицо и розовые щеки и сказала:
– Вот теперь я вижу, что ты действительно отдохнула! Сразу видно, что была на свежем воздухе!
Глава 7
Русский мужик – каково это на вкус?
В первой главе нашей книги Андрей рассказал о том, как он трахнул идеал русской бабы. Я не хочу оспаривать его высокую оценку сексуальных способностей русской женщины, наоборот, спасибо ему за это, но, к сожалению, я не могу того же сказать о русских мужиках. Да, я бы не отважилась сказать, что русский мужик, а точнее, то, что в России называется упругим словом «ухарь», – это что-то замечательное и из ряда вон выходящее.
Легенда о сексуальной мощи русского мужика родилась, я думаю, в дореволюционных салонах вырождающейся русской аристократии. Скорей всего это было так: в то время, пока ипохондричные и утонченные князья и графы растрачивали свои мужские способности в спальнях балетных и цыганских артисток, их жены, сидя в загородных поместьях, находили утешение со своими батраками. Там, где-нибудь на заднем дворе или в хлеву, очередной батрак наспех задирал их пышные юбки и, уже не церемонясь, засаживал свой крестьянский член в истекающую истомой чахлую аристократическую плоть. И наверное, при таком многократно испробованном русскими салонными писательницами опыте родилась легенда, что русский член – это что-то вроде мужицкой оглобли, мощнее которой нет в мире. А укрепил эту легенду и дал ей мировую славу Григорий Распутин, сибирский мужик, который неожиданно был допущен в царский двор и спальни петербургской аристократии. По слухам, он перетрахал десятки аристократок, чуть ли не саму царицу, а затем бежавшая от революции русская аристократия увезла за границу легенду о великом русском ухаре – Гришке Распутине.
