Решив хоть как-то отметить свою радость нашей встречи, я достала подарок, который приготовила ему на Новый год и который постоянно, на всякий случай, брала с собой на смену: вдруг приедет.
– Это тебе на Новый год хотела подарить, – сказала я, – а получилось на Рождество.
– А у меня нет подарка для тебя, – виновато сказал он.
Дуралей, лучшего подарка, чем его приезд для меня не существовало. Но, он, конечно, не телепат, он не услышал мои мысли. А я их так и не озвучила. Боже, сколько не озвученных мыслей осталось между нами! Нельзя умалчивать о таких жизненно значимых вещах, они должны обязательно проговариваться. Ведь вербализуя наши мысли, мы их материализуем. Но это я сейчас так рассуждаю, потому что это знаю, а тогда я была, как слепой птенчик…
В ту ночь я почувствовала: в нем что-то переменилось. Он обычно всю ночь напролет мне спать не давал, ему хотелось, чтобы я рассказывала, чем занималась, пока его не было. И сам обычно рассказывал, что делал дома, о семье своей, о жене, детях, любимой внучке. Или, например, про одного глухого друга, пообщавшись с которым он приходил домой и по привычке дома тоже продолжал громко говорить. Увлеченно мог рассказывать про свою рыбалку. И мне это все было интересно, хотя я от рыбалки далека, как Россия от Америки. Но меня интересовало все, что касалось его. Я им жила. Он мне нужен был, как воздух.
Я, в свою очередь, рассказывала о своей семье, избегая подробностей моих отношений с мужем, чтобы не сделать невзначай ему неприятно. Рассказывала про свою вторую работу, про своих психически больных и про многое, многое другое. Мы с ним за всю ночь не могли наговориться. И все время с ним я чувствовала его душевную теплоту. Он заботился обо мне даже в пустяках: не раскрылась ли я, не лежу ли на голой железке кровати. Мне казалось, что именно из таких мелочей состоят человеческие отношения, и что как раз в этих мелочах – смысл жизни.
А в ту последнюю ночь он заснул почти сразу. Я пролежала с ним рядом всю ночь, ревнуя его ко сну. И мое шестое чувство шептало мне что-то тревожное…
Следующая наша встреча была на дне рождения Несмеяны. Она отмечала двадцатипятилетие и собрала много народу. Обычно на таких мероприятиях, где много чужих людей, мы с ним делаем вид едва знакомых. В тот день он пришел поздно, после работы. Его посадили рядом со мной, но от этого мне легче не было. В компаниях он закомплексованный, не озвученный, в беседы не вступающий.
Как однажды Ирина про него сказала: «Сидит, молчит, никому не мешает. Главное, вовремя отстегивает». Это, пожалуй, было лучшим комплиментом для мужчины из ее уст.
В тот вечер я опять отметила для себя некоторую не свойственность в поведении Несмеяны. Разговор почему-то зашел о ней, о ее личной жизни, и прозвучала такая фраза:
– Я жду свою судьбу, ищу своего человека. Я вся в поисках.
Прозвучало как продолжение уже начатого когда-то разговора, продолжением конкретного контекста. И меня весь вечер не покидало ощущение, что эта фраза была нарочито сказана для определенных ушей.
Народ гулял долго. Глубокой ночью я спустилась к себе в надежде, что он спустится за мной. Но его долго не было. О сне не могло быть и речи. Я от ревности не находила себе места. И, в конце концов, под предлогом того, что якобы у меня разболелась голова, и я не могу уснуть, поднялась обратно к ним. Подходя к двери, я чувствовала дрожь во всем теле, словно обнаружила их в одной постели. За дверью горел свет, и было слышно только Несмеяну. Я открыла дверь: совсем пьяная Несмеяна несла всякую ахинею, а мой дорогой Бриллиантов молча сидел рядом и слушал. Увидев меня, Несмеяна стала говорить:
– Вот все ушли, мне свои двадцать пять отметить не с кем. Я на всех обиделась. Всем завтра на работу. А тебя я прощаю, потому что ты завтра учишься, я тебя понимаю.
Бриллиантов сидел совершенно трезвый и какой-то отрешенный. На меня он не реагировал совсем. Немного посидев, я ушла. И снова надеялась, что теперь, зная, что я еще не сплю, он должен прийти. Но в ту ночь я его так и не дождалась.
На следующий день был праздник Крещения. Я с утра уехала домой. Весь день провела в ужасных догадках. Что могло означать его поведение? Почему он со мной так поступает? Что я сделала неправильно? Почему он, в конце концов, не объяснится? Меня его поведение оскорбляло, унижало, а то, что он, как умственно отсталый, дебильно молчал, раздражало до умопомрачения. К вечеру я созрела до крутых разборок. Я кипела. Да кто он такой, в конце-то концов? Что этот молчаливый урод себе позволяет? И кого из себя возомнил, это жалкое подобие человечка? Приехав к нему, я не застала его в комнате. Дверь мне открыл его сосед, высокий худой парень. У нас с ним были прекрасные дружеские отношения. Я его знала намного дольше Бриллиантова. На вопрос, где Бриллиантов, сосед очень удивился:
– Откуда я знаю? Я думал, он традиционно с тобой.
Тогда я попросила соседа сходить к Несмеяне и позвать его. Оказалось, что он оттуда и не возвращался. Я была на грани припадка. Мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Через некоторое время пришел Бриллиантов. Я увидела его жалкий взгляд, услышала его робкий оправдывающийся лепет: он просто был у наших друзей. А потом он начал что-то говорить про деньги, будто я пожалела его деньги, которые он там тратил. И это была последняя капля моего терпения, я сорвалась:
– Убогое создание! Тебе не понять истинных человеческих чувств! Мне наплевать на твои жалкие деньги и на тебя такого, моральное ничтожество!
Я уже не могла остановиться, оскорбления посыпались одно больнее другого… Меня понесло:
– Что ты о себе возомнил? Кто ты такой вообще? Ты когда-нибудь задумывался, насколько ты ничтожен и жалок? Ты думаешь, я не могу причинить тебе столько боли, сколько ты мне? Да я тебе причиню боль, от которой ты больше никогда не оправишься! Я выставлю тебя посмешищем, много труда не надо! Ты и так посмешище, жалкое посмешище!
Я безобразно орала, меня трясло, как никогда в жизни. Я не контролировала себя настолько, что машинально скинула со стола пепельницу, полную окурков. На него смотреть было противно. Он нервничал, схватил веник и судорожно начал сметать окурки. Затем полез почему-то в шкаф, что-то там начал перебирать, избегая моего взгляда. Господи, и этого урода я полюбила! Как же мне было обидно за себя! За что любила-то? За его трусость, за его подлость?»
Это был крик души любящей и оскорбленной в своих чувствах женщины.
Он стал твердить, что я пьяна, что мы с ним поговорим потом, в другой обстановке, когда оба успокоимся, а сейчас он проводит меня домой. Проводив меня до дома, он поцеловал меня и, прощаясь, сказал, что сейчас придет в общагу и завалится спать. Ему надо отоспаться, завтра на работу. А когда я спросила, что с нами будет дальше, ответил, что все будет так, как я захочу. Что ничего особенного не произошло и что он невиновен, чист передо мной.
Но, тем не менее, после этого случая он меня начал избегать. Больше не заходил ко мне. Мало того, он, по-моему, старался проходить другим путем, чтобы только не попасться мне на глаза. Трусость? Если даже банально он решил меня бросить, мог бы об этом сказать мне.
А Несмеяна лицемерно делала вид, что ничего не случилось. Она так же, как и раньше, заходила ко мне на вахту, но как прежде не засиживалась. Я все ждала от нее первого шага, все надеялась, что она скажет мне правду, скажет, в конце концов, что происходит со всеми нами. Но она упорно делала вид, будто ничего не происходит. И это ей не очень удавалось. Бывало, она поздно вечером заглядывала ко мне на вахту под предлогом чего-то незначительного, но я понимала: она хочет убедиться, что его со мной нет. В такие минуты мне становилось ее жалко. «Не соперница я тебе, – думала я тогда, – а подруга по несчастью. Дурочки мы с тобой, он не стоит нашей дружбы, вернее, распада ее». И так хотелось сказать, что не нужен он мне такой жалкий, недалекий.
Однажды, вызывая ее на откровенный разговор, я спросила:
– А ты знаешь, ко мне Бриллиантов больше не ходит. Ты, случайно, не в курсе, почему?
Она сначала сделала вид, будто удивилась, а затем меня ошарашила:
– Мне Дина сказала, что он якобы тебя послал.
– Дина? – вырвалось у меня нескрываемое удивление. – А при чем тут Дина?
С тех пор, как мы стали дружить с Несмеяной, Дина отдалилась. Тем более, я с Диной по поводу Бриллиантова никогда не разговаривала. Но теперь было отчетливо ясно, что они за моей спиной сдружились против меня и не раз обсуждали мои отношения с Бриллиантовым. Мне стало противно. «Господи, за что мне все это? Ну, за что такие разочарования? Я же о тебе была лучшего мнения, моя девочка. Или в любви разум совсем не задействован?»
Бриллиантов, мужчина моей мечты, мужчина всей моей жизни, больше не появлялся на горизонте. Мне было невыносимо плохо без него. Я ничего не скажу, если скажу, что мне его не хватало. Мне его не хватало катастрофически. Я задыхалась без него. Мне было неинтересно жить. Для меня жизнь остановилась… Я терялась в догадках, что мне судьба уготовила в будущем. Буду ли я с ним еще хоть раз когда-нибудь. Больше всего на свете мне хотелось этого. Хотя бы раз…
