Бриллиантов, мужчина моей мечты, мужчина всей моей жизни, больше не появлялся на горизонте. Мне было невыносимо плохо без него. Я ничего не скажу, если скажу, что мне его не хватало. Мне его не хватало катастрофически. Я задыхалась без него. Мне было неинтересно жить. Для меня жизнь остановилась… Я терялась в догадках, что мне судьба уготовила в будущем. Буду ли я с ним еще хоть раз когда-нибудь. Больше всего на свете мне хотелось этого. Хотя бы раз…
Как-то ко мне на вахту зашел его сосед по комнате, Геныч – тот худой, высокий, с которым у нас были прекрасные дружеские отношения. Он хотел позвонить. Я сидела понурая. Как я ни старалась сделать вид, что со мной все прекрасно, но не удавалось. Он сначала долго звонил, а затем, притворившись, что не замечает моего состояния, стал вести со мной светскую беседу. На поддержание ее меня не хватило. Не было ни сил, ни желания вникать в то, о чем он говорит. Хотелось лишь задать ему вопрос… В конце концов, прервав его почти на полуслове, я спросила:
– Геныч, почему ко мне Бриллиантов не заходит?
При этом я еле удержалась, чтобы не расплакаться. А Геныч у нас хороший дипломат. Он сделал вид, что не в курсе. А на самом деле я точно знаю, как мужчины обычно обсуждают свои личные проблемы в кругу друзей. Уж во всяком случае Геныч отлично знает все про Бриллиантова, я в этом не сомневалась. Но Геныч обаятельно улыбнулся, как это он умеет, и сказал:
– Ну, наверное, не знает, что ты сегодня дежуришь. Может, проходил и не заметил тебя.
Да, это точно: проходил и не заметил меня. Совсем не заметил. В упор.
Я его тоже в упор больше не замечала. Но страдала от недоумения, от непонимания, от такой убийственной неопределенности, что хотелось выть на луну. И меня все больше и больше раздражало его молчание. Упорное молчание. Господи, ну не хочешь больше со мной иметь никаких дел, ну подойди и скажи об этом, чтобы внести ясность. Ты же все-таки человек, гомосапиенс, ты отличаешься от наших братьев меньших именно тем, что природа одарила тебя речью. Или он ждал, когда я к нему подойду с поклоном? Нет, этому не бывать! Да, я люблю, люблю его больше жизни. Но «я не люблю, когда мне в душу лезут, тем более, когда в нее плюют». Может я и умирать буду от любви, но унижаться… Ни за что!
«Что вы, плакать – никогда! Даже если и беда. Пусть нахлынет грязью сплетен, и даже если ей ответить, право, нечем иногда, что вы, плакать – никогда!»
Весь февраль прошел у меня в тягостном недоумении, но я все еще надеялась, что он зайдет ко мне на вахту, улыбнется, пусть даже ничего не говорит, раз он у меня такой «красноречивый»… Но я буду знать, что он пришел, что он по-прежнему мой. Придет, сядет и будет молча сидеть. Пусть молчит. Пусть у нас горизонтальные отношения, пусть. Что же делать, если мне для счастья и этого оказывается достаточно?! Господи, вот и пойми человеческую душу! Чего ей, душе, угодно? Может, у меня одной та загадочная русская душа?.. Или она у всех такая непонятная?
Но в феврале ничего не произошло. Я за весь месяц его толком и не увидела. А в марте…
Ужасное 8 марта в моей жизни
В нашей семье традиция: 8 марта мужская половина нашей семьи утром встает и идет на кухню готовить шашлык. А женская половина нежится до полудня и просыпается на аромат вкусного мяса. В это 8 марта традиция не была нарушена. Мой муж и одиннадцатилетний сын, подвязав кухонные фартуки, с важным видом хлопотали на кухне, всем видом давая нам понять, что шашлык не терпит женских рук. А мы, женская половина нашей семьи, с удовольствием соглашались с этим утверждением и, набравшись терпения, вдыхали умопомрачительный аромат жареного мяса, распространившийся по всей квартире, и ждали, когда нас пригласят к столу. Мы с дочкой не спеша, в порядке очередности, приняли утренний душ, затем прически навели по-праздничному, приоделись понаряднее и ближе к обеду были удостоены официального приглашения к кухонному столу, уже празднично накрытому. Стол был накрыт белоснежной скатертью, на середине в большом блюде выпускала пар груда хорошо прожаренного шашлыка, при одном виде которого у нас потекли слюни. А по краям стола были расставлены четыре прибора из праздничного сервиза. Здесь же на середине красовалась бутылка хорошего коллекционного шампанского для мамы, бутылка хорошей водки для папы, бутылочка детского шампанского, за качество которого я не поручилась бы, и пакетик вишневого сока, который наши дети любили. Но потчевать нас мужчины не торопились. Они сначала пошли в комнату переодеваться, затем, немного пошушукав в коридоре, предстали перед нашими взорами элегантные, в костюмах, в белых рубашках, при галстуках. Каждый из них держал по букету цветов и праздничный пакет с подарками. Официальную часть церемонии по случаю празднования международного женского дня начал сын. Под чутким руководством отца он прочитал четверостишие и вручил нам подарки с цветами. Затем наконец-то мы приступили к шашлыкам. Муж у меня хлебосольный мужик, как любит говаривать моя подруга астролог Таня. Шашлыков он наготовил столько, что можно было накормить целый полк изголодавшихся солдат. Солдат мы приглашать не стали, но к вечеру мне захотелось позвать в гости заведующую общежитием. У нас с ней были прекрасные отношения, я часто захаживала к ней. Она женщина незамужняя, жила одна с сыном в соседнем подъезде, и, бывало, в иные вечера, когда становилось тоскливо, я звонила ей и напрашивалась на рюмочку чая. И мы с ней долгими вечерами за рюмочкой чая могли беседовать по душам о своем, о женском. Или, бывало, наоборот, ей хотелось пообщаться со мной по душам, и она звонила и в полуприказном порядке говорила: «Зайди».
Меня всегда поражала несправедливость. Вот смотришь на таких женщин, как наша заведующая: и внешностью господь не обделил, и разумом, и должность хорошую занимает, и уважением на работе пользуется, и хозяйственная, в квартире всегда полный порядок, но, тем не менее, всю жизнь одна, все на себе тащит. Где же справедливость на этом свете? И куда только мужчины смотрят? Хотя невостребованной у мужчин ее не назовешь. Она пользовалась успехом. А в последние несколько лет у нее появился, как мне кажется, мужчина, который по-настоящему ее любил и ценил, но, к сожалению, обремененный семьей. И вот она пришла со своим любимым. Мужчины наши познакомились, и, как это обычно бывает, стали общаться запросто, будто всю жизнь знали друг друга. Я накрывала на стол, Лида мне помогала, и, улучив момент, когда мы с ней остались вдвоем, она вдруг спросила:
– Почему ты мне не сказала, что они теперь вместе?
Меня словно молнией ударило. Ее голос урывками, как издалека, эхом отдавался: «Я ей говорю… как ты можешь… вы же такими подругами были… а она… тоже у моей сестры увела Милого друга…».
Да, сколько к смерти ни готовься, все равно застанет врасплох. Дальнейшее помню как в тумане… Весь вечер, пока были гости, я не могла дать волю чувствам. Собрав в кулак всю свою волю, силилась, держалась, как могла, не давая эмоциям вырваться наружу. Мне приходилось перед всеми делать вид, что ничего не произошло, кривя душой, улыбаться, изображать веселье, гостеприимство… А в душе у самой – кошки скребли невыносимо.
Душа… Что это такое? Где она находится? Некоторые люди утверждают, что человеческая душа – в сердце. Кто-то уверен, что в мозгу. Есть даже такие, которые думают, что ее место в пятках. Может, от популярной фразы: «Душа ушла в пятки». Вопрос: «Где находится душа?» – хороший тест для проверки, насколько человек испытал в своей жизни душевную боль. Если человек испытал ее, истинную, хотя бы раз в жизни, то он точно может определить местонахождение души.
Через день после «славного» 8 марта, утром, проводив всех своих домочадцев, я наконец-то осталась одна. Как я долго ждала этого момента! Я его жаждала. Мне нужно было все как следует проанализировать, продумать, переварить… Теперь я, как мазохистка, могу вдоволь насладиться своим горем, мне никто мешать не будет. Горе… Я его никогда не знала. Мы с ним не знакомы были прежде… А душевная боль просилась на выход, но ввиду некоторых обстоятельств, мне приходилось ее заглушать до поры до времени.
Душевная боль… Приходилось ли вам ее когда-нибудь испытать? У меня душа находится в груди. Адская боль была в груди, не в сердце, не в желудке, а именно в груди. Боль была острой, невыносимой. Ощущение жжения. Невыносимо жгло, будто душа горела синим пламенем, как вечный огонь. С такой болью людей одних оставлять ни в коем случае нельзя. Наедине с болью, с душевной болью, человек обязательно проиграет. Ему не справиться с ней одному. Душевная боль сравнима со стихией, она, как цунами, может просто снести человека, стереть в порошок и развеять прах по всей планете.
…Что же это со мной? Как же так случилось, что я осталась одна со своей болью? В груди невыносимо жгло… Там горел маленький огонек, и этим пламенем точило мне грудь… Боль стала невыносимой… Что же делать… что… что?.. Это душевная боль перешла в физическую, и теперь пламя в груди разгоралось все больше и больше… Господи, как же так, я одна осталась наедине с болью… Надо что-то делать… что… что? Я носилась по квартире, как ошпаренная… В состоянии прострации я не отдавала отчета своим поступкам. Мысли… Они цеплялись за мнимое спасение… Я знаю, что мне надо делать… Телефон… Почему никто не звонит? Господи, куда же все подевались? Надо позвонить самой… Да, да, это выход, мне обязательно ответят, меня услышат, меня отвлекут, меня спасут… Так кому же позвонить? Тане, конечно, Тане, она умная, она знает, она много знает, она любит меня, она меня поймет… Она мне поможет, обязательно поможет… Длинные гудки, продолжительные гудки… Сегодня рабочий день… Никого нет дома… Господи, почему я сегодня не работаю, почему я сегодня не учусь? Когда это у меня могло быть свободное время, я же обычно всегда занята! И чем я обычно занимаюсь, чем я вечно бываю занята? Мне нельзя оставаться одной, мне надо выйти куда-нибудь… Но куда?.. Я не могу, у меня болит, мне плохо… Боже, как мне плохо!.. …Мама… Мама… Как это мама не чувствует мою боль? Может, потому что она очень далеко? Она же не в Москве, она даже не в России… Она далеко, очень далеко. И вообще она далека от меня, не только физически, но, видимо, уже и психологически. Сколько же было мне лет, когда я уехала от нее, вырвалась на вожделенную свободу из-под ее заботливых крыльев, когда я покинула родное гнездо? Это было двадцать с лишним лет назад. Да, это было так давно, что, кажется, в прошлой жизни. И как я все это время обходилась без нее? И как она мне сейчас необходима! Только одной ей можно рассказать, что со мной происходит, только она одна поймет мою боль. Она поймет, прочувствует, заберет, облегчит мне боль. Господи, прости меня, пожалуйста, мама. Какие же мы эгоисты! Почему мы мать вспоминаем только в кризисные моменты? Почему мы маму не вспоминаем, когда нам хорошо? Почему так человек устроен? Это же несправедливо. Как же мне плохо… Мне больно… Жжет, невыносимо жжет в груди… Хоть бы кто-нибудь позвонил… Но телефон молчал…
