Господи, сколько «но»! А что есть кроме них? Да куча всего, ей-богу! Преданность, нежность, бережность. Верность. Уверенность. Неподдельная и искренняя нежность к Юльке и внукам. Ее, Марининым, внукам!
Есть дом, построенный его, между прочим, руками, в котором живет все лето ее шумная и хлопотная семейка. Есть помидоры, любовно посаженные им и потом закатанные в трехлитровые банки. Есть грибы в корзине, которые он приносит рано утром из лесу. Есть горячий чай, заваренный по особому рецепту им же – с малиновым и смородиновым листом, который он ставит ей на ночь на прикроватную тумбочку.
И еще – есть те три недели после тяжелой операции. Когда он не уходил из больницы. Есть в ее памяти. Навсегда. И не очень важно – после всего перечисленного выше, – что он не читал Шопенгауэра. Потому что жизнь на нем, на Шопенгауэре, не построишь. Жизнь – она куда проще, чем иногда кажется.
И еще – она, жизнь, хорошо научила ее, Марину, что в ней нужно ценить, а на что вовсе не обращать внимания.
Она с удовольствием подумала про скорый приезд на дачу, про тихую мамину радость, про ее вечное ворчание и недовольство зятем, про объятия с дочкой, звонкие поцелуи с внуками и сдержанный – с Юлькиным мужем.
А дальше – суета. Шашлыки, скатерть, звон посуды, крики детей. Строгие указания мужа, крики внуков:
– Деда, давай к нам!
И все это – одно большое, нет, просто огромное счастье. То, что все вместе, и то, что все живы.
И – дальше, дальше. По бульварам, мимо знакомых и незнакомых домов, мимо ее молодости, отчаянной радости, шальных и неразумных поступков, мимо ее весны и ее осени, все ближе и ближе к зиме. И вот – совсем близко!
Мимо ее прежней жизни – мимо надежд и разочарований, непростительных глупостей, слез, страданий, боли, предательств, обид – мимо всего, что с ней было когда-то. Мимо… Мимо жизни. Невыносимой и прекрасной. Все-таки прекрасной. Потому что в ней, как оказалось, всегда есть место надежде и вере. Времени для счастья.
И мама, выходит, была права. Ну, на то она и мама, что говорить!
Машина затормозила у вокзала, и, выбравшись из нее, она увидела мужа, выглядывающего ее в толпе. Она помахала ему рукой, улыбнулась и увидела, как он быстро пошел ей навстречу – чуть покачивая осуждающе головой и все же с улыбкой.
Потому что они были рады друг другу. Все просто.
Из темно-синего «Вольво», чуть покрякивая, вылез сухощавый мужчина, одетый дорого и с каким-то невиданным даже для всезнающей столицы шиком.
Он потянулся, поправил очки, сказал что-то водителю, улыбчивому парню, похожему на молодого Гагарина.
Тот отъехал на стоянку, а мужчина подошел к цветочной палатке и купил букет разноцветных тюльпанов, укутанный в модную нынче цветную рогожку.
Он придирчиво осмотрел букет, остался, по-видимому, доволен и быстрым шагом зашел в здание вокзала.
Навстречу ему торопилась, почти бежала, очень молодая и очень красивая женщина.
На нее оборачивались – прохожим ее лицо отчего-то казалось знакомым. Ничего удивительного в этом не было – молодая женщина была актрисой. Не очень известной, но уже узнаваемой. К тому же она была так стройна и красива, что даже тот, кто не смотрел сериалы, останавливал на ней свой восхищенный и заинтересованный взгляд.
Мужчина в сером костюме окликнул:
– Мила!
Женщина, увидев его, чуть покраснела, глаза ее распахнулись, и на губах появилась улыбка. Она подлетела к нему и уткнулась ему в плечо.
Он сдержанно улыбнулся и погладил ее по длинным распущенным чуть рыжеватым волосам.
Она подняла на него глаза и провела ладонью по щеке.
– Ты скучал, Андрей?
Он рассмеялся, чмокнул ее в ладонь и взял под руку.
Они пошли к выходу, оживленно переговариваясь о чем-то, и было видно, что они очень рады друг другу и очень соскучились. А мимо них, увлеченных беседой, прошла немолодая пара – полноватая, все еще интересная женщина с гладко зачесанными назад волосами, собранными на затылке, и крепкий, простоватый, но очень симпатичный мужчина – явно военной выправки.
Он бережно держал свою спутницу под локоть и сдержанно кивал на то, что она горячо рассказывала ему.
Было видно, что это семейная пара. Пара, скорее всего, судя по сумкам, спешащая на дачу – к детям и внукам. Из пластикового пакета торчала большая красная пожарная машина.
Увлеченные беседой, они прошли мимо мужчины в сером костюме и женщины в белой куртке, которые тоже не замечали никого вокруг и спешили на улицу, к выходу.
Мужчина в сером чуть задел немолодую женщину и, обернувшись, извинился.
Та, словно и не заметив его, не поворачивая головы, бросила: «Пустяки!» – и покрепче взялась за руку своего надежного спутника.
Обе пары миновали густой людской поток и разъехались по своим делам. Точнее – по своим жизням. Таким разным, что и сравнивать нечего. Впрочем, никто и не сравнивал.
Еще раз подтверждая мудрые слова, что у всех, обязательно у всех, есть время для счастья.
У каждого – свое.
Обычная женщина, обычный мужчина
Он смотрел в окно. Как всегда, ожидая ее. Его женщину. Лину. Так было легче пережить эти невыносимые минуты ожидания. Она, разумеется, опаздывала – ну, женщина, что тут скажешь. Хотя… Смешная, маленькая аферистка и интриганка. Так, слегка. Она затягивала. Затягивала минуту встречи. Разумеется, для того, чтобы он…
Нервничал. Опасался. Дергался. Сомневался. Короче – страдал.
Для чего, спрашивается? Для того чтобы еще раз осознать, что она – немыслимый, невозможный подарок?
Да он это и так прекрасно осознавал. Просто пощекотать нервы? Разумеется.
Он, Лев, взрослый человек, относился к этому с пониманием и с легкой усмешкой – дурочка! Да разве он… хоть на минуту сомневался, что такое ОНА? Она в его жизни. В его судьбе.
Нет, интриганка, ей-богу! Он смотрел в окно. Такси подъехало к дому ровно в пять. Ровно! А она… Эта его красавица…
Посмотрела на часы, огляделась окрест и – направилась к палатке, стоящей на краю дороги.
Минут пять разглядывала скудную витрину. Потом протянула деньги и взамен получила какой-то предмет. Рассмотрела его не спеша. Развернула. Надкусила и – выбросила в урну.
Потом снова открыла кошелек и протянула в окошко деньги. На сей раз рука продавщицы показалась с бутылкой воды. Она открутила пластиковую крышку, сделала пару глотков и убрала бутылочку в сумку.
«Предусмотрительная моя! – подумал он. – Рачительная какая!» Ну не пропадать же добру, ей-богу.
Снова взгляд на часы, и – медленно пошла к подъезду. Медленно.
Ну, пять минут да мои – чего ж не потянуть?
Он отошел от окна. Вот! Наказать. Наказать и проучить. За все эти муки. Нет, негодяйка просто! Ведь эти пятнадцать минут – просто целая жизнь, вот что такое эти драгоценнейшие пятнадцать минут. Сколько раз можно обняться? А сколько поцеловаться? А просто прижать ее к сердцу и послушать ее дыхание и толчки в груди? Вдохнуть запах ее волос и ее духов? А поговорить? Поставить чайник и небрежно, не отворачиваясь от плиты, спросить: «Ну, а как вообще? Скучала?»
И обернуться не сразу. Не сразу, потому что сразу она и не ответит.
А она… Теряет время, теряет. Палит, жжет. Не ценит, короче. А оно – такое драгоценное, такое невеликое – ИХ время. Такое неприлично короткое, торопливое. Словно кто-то специально подкручивает стрелки часов.
Чушь какая! Никто, разумеется, не подкручивает. Просто пролетает оно так стремительно, так невозможно и беспощадно быстро, что… Никогда его не хватает.
Как всегда не хватает времени для счастья.
А вот проучить! Не открыть сейчас дверь – типа, нет его. Не приехал. Не смог. Даже позвонить не смог. Что-то случилось. Вот и пусть попсихует. Может, тогда поймет и откажется от своих дурацких бабских штучек.
Раздался звонок – их звонок. Три коротких, два длинных. Конспираторы, блин. Никто об этой квартире не знал – даже Димон, лучший друг. Так, на всякий случай.
Он стоял под дверью, затаив дыхание. Звонок нетерпеливо и настойчиво повторился. Он посмотрел в глазок – так, мобильный. Сейчас она наберет его, и его телефон зазвонит. И все – спалится за милую душу. Совсем глупо. Или? Да я заснул! Вырубился просто. Устал, знаешь ли. Работа, жена, ребенок. Уж прости, любовница. Прикинуться шлангом. Ты – любовница. Все. Совсем несложно.
Сложно – когда любимая. При всем перечисленном выше.
Запиликал его мобильник. Тихо – правильно, он в кармане куртки, куртка в комнате. Дверь в комнату закрыта. С лестничной площадки его не услышать. Славно.
Ну, и что дальше? Тишина. Думает. Вот пусть и подумает, как расточать время. Шоколадка, водица, неспешная походка. Отлично.
Он глянул в глазок. Она растерянно смотрела на телефон. На лице – недоумение и тревога. Тревога – точно. Точно?
Он распахнул дверь и встретился с ней глазами. Она упала ему на грудь и крепко обняла его за шею.
И тут он услышал – ее дыхание. Толчки в груди. Вдохнул запах ее волос и ее духов.
