– Да, это его племянник, – заметил Богдан. – И как раз в Комарово осел. Я давно с ним не пересекался. Но знаю, что у Юрия Владимировича всё в порядке. Молодец, скромно живёт, зря деньгами не сорит. Сам ездит на чёрном «Рено», супруга – на белом «Опеле». А мог бы и синий «мерин» себе позволить – по нынешней моде. Мне, говорит, лишнего не надо – и так все завидуют. Не могут забыть, как по квартирам бегал, телики чинил. А теперь сеть ремонтных служб имеет…
– Зато соседи у Юрия – круче некуда! – перебил дядя. – Все понтуются, «пальцы кидают». Докопались, как пьяный до радио. Ещё с девяностых обосновались у залива, и сейчас особо не стесняются. Юрий, конечно, с ними ладит – он умеет. Говорит, что лучший способ выиграть войну – в ней не участвовать. Он – самый нужный человек в посёлке, между прочим. Чуть что забарахлит – сразу Юрию звонят, ребят его приглашают. Территория для чужих закрытая. Даже с «корочками» не сразу пропустят. А к Далю – пожалуйста, в любое время. Это я к тому, что он Печенина должен знать. Да ещё укажет на тех людей, которые в теме. Приедете к нему в гости – никто и ухом не поведёт. Мы ведь с Юркой уже двадцать четыре года как знакомы. Не могу забыть, как он достал из письменного стола ящик, доверху набитый купюрами разного достоинства. И всё отдал на похороны вашего с Марьяной бати. Юрке «на лапу» много совали – за телики. Так и скопил. А тогда все на бартере жили, деньги мало что значили. Но человека по бартеру не похоронишь. Думаю, что и сейчас он не откажется помочь. Езжайте, объясните ему всё. Конечно, в пределах. Но так, чтобы понял. Если сразу ничего вспомнить не сумеет, пусть осторожненько разведает – в бане или за столом. Кто к Печенину приезжал, как он жил, с кем из местных водился. Думаю, что они и лично общались не раз. Вот примерно так. По ходу дела можешь вносить коррективы. Вы не завтракали ещё? – заботливо спросил дядюшка.
– Нет. Мы ведь считали, что можно подольше поспать, – честно признался Богдан. – Но Кристина уже давно нас зовёт.
– Слушайте, остынет всё! – Невестка словно подслушивала у двери. – А мне в магазин нужно – на неделю продукты купить. Между прочим, ты обещал со мной съездить.
– Нет, зая, никак не получится, – вздохнул Богдан с видом агнца, идущего на заклание. – Я ведь не знал, что суббота окажется занята. Ты не бойся – мы в печке всё разогреем. А на неделю не покупай – завтра слетаем. Придётся тебе Фотю с собой прихватить. Только в машине её ни оставляй, ни в коем случае…
– Так ты ведь оставил, когда ребёнка чуть на штрафстоянку не увезли! – ядовито напомнила невестка. – Одна служба в голове, а где деньги за всё это? Стаське нужно форму шить – из старой выросла…
– Ладно, это мы после обсудим. – Богдан очень не любил выглядеть при мне подкаблучником.
Кристина, конечно, зря намекает, что муж мало приносит в дом. У них тоже, как и у Далей, было две «тачки».
– Дядь Сева, я всё понял! После завтрака едем. Ты Юрию позвони. Предупреди, чтобы ждал нас.
– Он уже вас ждёт. – Дядя опять откашлялся. – Замечательный мужик – всегда выручит. Как ангел-хранитель прямо…
– Ты тоже его не забываешь, – заметил Богдан.
Я поняла намёк, и дядя тоже. Даль работал под «красной» крышей. А, точнее, под крышей генерала Грачёва. И потому мог чувствовать себя в безопасности, расширять бизнес, игнорировать конкурентов и всякие пожарные службы. Сложности с налоговиками тоже исчезали, как по волшебству.
Таким образом, Юрий Даль сумел, продав после смерти обоих родителей «родовое гнездо» в Токсово и домик жены в Левашово, отгрохать в Комарово великолепный скандинавский коттедж. Там его семья жила постоянно. А квартиру на Светлановском проспекте Юрий сдавал. Конечно, денег много не бывает. Сын Юрия Лёва учится за границей. Дочка Кира школу кончает и тоже мечтает о хорошем образовании. Да и дом нужно содержать на уровне.
– Конечно, не забываю, – согласился дядя. – Забывать никого нельзя – ни друзей, ни врагов. Ладно, иди завтракать. А я прилягу ненадолго. Температура подскочила, в горле першит. Как вернёшься, звони. Встретимся вечерком…
С захламлённого двора, где все давно парковались «в диагональ», мы с братом и невестка разъехались в разные стороны. Кристина на «Kia Rio», усадив Фотину в детское кресло, направилась по «Просвету». Мы с Богданом, на джипе «Шевроле», рванули по «Энгельсу» к Кольцевой.
Рынком у метро Кристина брезговала, хотя многие туда бегали. В окрестных дворах стояли машины не только со всего Северо-Запада, но и из Тулы, даже из Ростова, Краснодара, Адыгеи. Конечно, торговцы тут же и спали, и справляли нужду, даже готовили ужин. Наши окна, по счастью, выходили на проспект. Да и жили мы высоко. Но Кристина люто ненавидела этот грязный базар, пропахший гнилыми фруктами, рыбой, табаком, и с ужасом ожидала лета.
В тёплое время одна ярмарка сменяла другую. Я обожала бродить между тентами, ящиками, коробками. При этом плевалась черешневыми косточками, всегда безошибочно попадая в выбранную цель. Иногда торговцы нанимали бомжей для уборки рынка, давали им на водку. Но чаще всего вечером здесь громоздились горы мусора, из которых бабульки умудрялись добывать пригодные в пищу помидоры и персики. Там же Богдану пришлось срочно покупать фланелевый халат – бабе Гале в больницу. Рынок всё время грозились закрыть по жалобам граждан. Но он возрождался, как птица Феникс, и снова бурлил около входа в метро.
Солнце поднималось всё выше на чистейшем небе. Оно затопило трассу, и у меня началась мигрень. Бедный Богдан опустил все козырьки, но всё равно ругался сквозь зубы, то и дело вытирая слёзы. Какой-то «дятел» на бешеной скорости едва не влетел к нам в багажник. Видно, тоже на секунду прикрыл веки.
Красно-зелёные сполохи метались по зеркалам, по стёклам джипа, заклеенным специальной плёнкой – от угона. Блокировались также и дверцы, и багажник, потому что джип ночевал во дворе. В прошлом году у брата угнали подержанный «Нисан». Пришлось обращаться к дяде, который и одолжил внедорожник. Богдан уверен, что то барахло могло понадобиться исключительно на «шроты», то есть на запчасти. И увели его именно торгаши.
Я по жизни пользовалась всеми преимуществами, которые давало наличие старшего брата. Не было случая, чтобы меня побили во дворе. Знали, что Богдан строго за это спросит. Я первой узнавала о модных играх и научилась отличать «Ну, погоди!» от «Тетриса». А уж «Тамагочи» и вовсе стал моей страстью. Уже в первом классе я довела до белого каления учительницу постоянным писком своего брелка с электронным питомцем. Когда он «умер», я ревела три дня.
Потом брат показал мне приставку «Денди», научил играть в «змейку» на телефоне. И сейчас, проносясь в надёжной машине мимо людей и домов, полей и перелесков, я чувствовала, как замирает сердце. Мне стало легко и радостно, как бывает в детстве, когда за тебя думают другие, а душу переполняет щенячий восторг. Я так давно жила отдельно и сама принимала решения, очень часто глупые, что теперь хотела вечно ехать со старшим братом в гости к дядиному другу. Все беды растаяли, как ночные кошмары при утреннем свете, как грязный снег у обочин шоссе.
Воспоминания о Юрии Дале, о его дяде, который когда-то работал вместе с моим, взметнули в моей душе бурю чувств. Как будто ил поднялся со дна заброшенного пруда, и снова поплыли образы из детства. Вот я играю в Лахте около крыльца нашего офиса. И на кремовой «восьмёрке» подруливает натуральный восточный принц, только в элегантном европейском костюме. Он сладко, по-женски улыбается, и обязательно что-то мне дарит. Все говорили, что Александр Николаев был патологическим бабником. Трахал всё, что шевелится. Любил женский пол чохом – от грудного младенца до дряхлой старухи.
Дядя Сева потом сказал, что в роду у Саши Николаева были даже арабы. Отец его был из Азербайджана. В те годы Николаев уже работал нотариусом в фирме Озирского. С Литейного ушёл ещё в девяносто третьем, после тяжелейшего ранения. Потом расплевался с Андреем. Почему, я не вникала. По крайней мере, дядя явно уходил от данной темы.
Со своей женой-писательницей Николаев тоже не ужился. Встретил сокурсницу по Университету, которая к тому времени стала чиновницей в Смольном. Вроде, у них едва не дошло до свадьбы, но тут случилась трагедия. Это произошло летом девяносто восьмого, ещё до дефолта. Мне было шесть с половиной.
После этой истории мать неделю спала только на уколах. Дядя Сева ходил мрачнее тучи. Они часто сидели с Петренко у нас на кухне, и всё время пьяные. Поминали и Сашу Николаева, и дочь Озирского Клавдию, и бывшего своего начальника Захара Горбовского. Меня, конечно, выгоняли гулять или отправляли спать, но всё же я кое-что поняла. Когда подросла, спросила у Богдана, и он всё рассказал.
Очень давно, ещё до перестройки, Николаева приговорил его «крестник», которого звали Дмитрий Стеличек. Он потом стал одним из главарей местной мафии. О приговоре все знали, но уже устали ждать исполнения. Этот «дон Карлеоне» решил нанести удар, когда жертве меньше всего захочется умирать. И сдержал своё слово. Стеличек приказал похитить трёхлетнюю дочь Александра – Ираиду. Отец чувствовал себя очень виноватым перед малышкой из-за разлада с её матерью. Он ушёл к другой женщине, а с ребёнком случилась беда.
