Рери не лучше других понимал, что происходит. Понимание, а с ним и способность руководить сражением он утратил, когда неведомо чья конница ударила людей Ингви сбоку. Это уж были настоящие франки, в этом он не сомневался, видя под шлемами гладко выбритые лица. То, что в коннице графа Гербальда половину составляют северяне, могли выдать те же бороды, но даже если бы люди Ингви успели это разглядеть, что бы это изменило? Теперь же он самого себя чувствовал одураченным – особенно когда этот новый «союзник», Хель его возьми, принялся бить всех норманнов без разбору, в чем ему помогало городское ополчение. В этом положении захват города был единственным выходом из положения. В тесноте улиц и дворов конница не слишком-то разбежится, сражаться поневоле придется каждому поодиночке или очень мелкими отрядами, а здесь норманны явно получат преимущество. К тому же сам город, если удастся оставить его за собой, будет такой наградой, о которой они едва могли мечтать.
Конечно, он почти обещал графине Гизеле, что его люди не станут грабить Сен-Кантен, а удовольствуются богатым выкупом. Пусть епископ Рейнульф отдал бы далеко не все сокровища, у него имеющиеся, но удалось бы сохранить людей, а это не так уж мало. Но обстоятельства повернулись так, что Рери не смог бы выполнить свое обещание, как бы к этому ни стремился. Его договор с графом и графиней Амьенскими никак не предусматривал выступления епископского ополчения и неведомой конницы. Теперь норманнам приходилось защищаться всеми средствами и пользоваться всеми обстоятельствами, которые они только могли обратить себе на пользу. Поэтому Рери, во главе своей ближней дружины, стремился к одному – к победе, к полной власти над городом. А там будет видно.
Неразбериха продолжалась до самого вечера – да и вечер наступил неожиданно быстро. Захваченный бурным потоком событий, Рери не замечал времени. Важнее всего было понять, что происходит, и попытаться взять течение дел в свои руки – ибо сейчас их не держал в руках никто, кроме богов и судьбы. А боги и судьба не любят, когда полагаются только на них, они предпочитают помогать тому, кто сам помогает себе. Поэтому до самой темноты сыновья Хальвдана и их хёвдинги метались по городу. Сражение мало-помалу прекратилось – когда некому стало сражаться. Оставшись без предводителей, зажатые в угол франки предпочитали сдаваться. Пленников викинги запирали в первые подходящие строения и, не оставляя даже охраны, отправлялись по своим делам, то есть собирать добычу. Это легкомыслие по отношению к пленным, разнузданный и беспорядочный грабеж надо было прекратить, иначе викинги, не имея другого противника, обратят оружие друг против друга и вот-вот начнутся драки: из-за молодой пленницы, шелковой рубашки или серебряной чаши. Собрав возле себя остатки ближней дружины, уцелевшие в бестолковом сражении длиной почти в целый день, Харальд, Рери, Вемунд, Оттар ходили по городу и наводили порядок. Граф Гербальд требовал немедленного прекращения грабежей и прочих притеснений, но Рери чуть было его самого не запер в чулан: если выпустить графа на улицы, его, скорее всего, быстро убьют. Для норманнов сейчас каждый франк был врагом.
Первым делом пришлось тушить пожары, отложив на время все прочее – иначе Сен-Кантен попросту сгорел бы со всеми богатствами и жителями, лишенными возможности бежать. Несколько дворов уже пылало, строения пришлось растаскивать с риском для жизни, заливать водой, забрасывать землей. При прекращении грабежей не обошлось без стычек – особенно когда приходилось иметь дело не со своими людьми. Викинги из войска Ингви, опомнившись, разобрались наконец, что свои вожди так и не появились – а эти еще говорят, что те все перебиты с самим Ингви конунгом во главе! – и что сражаются они, по сути, во славу совершенно чужих хёвдингов, каких-то смалёндцев. Но почти в одиночку лезть в драку ради погибших вождей желающих не нашлось, и уцелевших людей Ингви довольно быстро усмирили. К пленным франкам приставили охрану, захваченную добычу Харальд потребовал сдать для дальнейшего пересчета и дележа. Требования его соответствовали походным законам, поэтому норманны, ворча, все же стали выкладывать на пол груды цветной одежды – порой порванной и запачканной то золой, то землей, то кровью, – украшения, целые связки золотых и серебряных нательных крестиков, кое-что из посуды. Множество мужских и женских браслетов, в том числе и те, что франкские женщины носили на ногах под платьем и которые стали приятной неожиданностью для норманнов, искавших под женскими подолами вовсе не это. Головные повязки, ремни обуви, пояса, подвязки чулок-шоссов, которые (подвязки) франки тоже любили украшать металлическими бляшками, бусами и бахромой – жадным варварам годилось все. В общей куче мелькали уже знакомые пластины книжных окладов – значит, и до церквей добрались. Бывшие воины Ингви при этом бросали хмурые и многозначительны взгляд на Золотого Дракона. Они еще не видели тела своих прежних хёвдингов, но то, что легендарное сокровище их конунга сменило хозяина, вполне убеждало само по себе.
Обосновались вожди в одном из каменных домов, деревянными перегородками разделенном на три покоя. То ли это была городская резиденция графа Вермандуа, то ли еще что – никто не задумывался. Среди принесенного нашлось немало церковной утвари, и это означало, что все три, скорее всего, городских монастыря уже в руках захватчиков. И наведаться туда нужно было как можно быстрее, на чем особенно настаивал Оттар. Все знали, какие огромные сокровища таятся во франкских монастырях, и оставить их без присмотра означало рисковать потерей самых ценных вещей. За утаивание добычи полагалось повешение – но кого когда это останавливало, как заметил тот же Оттар.
Где находятся монастыри, норманны уже примерно знали – видели их во время сражения и наведения порядка, да и отличить монастырские усадьбы, состоящие из многочисленных крупных строений, было нетрудно. Взяв своих людей, сыновья Хальвдана и Оттар уже хотели тронуться в путь, оставив в резиденции Вемунда для охраны уже захваченного, но тут им помешали неожиданные посетители.
Честно говоря, не ожидать этих посетителей – попросту забыть об этих людях можно было только после этого сумасшедшего дня, с гудящей головой и ноющими ранами. В резиденцию явился граф Гербальд, а с ним еще какой-то знатный франк. Надо было думать, что это и есть предводитель второго конного отряда. Когда битва переместилась в Сен-Кантен, они за ней туда не последовали, понимая, что коннице в городе нечего делать, и предпочитая уберечь остатки своих людей. Но теперь пришла пора поговорить и наконец разобраться в произошедшем. Норманны, думающие в первую очередь о добыче, с объяснениями могли бы подождать и до завтра, но франки считали иначе.
– О, приветствую тебя, граф Гербальд! – воскликнул Харальд, увидев гостя и почти столкнувшись с ним в дверях. – Рад, что ты уцелел. Много людей потерял? А это кто с тобой?
– Это, хочу тебе представить, Хильдемар, сын Гунтарда, прежнего графа Вермандуа и аббата Сен-Кантен де Монт, – сдержанно ответил граф Гербальд. Выглядел он озабоченным и хмурым.
Его спутник надменно кивнул, глядя, однако, с любопытством. С одной стороны, он не собирался быть слишком любезным с бородатыми варварами-норманнами, а с другой, сила сейчас была на их стороне и достижение его собственных целей во многом зависело от них. Это был еще молодой человек, лет двадцати пяти, с темными волосами и большими карими глазами, очень высокий, худощавый, узкоплечий, с длинными ногами. Рери он сразу показался похожим на журавля. Одет он был в красные штаны и льняную верхнюю рубаху под кольчугой, а поверх красных штанов на нем были длинные, до бедра, шелковые чулки, обвязанные под коленом подвязками из красного сафьяна с жемчугом и золотой бахромой. Длинный меч с золоченой, украшенной гранатами рукоятью висел на роскошной перевязи, обтянутой красно-золотой парчой. После битвы он уже успел натянуть шелковые перчатки с полными пальцами, которые здесь носили, в отличие от беспалых, только люди знатного происхождения. И это происхождение явственно отражалась в тонких чертах его надменного лица. Оглядывая собеседников, незнакомец то и дело шарил глазами вокруг, будто искал нечто, должное, по его мнению, здесь находиться.
– И откуда он тут взялся? – спросил Харальд, в то время как Рери напряженно старался вспомнить, не слышал ли он это имя где-то раньше. Кажется, слышал… Но где? Наверное, в Амьене, где же еще? И в связи с чем?
– Виконт Хильдемар вступил в бой на нашей стороне, не могу этого не отметить, – сказал граф Амьенский, но видно было, что воздает должное виконту в значительной мере против воли. – Поэтому он имеет право рассчитывать на то, что вы хотя бы выслушаете его.
– А давай мы завтра его выслушаем? – предложил Харальд. – Нам сейчас не до того. Надо за монастырями присмотреть, а то потом костей не соберешь…
