– Сотрудника? Да какой ты сотрудник?! – вскипел Вовка. – Недоразумение, вот и все. Пошел вон отсюда! – неожиданно громко рявкнул он.
– Смотри, договоришься! – ответил мент, пятясь назад и берясь за рацию.
– Смотри, доходишься! – парировал Бумажкин. – Мусора медленного реагирования, – добавил он, с чувством матернувшись вслед. И повторил: – Проваливай, говорю! Я ведь могу и командиру роты набрать!
– Да пошел ты… – буркнул мент, выходя из «двенашки».
– Зря ты им про бандитов ляпнул, – сказал Вова, вновь опуская глаза в газету. – Они у нас те еще вояки.
Зазвонил внутренний телефон. Взяв трубку, Бумажкин сказал «да, сейчас буду» и отложил прессу.
– Я к шефу пойду, вызывает. Неужели прознал про Маркину? – недоуменно спросил он, поднимаясь из-за стола. – Вроде не было тут никого со второго этажа… – пробубнил Вовка себе под нос, уходя к Михалычу.
– Через пару часов уж домой пора, – довольно сказал Плохиш, глянув на часы. – Надо бы одевать начинать. Там сегодня немного совсем.
– Ну, пойдем тогда – закроем эту тему, – согласился я, допивая чай крупными жгучими глотками.
Быстро облачив вместе с Борькой завтрашних постояльцев к последней встрече с родственниками, пошел мыть секционную. Монотонно вальсируя ядовитой тряпкой, я незаметно терял из виду контуры ежедневной рутинной жизни, словно шаман, зачарованный причудливым танцем. Простое мытье полов приподнимало меня над похоронной гонкой, будто какое-то эзотерическое учение. Я отчетливо видел ее, но с другого ракурса. Суетливая цепочка подробностей (перевозка-вскрытие-справка-вещи от родни-одевание-выдача-уборка) исчезала, уступая место Харону, плывущему по водам Стикса, чтобы прикоснуться к человеку в самый загадочный и сокровенный момент его существования. А прикоснувшись, стать ближе к высшим непознанным ценностям, скрытым от большинства людских душ. Жадно всматриваясь в иное толкование моей грязной непрестижной работы, я чувствовал, как санитар тает во мне с каждым движением швабры. На смену ему приходил свидетель Великого Таинства. И хотя свидетель этот был почти слепым, он видел куда больше санитара.
С трудом разрушив чары тряпки и швабры, я усилием воли перестал мыть полы. Стряхнув с себя невидимый эзотерический туман, закрыл секцию и вновь бросился в объятия похоронного комбината, такого понятного и нужного людям. По дороге в «двенашку» я столкнулся в коридоре с Томой. Странно, но на этот раз она не стала стрелять сигарету, всего лишь улыбнувшись мне тихой печальной улыбкой. Улыбнувшись ей в ответ, зашел в комнату отдыха. Не успел поставить чайник, как на пороге появился Бумажкин с важным выражением на лице.
– Я тут у шефа был, – начал он, подходя ко мне.
– Узнал все-таки? – встревоженно спросил я.
– Да нет, все нормально. Если бы узнал, он бы нам всем навставлял для профилактики, – беззлобно сказал Вовка. – Тут другое дело. Завтра какую-то большую шишку привезут, часов в 11–12. Одеть и отдать надо, я сам буду заниматься.
– Кто такой?
– Понятия не имею. Родственник чей-то, – сказал Бумажкин, показывая пальцем на потолок. – Главврач шефа попросил. Но дело не в этом. Сегодня вечером, часов в восемь, а может, и позже, ящик привезут.
– Пусть везут, я только в клинику отлучаюсь изредка…
– Я тебя вот чего прошу. Пока гроб не приедет – никаких отделений, даже если там полбольницы преставится.
– Как скажешь, Вов…
– Ящик в ближнюю кладовку на подкат старый поставишь, дверь на ключ и не открывать. Ящик не простой. Ты такого, поди, и не видел раньше.
– Круглый, что ли? – заинтересованно спросил я.
– Не, круче. Американский, с откидным верхом.
– И всего-то? Да были у нас такие, совсем недавно вот…
– Таких – не было. Там климат-контроль, радиосвязь, ароматизатор… и еще куча всякой фигни…
– Радиосвязь? Это на случай летаргического сна, что ли?
– Ага, но главное – он из какого-то элитного дерева, покрытого каким-то ценным лаком, ручки чуть ли не из золота. В общем, делается под заказ и стоит… Стоит, как однокомнатная квартира в приличном районе.
– Ог-о-о! – удивился я. – Это сколько же?
– Ну, где-то тысяч пятьдесят баксов. Ну, или около того. Очень до хрена, одним словом, да еще и сам главврач шефа просит. Так что, Тёмыч, важный момент. Спать с ним рядом не надо, конечно. Но встретить и разместить – в лучшем виде.
– Не вижу проблем, если честно…
– Я тоже, – кивнул Вовка. – Главное, чтоб мы и завтра утром проблем с ним не видели. Чтоб не как с Маркиной, лады? Там поначалу тоже проблем не было. А чем закончилось? Чудом пронесло, – напомнил мне Вовка.
– Обещаю, все будет нормально.
– Верю, – кивнул он. – И вот еще что, Тёмыч… Я когда вас с ножами и гвоздодерами увидел… Скажу честно – был очень тронут. Это, конечно, поступок. Дурной, но благородный.
– Почему это дурной? – спросил я, немного смутившись от неожиданного Вовкиного признания.
– Ну, сам подумай… Если б вы, парни, с кулаками на бандюков выскочили – дали б вам по роже, да и все. А если б ты с ножом полез – схлопотал бы пулю. И нож бы тебе потом в задницу засунули, в лучшем случае. А то и в печень. Но… все равно – спасибо.
– Да это ж мы искренне…
– Я и говорю – спасибо. Чтоб вы не подумали, будто я не оценил. Но зарубите себе на лбу – я сказал, вы делаете. Точно так, как я сказал. Договорились?
– Договорились, – коротко пообещал я, довольно улыбнувшись.
Остаток рабочего дня мы с Плохишом драили лифт, борясь с запахом «безродников», который мгновенно въелся в стены, пол и потолок, укрылся в щелях между кнопками, цепляясь за любую поверхность каждой молекулой. Казалось, что даже зеркало воняло мертвечиной. Вгрызаясь в обоняние, он словно обвинял всех и каждого в судьбе тех двадцати четырех, беспомощных и лишенных человеческого сострадания.
Закончив с лифтом, отправились в «двенашку», неся в себе усталость, за которой тянулся шлейф сегодняшней нервотрепки. Вовка тоже был там. Уже переодетый и с неизменной газетой в руках, он курил дорогую вишневую сигарету, наполняя комнату мягким пряным ароматом.
– Свиридов этот в крайней секции, у окна, на нижней полке, – предупредил нас Бумажкин. – Я его упаковал железобетонно, так что ничего страшного…
– Ну и денек сегодня, – устало протянул Борька. – Маркинская родня бешеная… «Безродников» отдавали-отдавали, так и не отдали до конца.
– Главное, что ампутяк вывезли, – сказал Вовка.
– Да лучше б ноги остались, чем целый Свиридов. Ноги куда-нибудь выкинуть можно, – несерьезно возразил Плохотнюк.
– Выкинуть? Был такой случай, – вспомнил я. – Петя, санитар из морга 59-й городской, где я работать начинал, так и сделал… Алкаш безумный.
– Да ну? Прям выкинул? – удивился Плохотнюк.
– Ага, клянусь. На заре перестройки дело было, мне заведующая рассказывала. Он только ампутяк отдал, и тут ему из хирургии свежую конечность принесли. Не знаю, что на него нашло, не иначе в дым пьяный был. В общем, взял он эту ногу, чуть выше стопы ампутированную, в старые газеты завернул и на ближайшую помойку выкинул.
– Смелое решение, – хохотнул Плохиш. – А мы тут машины заказываем…
– Так это только начало. На следующий день, ранним летним утром, молодая мамаша с ребенком маленьким шла куда-то по улице Достоевского, где дом-музей Федора Михалыча. Солнышко, птички поют – красота. И навстречу ей по тротуару бежит большая дворняга. А в зубах у нее – человеческая нога.
– Ни хрена себе картинка! – сказал Борька.
– Прям как в фильмах Куросавы, – заметил Бумажкин, заинтересованно отложив газету.
– Да, прям так. У мамаши, естественно, шок, паника, ребенок рыдает. Ну, она в милицию давай звонить. А потом и другие граждане сообщать стали, которым на глаза эта собачка попалась. Животное голодное, а тут такой кусок мяса, свежий, да на кости, на помойке валяется. Весь отдел местный на уши подняли, собаку разыскивали. Думали – убийство, расчлененка, какой-то псих орудует… В целом – недалеко от истины, Петя и впрямь малость не в себе был. В итоге докопались до истины, в морг пришли. Татьяну Петровну, заведующую, чуть инфаркт не хватил, бедную…
– А с Петей этим чего? – поинтересовался Плохиш.
– А чего с него взять? Он ни черта не помнил. Даже того, что ему эту ногу из хирургии принесли. Дали ему по шее, уволили. Потом, правда, обратно взяли. Там отделение в такой разрухе было – с довоенных лет без ремонта. Да и объемов не было, ведь морг только больницу обслуживал. Поэтому на Петино место никто работать не шел.
– Да, история занятная, – согласился Вовка. – Давай-ка ты, Боря, дуй переодеваться. Время уж без пяти, пора.
– Все, я мигом, – отозвался Плохиш, скрывшись за порогом.
– Про ящик помнишь? – строго спросил меня Бумажкин.
– А как же… Кондиционер, радиосвязь, ароматизатор, подсветка, запас кислорода. Я в нем сегодня спать буду.
– Я тебе дам! Спать он будет… – погрозил он мне кулаком, улыбаясь. – Береги его как социалистическую собственность, понял? Если что – хватай нож, гвоздодер – и мочи злоумышленника, – ехидно напутствовал меня старший санитар.
