– Я несколько месяцев носил только коричневое и серое, – раздался приглушенный голос барда. – Ты не представляешь, как я рад хотя б на время одеть что-нибудь яркое. И что-то, не колющее кожу. Ну, выхожу.
Он вошел и стал, чуть подбоченившись. Ярко-алый узкий камзол, вышитый золотыми цветами, через шнурованные рукава проглядывает ослепительно белая рубаха. Довершали глазовыдирательный наряд небесно-голубые бриджи, сапоги – и умопомрачительный желтый берет с таким количеством перьев, что хватило бы на десяток петухов.
– Ужасно пошло, я знаю… – Вопреки своим словам Рик не испытывал ни тени смущения. Повертелся так и этак. – Но, коль мне предстоит вернуться вскоре в унылый облик послушника… Слушай, а мне точно предстоит? Может, и не надо возвращаться?
– Не могу сказать, – улыбнулась Тео. Вид прифрантившегося, даже чересчур, барда явно поднял ей настроение. – Пока не станет ясно, что будем делать, лучше…
– Понял, понял. – Рик взмахнул руками. – Тогда мне остается наслаждаться своей неземной красотой, пока опять не придется…
– Хочешь поиграть? – Перебила его Тео.
– Поиг… – Рик запнулся. – Ты хочешь сказать, у тебя здесь есть…
– Простая виэла, там же, в сундуке.
Рик вернулся из гардеробной, держа в руках виэлу – младшую сестру лютни, имевшую меньше струн и более простую в обращении. Покрутил колки, тронул струны.
– Сыграть?
– Конечно.
Рик прислушался к звучанию и стал размышлять, что же исполнить. Печальное не хотелось, веселое не соответствовало ситуации… Подумав, он остановил свой выбор на балладе о моряках. Наверное, вид из окна навел его на мысли о кораблях, парусах и бурях, после которых всегда появляется яркое солнце. Это была единственная песня о море, которую он знал – столица находилась далековато от побережья, но все же какие-то образчики мореплавательской лирики до нее доходили. Ничто особо не препятствовало распространению морских песен, просто люди, у которых перед глазами всю жизнь лишь долины, леса и горы, не попадали под очарование описаний «бесконечного синего поля воды», как ни старались барды петь прочувствованно. Да и сами певцы, ни разу не видевшие море, вряд ли могли донести до слушателей его очарование… Рик слышал эту песню давно, запомнил скорей из-за мелодии, чем из-за содержания. А вот сейчас, любуясь гладью пронзительно синего моря, подернутого блестящей рябью, чувствуя вкус ветра на губах, слыша крики чаек – он понимал все, о чем пел, куда лучше. Когда-нибудь он попросит перенести его на сам берег, так чтобы можно было коснуться моря…
Тео, казалось, понравился его выбор, хотя она и выглядела несколько отстраненной, но улыбнулась. Когда он закончил песню несколькими аккордами собственного сочинения и отложил виэлу, магичка улыбнулась снова.
– Спасибо, – сказала она.
Они сидели молча довольно долго, каждый в своих раздумьях. Хотя Рик все больше чувствовал, а не думал – на него накатило благостное состояние довольства всем миром. В основном потому, что он снова играл – не корябал пальцами струны, скрипя зубами, а играл… Тео же опять помрачнела. Бард поднялся со стула, чтобы отнести инструмент обратно, и спросил:
– Что дальше?
– Мне надо поспать. Так я быстрее восстановлю силы, – ответила магичка, откладывая потухшую трубку.
– Нет, я в целом… что мы дальше будем делать?
– Не знаю, – тихо, с ноткой отчаяния в голосе ответила Тео. – Я думала о Кендрике. И Гринере. Мне нужен твой совет.
Бард остановился на полпути к гардеробной и присел на краешек стола, свободный от книг.
– В каком ключе?
– Я думала, не было ли это моей ошибкой… Я ведь почти не изменилась со времени ученичества Кендрика. И тогда отстранялась, и сейчас. Может, дело не в том, что Кен не был призван Силой? Может, дело во мне? Бросила Кена наедине с искушением и могуществом, которое кого угодно может подкосить. С Гринером то же самое – он, возможно, и не попал бы под влияние Кена, если б я больше внимания уделяла ему, как ученику.
– Мне лестно думать, что я достоин твоего доверия в таком вопросе, но – почему ты спрашиваешь совета у меня? Я ведь не знаток магии. – Удивился Рик.
– Ты хорошо разбираешься в людях. Вот Гринер…
– По-моему, ты слишком многое на себя берешь. – Отозвался Рик. – Не может один человек полностью подчинить себе волю другого просто «уделяя внимание». Кендрика я не знал, а насчет парня скажу: он такой, какой есть вовсе не потому, что на него кто-то влияет. Слабовольного человека я бы опознал сразу. Но…
Тео грустно усмехнулась.
– Но кое в чем ты права. Тебе действительно надо попробовать не отстраняться, а понять. И не только… Откуда вообще такая традиция? Все маги отдаляются от учеников, предоставляя самим решать проблемы?
– Не знаю насчет всех, но возможно… Ведь Ольсен был таким. Может, ты и прав, и я иду по единственно знакомому мне пути, веду себя с учеником так же, как в свое время Ольсен обращался со мной.
– Ну вот. – Бард хмыкнул. – Разве ты жаждешь уничтожить королевство после обучения у Ольсена? Дело не в воспитании, а в людях… уж я-то знаю. Стрелки ломают послушников очень жестко. Кто-то сдается сразу, кто-то находит отдушину… Я сам…
Рик помолчал, собираясь с мыслями.
– Я сам почти сломался, но так и не смог себя заставить подчиниться. Да и Гринер во всем разобрался. Ведь так?
– Надеюсь, что да. И я поняла, что ты хотел сказать. Однако… побороть себя будет труднее, чем я думала. Я до сих пор, хотя прекрасно видела, к чему приводят умалчивания и секреты, каждый раз, говоря с Гринером, мысленно поворачиваю мысль так и эдак – говорить или не говорить? Может, поделиться частью? А какой именно?
– Ничего плохого в этом нет. Ты имеешь право самой выбирать, что хочешь скрыть. Но одно дело – руководствоваться при этом разумом, а другое – уверенностью в том, что «ученику не положено много знать». И третье – близостью к человеку, знанием его сути. Для того я и советую тебе открыться, довериться ему. – Рик старался осторожно подбирать слова, понимая, что и сам находится в положении человека, которому «не все говорят». Именно поэтому его изумила такая внезапная откровенность со стороны магички. – Ты вообще хоть кому-нибудь доверяешь?
Тео задумалась.
– Так, чтобы безоглядно? Никому.
– Я не говорю про «безоглядно». Я говорю – в сердце. Когда знаешь человека настолько, что можешь быть уверенной, что он поймет тебя правильно.
– Дереку… – подумав, ответила Тео. – Тебе… в некоторых вопросах. – Она виновато глянула на Рика. – Прости, но это правда. Не думаю, что тебя устроил бы гладкий ответ про вечную верность и безграничное доверие.
Рик заставил себя улыбнуться. Не потому, что его оскорбили эти слова; он-то как раз ценил прямоту Тео, но потому, что прекрасно понимал, что именно она сейчас чувствует. Знал на собственной шкуре, что такое – разбивать изнутри стены недоверия и скрытности, которые сам же и выстроил.
– Попробуй включить в этот узкий круг еще и Гринера. Но не передвинуть стены, чтобы и он поместился, а убрать их… понимаешь, о чем я?
– Конечно. Очень хорошо понимаю. И спасибо тебе.
– Я теперь всегда буду рядом, чтобы помочь, имей в виду. Ты сумела отделаться от меня один раз, но на этом все.
Они тепло улыбнулись друг другу.
– Пойду спать… – Тео встала, потянулась. – Если захочешь перекусить, вон на стене ящик, там что-то оставалось. У меня глаза слипаются.
– Иди, – кивнул Рик. – С голоду не умру, не бойся. На самый крайний случай смастерю длинную удочку и буду из окна ловить рыбу. – Бард весьма красочно изобразил, как вращает над головой удилище.
– Длинная же тебе понадобится леска.
Тео перебралась в спальню, вытряхнула одеяло от пыли, и, закуталась в него – ее знобило. На самом деле, было довольно жарко, однако она приказала телу восстановиться как можно быстрее. За счет некоторых неудобств – пока было еще терпимо, она просто мерзла. Позже, возможно, начнет тошнить. Или она проспит неделю кряду… Магичка прислушалась – за полуоткрытой дверью тихонько заскрипел креслом бард. Потом раздалась тихая, успокаивающая музыка, похоже, колыбельная.
Рик голоден не был, но все же проверил в ящике, на который указала Тео. Там и впрямь хранилась еда – только вот о «месяцах», про которые упоминала Тео, не было и речи. В лучшем случае они смогут растянуть несколько кусков хлеба и сыра на неделю – если затянут пояса. Но, что правда, то правда – продукты сохранили свежесть; видимо, ящик действительно был магический. Хотя по виду и не скажешь: выглядел он хлипко и еле держался на двух погнутых крючках.
Бард взял виэлу, сел в кресло и, глядя на море, принялся наигрывать убаюкивающие мелодии. Под музыку хорошо думалось – пальцы, вернув былую гибкость, словно сами летали по струнам. Рик думал о том, что с ним случилось настоящее чудо. Такие увечья не лечатся. А ему вернули руки, словно не было тисков и хруста костей… неужели маги и впрямь так вот легко могут исцелять? Тогда почему они не лечат людей? Но тут же он оборвал сам себя: историю о том, почему маги «ушли» двести лет назад ему рассказал Дерек, причем на краски не скупился. Рик мог их понять – когда из-за самого факта твоего существования глупые люди убивают себе подобных… Но ведь маги могли б остаться тайно, и все же лечить… Но опять же, он не был уверен, что мир существенно станет лучше, а люди все примутся творить добро, только потому что кому-то срастят сломанную ногу. Возможно, он был не прав, или в нем говорил все еще шепчущий исподтишка шпион Стрелков, уговаривая, что, мол, лучше заботиться о своих, если остальные не способны оценить помощь… А, может, все дело было в том, что способность излечивать такие раны дана не каждому магу. Он смутно припомнил, что Тео как-то говорила о Цвете и связанными с ним умениями.
