Была бы она опытной, они бы уже не разговаривали. Но она, что ребенок, да еще с психологической травмой. И приходилось терпеть, сдерживаться и играть роль импотента. Невыносимо, но смелее быть боялся – не хотел ее пугать. Понимал, что с Варей нужно быть предельно осторожным, и терпел, а внутри бурлило от желания, волнами расходилось по телу – от пожара до тихой, глубокой истомы. И это он не тронул, а что будет – коснись?
– Ловлю на слове. Как окрепнешь, съездим. Маше-то уже подарок присмотрела?
– Маше? ― озадачилась. ― А! Нет.
– Заодно и ей прихватим, ― раздвинул губы в улыбке. И смешно и грешно – кого она хотела обмануть, придумав розовую любовь? Глупенькая.
Ниочемный разговор, а Варю напрягал. Или взгляды Макса? Или он сам, тем, что рядом, тем, что они одни в квартире? Неловкость чувствовала, и волнение никак не отпускало. Слова терялись, мысли убегали.
– Я спать, пожалуй, ― протянула. Мужчина плечами повел:
– Конечно.
Девушка поспешила из кухни, а Максим зажмурился, сгибаясь пополам, зубы сжал: Боги мои, Боги. Вроде все с ним было, всякое случалось, но такого и представить не мог – чтоб зубы от желания сводило. Анекдот просто какой-то!
А сам, как привязанный – за Варей. Встал в дверях спальни, косясь на девушку, и та настороженно таращится.
– Я рядом посплю – ничего?
Прошел, лег поверх одеяла.
У Вари сердце от тревоги сжало. Нет, ненормальная ситуация:
– Мне лучше уйти, ― развернулась к нему.
– Почему? ― тоже повернулся, лицом к лицу уставился. ― Напрягаю? Непривычно? Мне все равно присматривать. Лягу в зале – все равно заходить буду, а так – не бегать.
– Зачем вообще заглядывать?
– Ты нездорова. Иначе не смогу – начну прислушиваться к твоему дыханию, чтобы понять все ли нормально, привязываться – не нужно ли чего. Привычка с болезни мамы.
– Я не мама – с какой стати устраивать себе головную боль? Нет, все это неправильно.
Она хотела уйти и Смелков встал:
– Хорошо, я лягу на диване. Спи. Не пугайся, если ночью буду заглядывать, ― и вышел из комнаты.
Но на счет «спать» погорячился – полночи промаялся. Да и Варя нормально не спала, понимая неординарность ситуации, но, не понимая ее подоплеки и себя, потому что осталась. Нет, решение уйти было верным.
Рано утром выглянула в смежную комнату – зал. Заметила спящего прямо в одежде Максима и на цыпочках прокралась в ванную, потом начала аккуратно шарить по квартире, выискивая свои вещь. Вываливаться на улицу в халатике в ее планы не входило, однако и одежда не находилась.
Смелков услышал сторонние шорохи и приоткрыл глаза. Первое, что бросилось – стройные ножки во всей красе почти до ягодиц.
Варя, что-то искала у кресла возле окна, затем под столом, в шкафу. Поглядывала на мужчину, но тот успевал прикрыть веки и не шевелился, наблюдая, и девушка не заметила, что он проснулся. Обшарила комнату и еле слышно прокралась в следующую. Минута и он услышал шуршание пакета, и понял, что девушка искала. Лежал, смотрел на бледнеющую темноту за окном и по шорохам определял, что происходит – вот Варя достала одежду, вот натягивает брюки…
Паранойя, ― подавил вздох и поднялся, прошел и подпер косяк двери, глядя, как девушка одевается.
Варя натянула брюки и уже скинула халат, спеша переодеться и сбежать, как почувствовала взгляд в спину. Оглянулась и отпрянула от неожиданности, в «стенли» вжалась, прикрываясь руками и не зная, куда вообще забиться.
Макс смотрел на белеющие в полумраке плечи и забыл возмущение на себя самого, решившего вдруг устроить себе встряску нежданно-негаданной аскезой.
Прошел медленно и Варя метнулась в угол, сжалась вовсе, губу прикусив. Молчаливое явление мужчины ввело ее в ступор, как будто приведение увидела.
Смелков поднял халатик и протянул его Варе. Она не сразу поняла, таращилась на него дрожа, и ощущение – онемела. Ее тело было достойно полотен живописца, вот только сильно раздражало, что идеальные холмики закрывают ладони, а взгляд девушки вовсе останавливал игру воображения. В глазах была паника.
Схватила протянутую шмотку, но не сообразила надеть – грудь закрыла и взгляд опустила. Страх отступал и появлялся стыд, что она решила уйти, как вор какой-то. И даже в груди кольнуло от неприятной мысли, что попутала его с другими с той, жуткой своей прошлой жизни.
Макс стоял в метре от нее, сунув руки в брюки, чтобы не схватить за плечики, не прижать к себе и просто смотрел, не отказывая себе хотя бы в этом удовольствии.
– Далеко собралась? ― спросил тихо, видя, что она уже успокаивается.
– Домой, ― пролепетала, а взгляд не поднимает. Виноватой себя чувствует?
– Ничего, что отца разбудишь?
– Его нет дома.
– В смысле?
– Он присматривает за мной, а так… в своей семье живет. Раз ты его предупредил, что меня не будет, я у тебя – он к себе уехал.
Даже так?
– Давай не будем его из семьи дергать, дадим отдохнуть?
– Я одна…
– Исключено. Одной тебе сейчас нельзя. Уедешь – я ему позвоню.
– Нет.
– Варя, ― шагнул ближе и, она кожей исходящее от него тепло ощутила, смутилась, себя не понимая. Нужно одеться, послать Смелкова и уйти, и забыть, никогда не звонить, не слышать, не видеть, не знать… Почему? ― Я настолько страшный?
– Почему? ― нашла в себе силы взгляд на него поднять. Мысли в голове путались – неправильная ситуация. Ломала она уверенность Вари, что жизнь – дерьмо и хорошего не жди.
– Не знаю. Бегаешь от меня, как черт от ладана.
Все бы черти такие были… Чертовски правильные и привлекательные. Но чем, черт тебя дери?! Почему ты не такой как остальные?!
– Не выдумывай, ― дрогнула. Он нависал над ней и почти касался, и смотрел так, что Варя терялась.
Макс склонился к ее лицу, в глаза заглядывая.
«Привяжется, стиснет и…» ― подумала, а он лишь:
– Тогда дай отцу выходные, хорошо? ― сказал.
Она ответить не могла – он вот, дыханием достает, и мутит в голове от волнения, и ноги подгибаются. Но уже не страшно, а будто жалко чего-то.
Макс заметил поволоку в ее глазах и как разряд тока получил, сообразив, отчего взгляд у нее такой. Пятерней в волосы проник и чуть коснулся ее губ – дрогнула всем телом, пришлось второй рукой за спину ее придержать.
Гибкая, кожа как атлас – нежная, нежная и туман от нее в голове. Губы своими губами накрыл, осторожно, наслаждаясь, целовал и не лез дальше, боясь минуты этой идиллии нарушить. Сладкие губы, жаркие, податливые, приник к ним, как провалился. Нежил их и задыхался от наслаждения, а в голове одно в такт бешенному ритму сердца: не спеши, только не спеши, не спеши.
Она не отталкивала, только трепетала, и этот трепет передавался ему и словно уводил в нирвану, отправлял в далекую юность, в чистоту первых порывов, первых свиданий, первых поцелуев, первой любви.
Он не целовал – грел, не страстью – нежностью делился, не брал – давал, и тем делал невозможным отступление. Варя потерялась в этом поцелуе, неожиданном и словно первом и самом желанном. Она понятия не имела, что так можно целовать, что столько приятных впечатлений может возникнуть от банального поцелуя.
Макс прижался лбом к ее лбу, обхватил руками за спину, чуть притягивая к себе, и смотрел на девушку, чувствуя, как она подрагивает в его руках, как грудь вздымается и дыхание участилось.
– Не страшно, правда? ― прошептал, а самого в дрожь кидает от гибкости ее стана, от нежности кожи, от сладкого тепла дурманящего разум. Блаженная – одно слово, иначе не назвать ее. И потому блаженство от нее идет, топит. Не оторваться – вновь к губам ее припал – сладко до одури, и сердце выпрыгивает, кровь в виски бьет, гудит в венах от испытания истомой.
Варя совсем потерялась и одно средство в себя прийти – чуть отстранилась – не задержал. И даже горько стало, и словно чего-то важного лишилась.
С ума она сошла, что ли? Ведь ясно что ему надо…
А надо ли? Она полуодета – другой бы уже взял, если б хотел. Другой…
– Завтракать будем? ― спросил хрипло, лишь бы спросить, паузу занять и не притянуть к себе эту трепетную девочку, желанную настолько, что и душу заложить не жаль. А у самого дыхание прерывается и взгляд от нее оторвать не может.
Варя отодвинулась, грудь халатом закрывая, сжалась, себя не понимая.
– Да, ― а что «да»? К чему?
– Хорошо, ― пальцами щеки коснулся – найти бы силы уйти. Отступил – шаг назад, еще – через силу. Двери прикрыл.
Варя осела в кресло и слепо уставилась перед собой. Пальцы дрогнув коснулись губ, а на них еще тепло губ Максима и его нежность, что как яд в кровь проникла.
Разве так бывает?
Вспомнила поцелуй Димы и невольно передернулась: разве поцелуй? Тогда она никакого прикола в слиянии губ не находила. В книгах пишут: он поцеловал – она растаяла – ну, бред же!
И сникла: не бред оказывается, бывает… В чем дело? Почему ей не страшно, а любопытно, почему обычный поцелуй приятную дрожь вызывает? В ней дело, в Максе?
