Только вот, почему так тревожно щемит любящее сердце бабушки?
– А знаете, Рим Николаевич, вы можете называть меня на ты, то есть я хотела сказать…
– Обращаться на ты! – продолжил Рим, отхлебнув горячего кофе. – Уже не как к пациентке, а как…
– Как к знакомой. Ведь мы знакомы, не правда ли?
– Скорее, да, чем нет, – улыбнулся Рим. Он не мог понять, что случилось? Да, у них существовала договорённость о постоянной связи на период реабилитации больной. В этом вся суть метода. Но Эвелина здорова! Нет ни малейшего намёка на рецидив. Рима насторожил её утренний звонок – а вдруг что случилось? Но не случилось ничего, и Рим сейчас сидел за столом, пил бодрящий кофе и решительно не понимал: зачем Эвелина обратилась к врачу? Чтобы объявить, что они знакомы?
– Рим Николаевич, Вы, наверное, сейчас думаете: «И зачем она позвонила»?
Рим вздрогнул.
– А мне захотелось сказать вам, что вы замечательный доктор и прекрасный человек, – с энтузиазмом продолжила Лина.
Рим покраснел. Благодарности были в его практике, даже более экстравагантные и импульсивные, но никто ему не предлагал дружбу. Именно так он понял слова Эвелины.
– Спасибо! Благодарность пациентки – лучшая награда врачу, тем более от столь прелестной, – само собой сорвалось с языка, Рим слегка прижал пальцами губы, словно испугавшись собственных слов.
– Рим Николаевич, это ещё не всё!
Рим совершенно смутился и не знал, что предпринять? Их общение стало приобретать фамильярный характер, недопустимый между врачом и пациенткой. Хотя Эвелина никакая уже не пациентка, положено ли женатому человеку иметь подругу?
Рим твёрдо усвоил жизненную формулу для взаимоотношений между неравными людьми, вроде: врач – пациентка, начальник – подчинённая, ученик – учительница и наоборот. Она – для всех одинакова: дружба переходит в любовь, а любовь – в ненависть. Это неизбежно и необратимо.
Можно тщить себя надеждой, что бывают и приятные исключения из правил. Почти каждый человек глупо полагает свой случай именно этим самым исключением, но время неумолимо подтверждает справедливость формулы.
Рим привстал со стула и застыл: непонятно, то ли собрался уходить, то ли что-то сказать.
– А у меня для вас небольшой сюрприз!
– Что вы, Эвелина, – опять смутился Рим и собрался прощаться.
– Вот! Именно так я и думала! – обрадовано хлопнула в ладошки Эвелина. – Устного предложения вам маловато! Вероятно, Рим Николаевич, вы справедливо полагаете, что если станете называть меня на ты, то и я тотчас буду обращаться к вам на ты?
Рим смущённо промолчал.
– Верно! Так и будет! А поэтому предлагаю выпить за брудершафт!
– Вам пока не стоит, – запротестовал Любимов.
– Конечно, не стоит! – с радостью согласилась Эвелина. – Я предлагаю безалкогольный напиток!
– Да, но…
– Так вы хотите уйти? – Эвелина обиженно развела руками.
Странно, а чего ещё он должен хотеть? Рим пожал плечами. Это оценилось, как согласие. Эвелина подскочила, раскрыла дверцу кухонного шкафа и достала два фужера и бутылку безалкогольного Шампанского.
– Не знаю, как принято, у вас, но вообще-то мужчины открывают бутылку.
– И у нас, – согласился Рим и откупорил Шампанское, сделал это неторопливо, со знанием дела. Никаких неожиданных щелчков, никаких радостных брызг на пол и стены, а то и на одежду ближайших людей. Лёгкий дымок из горлышка оповестил о готовности напитка к употреблению.
Эвелина села рядом и не шевелилась. Куда-то вмиг улетучилась энергия. Как будто она посмотрела на себя со стороны – какая нахальная и навязчивая особа! Что она возомнила? Решила подружиться с Великим учёным? Глупо и совсем не смешно. И говорит она одну чушь. Любой другой на месте Рима Николаевича принял бы её за девицу лёгкого поведения. Стыдно! Надо прощаться, извиниться за глупую навязчивость и хамство. Но тело Эвелины совсем не подчинялось мыслям. Она не смогла и шелохнуться, сидела молча, отвлечённо разглядывая свои ногти. На указательном пальце правой потрескался лак, это из-за грубой тёрки для мытья посуды.
Рим наполнил бокалы.
Мосты сожжены.
– «В самом деле, что такого предосудительного и аморального произойдёт»? – почти вслух одновременно подумали они.
Эвелина взяла бокал за длинную ножку и поднесла к губам.
– Какой это брудершафт?! – воскликнул Рим. Наконец-то он взял инициативу в свои руки! Эвелина облегчённо вздохнула.
– Тогда, как? – спросила она.
– Вот так, – он показал как. Эвелина неловко, стараясь не касаться его руки, неестественно далеко вытянула плечо, изогнула к себе кисть и вытянула голову, едва коснувшись губами кончика бокала. Пить в таком положении едва ли возможно. Рим слегка сжал локтем её руку и плавно развернул к себе.
– Что говорят в таких случаях? – спросила Эвелина.
– Честно?
– Честно.
– Понятия не имею, это у меня в первый раз, – сознался Рим.
– Надо же! – вдруг рассмеялась Эвелина и плеснула шампанским себе на блузку. Она попыталась поставить фужер на стол, но Любимов мягко задержал её.
– Я понимаю, что это смешно, что случилась техническая накладка, но такую церемонию прерывать нехорошо, – улыбнулся Рим.
– Мне стало смешно потому, что я тоже в первый раз участвую в брудершафте!
– Начинаем?
– Начинаем! Только до дна?
– Только до дна!
Они выпили тёплую, едва пузырившуюся жидкость. Эвелина вновь решила поставить бокал, освободиться от сплетения рук.
– Разве так пьют на брудершафт?
– Так я же, до дна?
– Но ведь это не всё! Я точно знаю, что не всё.
Эвелина прекрасно знала, что нужно делать дальше, но неловкость ещё больше сковала её. Чтобы окончательно не оплошать Лина сказала:
– Тогда по очереди! Кавалер уступает даме!
Рим ничего не успел понять, как Эвелина чмокнула его в щёку.
Для этого ей пришлось вытянуться на носочках и прижаться грудью к руке партнёра. Рим ощутил всем телом волнующее движение груди девушки, когда она глубоко вдохнула. Его голова закружилась безо всякого алкоголя, Рим опустил глаза. Эвелина прикрыла веки, слегка вытянула алые губы и склонила голову.
Как поступают в таких случаях?
Влюблённым не нужно никаких специальных ритуалов, они просто целуются. Давно знакомые дурачатся и чмокают друг друга в лоб, либо в подбородок, а то и в обе щёки, да так, чтобы помада размазалась по всему лицу! Малознакомые люди ограничиваются скупым чмоканием. Эвелина – неординарна, она не подходит ни под одну из этих категорий. Но что-то надо делать! Не стоять же пень-пнём, в конце концов!
Пауза затянулась.
Наконец все мысли ушли из головы, не мешая отдаться чувству. Рим почему-то тоже закрыл глаза и встретился с губами Эвелины, ощутив приятную упругость. Эвелина чуть приоткрыла рот, Рим взял её за затылок, утонув ладонью в пахнущих младенцем локонах, привлёк поближе.
– Бринь-бом! Бринь-бом!! Бринь-бом!!!
Резкий звук звонка входной двери: словно током ударил обоих. Эвелина от неожиданности уронила фужер на пол, но не отпрянула от Любимова. Рим вздрогнул и немедленно освободил Эвелину от объятий – поцелуй завершить не удалось. Они встретились глазами. Испуг ещё не коснулся зрачков, былая неловкость исчезла без следа. Они прочли в глазах друг друга заговорщицкое посвящение в тайну – после такого брудершафта невозможно не подружиться!
– Приехала бабушка, – тихо сказала Эвелина. Впервые внучка не порадовалась приезду Олимпиады Самсоновны. Эвелина пошла открывать дверь.
Рим подобрал обломки стекла, или хрусталя, воровато сунул их в какую-то кастрюльку, ополоснул свой фужер и поставил на место, а бутылку поставил в угол, прикрыв её мусорным пакетом.
Когда вошла бабушка, она заметила молодого человека, сидящего за столом перед чашкой с остывшим кофе.
– Знакомься, бабушка! Это Рим! – представила гостя Эвелина и, обернувшись, продолжила: – А это моя любимая бабушка – Олимпиада Самсоновна!
– Очень приятно.
– Очень, – эхом отозвалась бабушка. – А что делает молодой человек, у нас дома, в столь ранний час?
– Он только что зашёл.
– В этом я не сомневаюсь, Линочка, – в голосе бабушки появились нотки миролюбия. – А кто вы?
– Я? В каком смысле?
– В прямом! Чем занимаетесь, или как теперь принято говорить: Чем зарабатываете на жизнь?
– Бабушка! Разве это важно?
– Слушай, молодой человек, – назидательно сказала бабушка. – Мне уже много лет, поэтому я вправе спросить тебя, а ты должен ответить!
Вот это старушона! Что там, в сравнении с нею Карина Львовна!
А ведь он не пил с Олимпиадой Самсоновной на брудершафт! Но портить отношения с первой встречи, (Рим подспудно предчувствовал возможность дальнейшего общения), не хотелось.
– Я вас очень хорошо понимаю, – сказал Рим миролюбиво и почтительно.
– Вот тогда, будь добр, скажи: «Кто ты есть»?
– Бабушка! Он ведь сказал, что зовут его Рим!
