Ну и зачем мне, на фиг, пулемет, я же не собираюсь возглавить ганское сопротивление, тем более, что всей душой против насилия?!
– Вы не скажете, – спросила я осторожно, – а пулемет мне зачем?
– А как же, пригодится! Мало ли в какую точку зашлют! – многообещающе пожелал инструктор.
Мне стало неуютно, а может действительно, они хотят использовать меня в военных конфликтах? Кто знает? Никому верить нельзя! Может, увидели способную тетку (сделала я себе комплимент) и решили поэксплуатировать такой прекрасный потенциал где-нибудь в других горячих точках?! Надо выяснить. Пока очень подозрительные мысли блуждали в голове, урок, наконец, завершился. Напоследок коротышка предупредил меня, что завтра будет и теория, и практические занятия – стрельба по мишеням.
Следующим в расписании моей спецподготовки стоял урок физической культуры. Едва я появилась на пороге небольшого спортивного зала (а то, что он спортивный, поняла по двум деревянным шведским стенкам, которым с удовольствием предпочла бы шведский стол), как радушный и, на первый взгляд, добродушный, крепко сбитый мужик встретил меня словами:
– Здорово, мамо!
Сам ты «мамо»! Он лет на двадцать меня старше, а все туда же, «мамо»! Физкультурник продолжал:
– Мене звуть Батя, Батяня-комбат, – уточнил он, – а як тебе звати?
– Пышка, – озвучила я свой псевдоним.
– Ну, мамо, и не думала, напевно, що тебе такий гарний хлопец тут чекае?! – потом, как из «рога изобилия», на меня посыпались чудные комплименты: – Ай, гарна дивчина, мамо, дуже красива!
Интересно, и как это у него так ловко получается и мамо, и дивчина в одном флаконе, хотя кто скажет, что я хлопец, пусть первым бросит в меня камень! Вопросы продолжались:
– А дiд-то у тебе е?
Я неопределенно пожала плечами, ну какое твое дело?! Батяня-комбат продолжал инструктаж, но уже строже:
– Слухай, що буду говорити, i чiтко виконуй завдання. Зараз разновим товi, що будемо робить, а то не зрозумiэм. Будеш бiгатi, перекидатися, стрибати, робити гiмнастику. Якщо не буде успiхiв, чи не буде iжi. Будь ласка, не разстроюй мене!
Да… тяжелый случай на производстве! Украинский был для меня языком с другой планеты, и как же я смогу выполнять команды, ежели кроме «мамо», «бати» и «диду» ничего толком не поняла?! Однако несмотря на почти полное непонимание сказанного, согласно кивнула и… началось.
Первые пять приседаний привели мой организм в состояние паники, ноги уже не держали ослабевшее тело. Со шведской стенки я падала, как созревший осенью урожай фруктов, Батя просто не успевал меня на нее вешать, а бег по кругу завершился логически верно – на карачках. Физкультурник заставлял меня крутиться, как белка в колесе. Еще немного – и мне капец! В конце концов, видя печальные результаты своей работы, он с трудом и явным нежеланием все же отпустил меня. До чего же вредный диду! Надо же, а мне украинцы всегда казались людьми добрыми. Мы с Левой побывали и в Киеве, и в Донецке, и в Славянске, и в Краматорске, и везде встречали только доброжелательное отношение со стороны местного населения, говорящего исключительно на русском, а этот прямо зверь какой-то, наверное, потому что… хохол!
Время, к счастью, приближалось к обеду-ужину, и я, расспросив какого-то мужчину о том, где находится столовая, быстренько почесала туда. После активных физических занятий жутко захотелось есть, но не тут-то было! Перед самым моим носом вырос начальник Клим Ефремович. Он посмотрел в какой-то лист и, недовольно покачав головой, изрек:
– Опоздание на завтрак – раз. По основным боевым дисциплинам очень плохо, неудовлетворительно, это два. Обед-ужин отменяется!
Я просто вышла из себя.
– Слушайте, Климент Ворошилович, вы ничего там не попутали, уважаемый? Я ведь не под вашим началом, слава богу, в профессиональной армии служу, а прохожу, это… как ее… первоначальную подготовку, и в начале такого сложного пути успехов просто не может быть!
Ворошилов равнодушно пожал плечами.
– Во-первых, я Ефремович, а во-вторых, нет успехов – нет и обеда! – и нагло бросив на ходу «Je n’ai mange pas six jours» (Я не ел шесть дней) на французском, закрыл дверь столовки на гигантский, амбарный замок и гордо удалился, напоследок кинув:
– Достаточно дискуссий, Бублик! Живо идите на урок английского, вас с нетерпением ждет преподаватель, кабинет номер тринадцать!
Сам ты Бублик, буденовец хренов! Скрипнув в бессильной ярости зубами и не сумев дать циничному дядьке словесной сдачи, поплелась в тринадцатый кабинет. Номер тринадцать наводил на совсем невеселые размышления. Моментально вспомнился знаменитый ужастик «Пятница 13», и сразу же, как из могилы, потянуло холодом. Постучалась. Мне ответил приятный женский голос. Я открыла дверь. В кабинете сидела очень пожилая, но все еще прекрасно выглядевшая женщина. Хоть единственный нормальный человек в этом дурдоме! Слава богу!
– Добрый день, входите, пожалуйста, – поприветствовала она по-русски.
– Здравствуйте, – ответила я.
Мне неудобно было озвучивать мою дурацкую кличку, поэтому представилась своим настоящим именем, в ответ она назвала свое. Я даже не думала, что наш разговор так затянется. Это был день чудовищных воспоминаний учительницы английского языка…
Преподавательницу звали Марлена Григорьевна. Вы не поверите, она, ветеран Великой Отечественной, прошла все тяготы, выпавшие на ее долю, еще совсем девочки, почти ребенка. Сама еврейка по национальности, Марлена Григорьевна жила в районном центре под Киевом, на Украине. Ей было лишь двенадцать, когда началась война и в их населенный пункт пришли оккупанты. В то время жители этого поселения еще не знали, чем рискуют несчастные иудеи, если будут обнаружены новой властью.
В украинском городке жили и русские, и евреи. В те годы советской власти между представителями различных национальностей царила крепкая дружба и взаимопонимание. Когда немцы вошли в районный центр, то сразу же развесили объявления о явке всех евреев со своими вещами и ценностями на сборный пункт к местному райсовету. Людям объявили, что они поедут на строительные работы в Киев. В ночь перед явкой на сборный пункт мама сказала Марлене: «Доченька, чувствую, что нехорошо это закончится, поэтому ты с нами не пойдешь. Беги сейчас же к Ганке, пусть она тебя спрячет!» Ганка была лучшей подружкой Марлены, и девочка, простившись с родными, ночью огородами пробралась в дом соседки. Та в помощи не отказала и спрятала подругу в погреб. Евреев, собранных у комендатуры, расстреляли в тот же день неподалеку. Мать ее оказалась права и, предчувствуя беду, сама того не зная, спасла ей жизнь, когда не дала дочери попасть в ряды смертников. Психологическая травма от такой страшной потери самых близких людей была для двенадцатилетней девочки так велика, что почти три месяца она ни с кем не разговаривала.
Отец Ганки вызвался быть старостой, за что его сначала просто возненавидели, но потом поняли, почему он так поступил. На самом деле, он сделал это для того, чтобы помочь своим землякам и не допустить назначения какого-нибудь нелюдя из числа ненавистников советской власти.
Ганка рассказала, кто прибежал к ним ночью, на что дядя Василь обещал справить в комендатуре документ на другое имя и, если будут вопросы, представить девочку как свою дальнюю родственницу. Все получилось, как надо. Днем Ганкин батя, как артист, изображал почтительность и подобострастность перед новой властью, а ночью вместе с земляками пытался связаться с партизанами, которые начали действовать где-то рядом, в округе. В городке никто никого не выдал, не нашлось ни одного предателя! К счастью, немцы не заподозрили в «племяннице» старосты еврейку, избежавшую казни, потому что внешне она совсем не походила на представительницу своей национальности.
Однако и среди немцев не все были зверями в человечьем обличии. Офицер, которого определили на постой в хату Василя, Вальтер Клаузер, всегда проявлял акты человеколюбия. Ежедневно приносил детям еду, ведь кроме Ганки, старшей дочери, у старосты было еще семеро по лавкам, мал мала меньше. Никогда никого не обижал и даже с большим удовольствием играл с ребятишками. А когда Марлена, случайно споткнувшись, упала и серьезно травмировала верхнюю губу, офицер, ни минуты не думая, взял девочку на руки и отнес в полевой госпиталь. Там хирург-немец виртуозно сделал ребенку операцию и так зашил ужасную рану, что от той давней истории не осталось и следа! В общем, около полугода, пока на постое находился этот капитан, все было более или менее спокойно. Но потом он со своей частью уехал и в городок пришли настоящие каратели, убийцы и садисты.
В один из дней они загнали все население от мала до велика в деревянный храм и подожгли… Так бы и закончилась страшная история испытаний двенадцатилетней еврейской девочки, но произошло настоящее чудо. Когда храм уже охватило пламя, появились партизаны и бросились спасать людей. И вновь Ангел-хранитель был рядом с Марленой. Не всем тогда удалось выйти из огня. Десятки человек задохнулись от дыма, у людей постарше от таких жутких испытаний не выдержало сердце, но девочки – Ганка и Марлена выжили. От небольшого городка сельского типа ничего, кроме печных труб, не осталось, его просто стерли с лица земли. Забрать с собой оставшихся в живых партизаны не смогли, и односельчане разбрелись кто куда в другие города и села.
