«Зачем я назначила на вторник? Надо было сразу. Воспользоваться случаем, чтобы отказать».
В ванной шапка пены. Александра лежит с закрытыми глазами.
– Что? – она сдвигает наушники.
– Как позвонить обратно?
Она протягивает мыльную руку. Я снимаю с крючка полотенце. Сначала – вытереть руки, потом уже браться за мобильный.
– Обратно, – она жмет на клавиши. – Обратно не выйдет. Последний номер не определяется. Твой абонент пожелал остаться неизвестным. Anonymous call.
Когда дочь была маленькой, я водила ее в Эрмитаж. Парадная лестница, темные полотна на стенах, белизна мрамора, тяжелые египетские саркофаги. Однажды мы подошли к витрине, той самой, с беременной старухой. Терракотовая старуха, толстая и уродливая, протягивала руку, словно просила милостыню. «Какая некраси-ивая, – дочь протянула разочарованно, – фу!»
Ребенок ни в чем не виноват. Я должна была объяснить. Но я смолчала. Сделала ошибку. Упустила момент. Но разве я знала? Откуда мне было знать, что связным остается только прошлое, которое можно осмыслить, разложить по полочкам. Расставить, как старые книги. Настоящее – та же помойка. Мысли, приходящие в настоящем, похожи на обрывки и лоскутки.
Салат оливье
Картошка, морковка, свекла. Горка крутых яиц. Все сварено и очищено. Осталось только покрошить. Заправить я успею позже. Салаты опасно держать заправленными: если перестоят, можно травануться .
Все-таки мне попались мягковатые огурцы. К тому же слегка припахивают бочкой. В оливье это не будет заметно. Майонез – проверенный соус. Перешибет любой запашок.
В дверь звонят. Опять забыла ключи. Что ни день, меняет сумки, забывает переложить. Я иду к двери, открываю не спрашивая.
– Нет, ты гляди, что делается! Сволочь! Распустила поганого кота!
Соседка с третьего этажа. Когда-то мы учились в одной школе, только она класса на три младше.
– Сами сволочи! Олигархи проклятые! – с нижней площадки доносятся истошные крики. Старуха-процентщица, та самая, которую я планировала ограбить. Экспроприировать крупяные запасы. В самые голодные времена. – Всё скупили! Теперь еще гусей жрут! Жрите, жрите… Вот напишу Путину – найдет на вас управу!
– Нет, ну ты представляешь! – соседка задыхается от возмущения. – Это я – олигарх! – она держит гуся, обглоданного с одного бока. – Ну и что мне с этим делать?
– Обрежь, – я смотрю с сомнением.
– Ни хрена себе обрезание! – она хихикнула. – По самое не могу .
– А как он пролез в кухню?
– Да не в кухню. На балкон. Холодильник забит – не сунешь. Ну, я взяла и вынесла…
Я бросаюсь к балконной двери.
Слава богу. Тарелки стоят нетронутыми. Если б не гусь, плакал бы мой студень…
Выглядываю в прихожую: соседка уже ушла. Отправилась делать обрезание… Котяра совсем распустился. Раньше такого не было. Похоже, варит ему из старых запасов. На кашах не очень-то разгуляешься. Не иначе, захотел мяска…
Представляю, как они сидят вдвоем, смотрят телевизор: хозяйка на диване, наглый котяра – в кресле. Мечтает о Вискасе , облизываясь на рекламу… Небось думает: не повезло. Другие обжираются импортным кормом. В особенности его бесят рекламные котята: мелкие твари, от горшка два вершка, а туда же… Вылизывая лапы, домашнее животное грезит о возмездии: уж он бы их придушил…
Его хозяйка ни о чем не догадывается. Думает: добрый котик. Кот потягивается: «Ничего… Придет и наше времечко: тогда и передушим. И старух, и котят…»
– Как дела?
Я вздрагиваю: не заметила, как она вошла. Увлеклась мыслями о братьях наших меньших.
– Вот, – дочь выкладывает на стол. – Купила на всякий случай.
Две увесистые пачки.
– У нас что, ведро салата?
– Ерунда, – она машет рукой. – Майонеза много не бывает. А это, – она оглядывает очищенные овощи, – на оливье? А любимый мой сделала?
Ее любимый называется голландский. Сомневаюсь, что голландцы в курсе....
Морковь натереть на терке. Лук порезать и обжарить отдельно. Одну банку шампиньонов накрошить.
Сырые помидоры нарезать на дольки. Добавить тертый сыр. Все заправить майонезом.
– Не было, – отвечаю сухо.
– Чего не было? – она захлопывает дверцу холодильника. – Так я бы купила.
– Шампиньонов в банках. Вообще не было.
– Где? – она переспрашивает.
– Не где, а когда. Ты же просила: всё , как раньше…
– Ну как это – не было? Импортные поставки-то были. Если вы с папой не покупали, это совсем не значит… У нас в группе есть девочка, так она рассказывала: ее отцу выдавали заказы. Всё: и паштеты, и шампиньоны, и эти, как их… крабы.
– Чтобы получать такие заказы, надо было работать в каком-нибудь обкоме. Судя по всему, папа твоей знакомой… Ты ее не спрашивала?
– Нет. Об этом я не спрашивала.
– Вот возьми и спроси.
– А этот? С отварной курицей?
...
Отварные куриные грудки нарезать, добавить кусочки ананаса (резаные, из банки), 5–6 листьев китайской капусты. Заправить майонезом.
– Тоже не было.
– Чего? – в ее глазах искреннее изумление. – Кур?!
– Ананасов в банках, китайской капусты.
Дочь говорит:
– Смешно. Я была уверена, что эти уж точно советские… Выходит, облом ?
– Почему – облом? – мне обидно за наше прошлое. – А куриный студень, а свекла с грецкими орехами?.. Почему ты стоишь в куртке? Сними.
– Сниму. Ну, и как мы будем без пепси… Хотя бы фанту или… апельсиновый сок.
– Тоже не было.
– Ну уж… – Александра бурчит недовольно. – Сок-то, положим, был.
– Был. – Мне не хочется идти против правды. – Виноградный, яблочный, черноплодный, березовый. Разливной или в трехлитровых банках.
– Почему трехлитровых? – она клонит голову к плечу, как удивленная курица.
– Не знаю. Видимо, проще и удобней хранить.
– Ты… и это купила?..
– Конечно. Две банки. Яблочный и грушевый. Сними куртку и перелей в кувшины.
Она кружит по кухне, собираясь с мыслями. Когда чувствует себя озадаченной, не может усидеть на месте.
– У тебя что, целая программа? Следующим номером к нам явится КГБ?
– В наше время КГБ просто так не являлся. В эксклюзивных случаях, для особых клиентов.
– Бред какой-то, – она бормочет. – КГБ как бонус …
Сквозь стекло кухонной двери я вижу, как она уходит, ссутулив спину. Это у нее тоже от отца. Когда ее папочка погружается в размышления, всегда почему-то горбится. Интересно, как она объяснит своим гостям?.. Скажет: мать сошла с ума? Теперь говорят: спрыгнула . Как с крыши…
– Любуйся! – она распахивает дверь. Замирает на пороге. – Ну? Скажешь, твоя дочь – не красавица?
Этого я никак не скажу. Хорошо, что она купила это платье.
– Очень. Замечательно.
– А туфельки? – Александра встает на цыпочки. – Круто, да? Ой! Мусик, кошмар! Полшестого… Так, – она скидывает туфли. – Бегом накрывать.
Ее гости явятся в семь.
– Надень тапки. Зацепишь новые колготки. Кстати, а эта девочка тоже будет?
– Девочка? Какая девочка?
– С обкомовским папой.
– При чем здесь эта девочка? У нее другая компания.
– Вот и я говорю: ни при чем. Кстати, а кто их родители?
Она пожимает плечами:
– Родители… Да никто. Ну, в смысле, обыкновенные. Вроде тебя и папы.
– Ленинградцы?
– Господи, Мусик… Вот уж не думала, что ты у нас сноб! Утешься, точно не гастарбайтеры. А где скатерть? В ящике?
– Большая, белая! – я кричу вслед.
Она возвращается через две минуты:
– Смотри… – расправляет крахмальные складки. На скатерти темноватое пятно. – Что будем делать?
– Стелить, – я пожимаю плечами. – Все остальные короткие.
– Ну не знаю… как-то неловко…
– Ничего, замаскируем тарелками. В крайнем случае скажешь: так и задумано. Мол, раньше не было хорошего порошка. Сама же говоришь: хеппенинг .
Александра поглядывает с сомнением:
– Но как-то все-таки отстирывали… Может, сходить? Купить одноразовые. Хотя…
– Отстирывали. Сперва замочить. Выстирать. Потом прокипятить в отбеливателе. Снова выстирать. Потом…
– Да… Сильная схема!
– В общем, стели и начинай перемывать рюмки.
– Ладно, – она принимает решение. – Перетопчутся. Не графья…
Я оглядываю свою кухню. Не помню… Кажется, лет пять назад. В Русском музее открылась выставка художников-нонконформистов. «Быт советской эпохи». Один из залов оформили под малогабаритную хрущевку. Воссоздали среду обитания интеллигенции. Хотела сходить, но так и не собралась.
Об открытии объявили по радио. Девушка-корреспондент перечисляла предметы старины . Я слушала и опознавала их сразу, как будто видела воочию: самопальная полка с книгами, грузинские керамические кру́жки, темно-зеленые соломенные салфетки, узкая синяя вазочка. В сущности, зачем мне было идти? На этой выставке я могла бы работать экскурсоводом. Могу себе представить эту экскурсию…
