– Тебе бумажку приезжего вручили? – утирая слезы, спросила Лидка.
– Вручили.
– Покажи, – грустно попросила Лидка.
Дыркин полез в карман и протянул сестре злополучный листок. Лида глянула и снова разревелась:
– Я так и знала! Ты уже пятьдесят заработал.
– Чего заработал? – непонимающе закричал Дыркин.
– Пойдешь завтра в отдел культуры. Там тебе все объяснят. Я тебе ничего больше сказать не могу. Я нарушу этику жителя Хрюхрюпинска. Это очень тяжелый проступок. Я уже получила удостоверение Человека. Пойдем на кухню, я тебя покормлю. Проголодался с дороги, – и Лида быстро вышла из комнаты.
Дыркин молча жевал бифштекс с салатом, запивая безалкогольным пивом, и хмуро оглядывался. Посудомоечную машину он заметил сразу. Лида ловко вытащила из нее чистые тарелки и, по мере смены закусок, ставила туда испачканные. В комнате, где раньше стелили Дыркину, теперь располагался Лидин кабинет. На письменном столе компьютер с приставками для печати и телефон с факсом.
– Сегодня поспишь в кабинете, как раньше, а на завтра я тебе комнату приготовлю, – сказала Лида, укладывая брата.
Гаврила Михеич долго не мог заснуть. Он слышал, как вернулся Санек, привел Катю и Федора. Дыркин хотел поглядеть на племянников, но не решился встать. Лида разговаривала с мужем шепотом. Утром завтракали молча. После завтрака Санек сказал:
– Собирайся. Пора. Сейчас я отведу тебя в отдел культуры. Не забудь свой квиток. Поначалу, Гаврила, тебе придется нелегко. Зато потом всем спасибо скажешь.
Отдел культуры занимал флигель городской больницы. Санек довел Дыркина на второй этаж, постучал в тринадцатый кабинет и, запустив Гаврилу Михеича, отправился на работу. Дыркин переступил порог с опаской. Ему так никто ничего не объяснил, но Дыркин нутром чувствовал, что от посещения хрюхрюпинского отдела культуры хорошего не ждать. Каково же было его удивление, когда за столом в кресле он увидел очаровательную блондинку, вставшую к нему навстречу с ослепительной улыбкой:
– Господин Дыркин! Очень рада с вами познакомиться.
От неожиданности Гаврила Михеич тоже заулыбался и протянул руку:
– Гаврила Михеич Дыркин, – отрекомендовался он и расплылся в улыбке.
– Очень приятно, господин Дыркин, – продолжала улыбаться блондинка. – Только запомните, мужчине дама подает руку первой. Меня зовут Серафима Николаевна Горячева. Садитесь, пожалуйста, сюда. Чай? Кофе? Как долетели? Можно ваш квиток приезжего?
Дыркин присел на краешек кресла. Он смотрел, не отрываясь, в лицо блондинки и не слышал, что она говорит. Конечно, не может быть сомнений! За столом сидела его Серафима. Это была она, но как изменилась! Холеные руки с маникюром, почти незаметным на первый взгляд, ловко разливали в маленькие чашечки темный напиток из кофейника. Легкий деловой костюм только подчеркивал соблазнительные женские формы. Дыркин не сразу смог отвести взгляд от загорелой женской коленки, освобожденной от ткани платья и завлекающе поблескивающей. Конечно, перед ним Серафима. Только как помолодела, похудела, прикинулась.
– Серафима, это ты? Или это не ты? – не выдержал Дыркин.
– Что вы имеете в виду? – улыбнулась девушка, лукаво взглянув на Дыркина.
– Да помнишь Кочкодром? Я же тебе в подарок гориллу привез. Только ее в аэропорту отобрали. Вот обида. Я бы тебе ее сейчас и подарил. Из Германии тащил.
– Ах, вы об этой игрушке. С нее и начнем. – Серафима встала и вышла в соседнюю комнату. Назад она вернулась, держа в руках знакомый Дыркину пакет. – Давайте поглядим на вашу обезьянку.
Серафима извлекла гориллу и положила ее на журнальный столик рядом с кофейником. Синтетический розовый член натурально запружинил перед носом Дыркина. Тот хотел хмыкнуть. Но рядом с этой элегантной молодой хозяйкой кабинета игрушка и самому Дыркину не показалась смешной.
– Как я поняла из вашего объяснения сотруднику таможенной службы, вы привезли эту вещицу в подарок даме сердца?
– Да для тебя я гориллу притащил. Писем писать не умею. Один раз сережки с земляком передал… А теперь решил игрушку в подарок. Так, внимание. Сережки мои ты получила? – поинтересовался Дыркин.
– Сережки?
– Да, такие с голубеньким камешком. Индийские.
Серафима на секунду задумалась, потом вдруг покраснела и отвернулась.
– Мы, Гаврила Михеич, сейчас в служебном помещении. Я на работе. Давайте отложим частные разговоры. Объясните мне, что вы хотели выразить своим пошлым подарком. Какой должен быть вкус у дамы вашего сердца, чтобы ее подобное внимание могло порадовать?
– Ну, это же простая хохма. Я ничего плохого не хотел, – нерешительно сказал Дыркин в свое оправдание.
– Хорошо, закончим с обезьяной. Можете ее взять, – и Серафима спрятала игрушку в пакет.
– На хрена она мне? Для тебя вез, – обиженно пробурчал Гаврила Михеич.
– Вот вы сейчас употребили слово хрен. Простите, вы его употребили в смысле растения или как синоним грязного ругательства?
– Откуда я знаю? Хрен, он и есть хрен. Понимай, как хочешь. – «Чего привязалась», – подумал Дыркин.
– Хорошо. Я поняла. Теперь объясните, почему вы использовали кабину банкомата в аэропорту как уборную. В здании аэропорта несколько туалетов. – Теперь покраснел Дыркин. Он никак не подозревал, что его засекли.
– Ну, приспичило отлить. На площади вроде неудобно.
– А в банкомате удобно? – деловито поинтересовалась Серафима.
– Ну, конечно, лучше. Не видно… Не понимаю, как вы узнали? – искренне удивился Дыркин.
– Все помещения аэропорта под телевизионным наблюдением. Служба борьбы с терроризмом внимательно наблюдает за любым ненормальным проявлением в поведении пассажира.
– Чего тут ненормального? Человек помочился, – не понял Дыркин.
– Потом вы перед посадкой в такси употребили нецензурное слово. Находясь в машине, совершили этот проступок еще несколько раз. Таким образом, заработали пятьдесят очков. Сейчас я вам выпишу удостоверение жителя Хрюхрюпинска. Любой проступок будет в него заноситься. Итак, Дыркин Гаврила Михеич. Быдло. Холост. Сорок пять лет. – Серафима раскрыла книжицу, такую книжицу Дыркин видел у таксиста и, немного высунув язык, стала старательно заполнять сведения о владельце.
– Что значит быдло? – обозлился Дыркин.
– Это значит, что вы, господин Дыркин, пока не знаете, что отличает человека от животного. Вам предстоит пройти воспитательный процесс. Если в течение года вы не наберете ни одного очка, получите другое удостоверение. Там будет написано слово гражданин. – Серафима нажала кнопку. В кабинет вошли два крепких парня в белых халатах.
– Внедрите ему воспитателя, – сказала Серафима, продолжая заполнять удостоверение.
Парни жестко схватили Дыркина за руки. Один сделал ему укол. Дыркин отключился. Он не слышал, как его на каталке отвезли в операционную, как вшили под кожу маленький аппаратик, как вернули в кабинет. Очнулся Дыркин в том же кресле, где начал разговор с Серафимой. Он открыл глаза и увидел протянутую руку с незаметным маникюром. Серафима протягивала Дыркину удостоверение жителя Хрюхрюпинска и улыбалась:
– Поздравляю вас, господин Дыркин. Теперь вы житель нашего города. Должна вам объяснить, что за вашим поведением теперь днем и ночью будет наблюдать воспитатель, внедренный в ваш организм. Если вы будете вести себя достойно, с вами ничего плохого не произойдет. Но стоит вам совершить проступок, порочащий звание человека, воспитатель немедленно передаст об этом на компьютер, и тот назначит сумму очков для наказания.
Дыркин раскрыл удостоверение и прочитал: «Дыркин Гаврила Михеич. Сорок пять лет. Холост. Быдло». В нижней графе стояла маленькая приписка «Конюшня номер три» и рядом в графе «Очки» Дыркин увидел цифру пятьдесят.
– Надеюсь, вы все поняли? – улыбнулась Серафима. – Чашечку кофе на прощание.
– И что мне теперь делать? – спросил Дыркин, пытаясь осознать происходящее.
– Первым делом вам надлежит отдать городу долг. Вы задолжали пятьдесят очков. – Серафима нажала кнопку. В кабинет вошли те же два парня, но теперь в рабочих комбинезонах. – Отвезите господина на конюшню номер три. После чего доставьте по адресу проживания. – И, обращаясь к Дыркину, добавила: – Если возникнут вопросы, сотрудники отдела культуры на них ответят, – и протянула Дыркину руку. Дыркин, перед тем как ответить на рукопожатие, мучительно пытался припомнить, кто должен протягивать руку первым, дама или он… Парни крепко взяли Гаврилу Михеича под мышки и поволокли к выходу. Серафима знаком их задержала и, глядя в глаза Дыркина, тихо сказала:
– За сережки спасибо. Я не знала, что они от вас. Станете человеком, может быть, мы и встретимся. – И совсем тихо добавила: – Я тебя не забыла.
Дыркина посадили в закрытый фургон местного завода со смешным названием «Хрюпа».
– Куда мы едем? – спросил Гаврила Михеич парней, плотно сидевших рядом.
