Выбравшись, направлялась в кабинет офис-менеджера утрясать дела. Утрясала в прямом смысле: так что стены дрожали и стёкла в рамах тоненько позванивали. Затюканная менеджер убегала в туалет и тоненько рыдала, размазывая косметику.
– Это разве люди?! – поражалась Анжелика наедине с собой, пожимая плечами. – Не люди – овцы!
Как-то, было дело, Оленька заскочила в парикмахерскую «Анжелика». Её усадили на потёртый бархатный диванчик, напоили кофе с засохшими дешёвыми мармеладками. Потом пригласили в освободившееся кресло. Две минутки пощёлкали ножницами, прореживая чёлку и затылок. И весело объявили: «Три тысячи семьсот рублей».
Кассирша смотрела светлым немигающим взором, как удав. Оленька в прямом смысле стала терять сознание, всем телом навалилась на кассу. Она не возмутилась, не зарыдала, не закричала, что это грабёж среди бела дня, что ей ребёнка кормить нечем. Она больше всего боялась, что не хватит денег. Покорно полезла в сумку и вытрясла весь аванс. И ушла в полугипнозе. А кассирша смотрела вслед, не мигая, удавьим взглядом.
– Чудо! Нерпичья, пошита «таблеткой». Вот тут хвостики, хвостики… Вуалька усыпана бриллиантовой крошкой… Обалдеть.
Анжелика рассказывала, как пыталась раскрутить мужа (второго) на покупку новой шапки. Салонов с одноимённым названием тогда ещё не было. Была плохонькая парикмахерская на окраине города, пока что приносившая не прибыль, а сплошную головную боль.
– Зачем вам нужна была шапка? Сами рассказывали, что у вас их в гардероб не вмещалось, – не понимала Оля. – Моль разводить?
– Ай, тебе не понять, – отмахивалась Анжелика. – Ну, так вот: хотела мужа перед фактом поставить, чтоб раскошелился. У нас во дворе один ханурик жил, вечно на дозу искал. Я ему сказала: «Сегодня у подъезда подкарауль, когда из машины буду выходить. Сдёрни с моей головы норковую шапку – и делай ноги. Загонишь на барахолке – вот тебе доза, и не одна». Ему хорошо, и мне хорошо, верно? Заявлюсь домой, поставлю мужа перед фактом: шапку украли, нужна новая.
– И что, согласился твой наркоман?
– Согласился. Сначала, конечно, трусил, хныкал: догонят, мол, накостыляют, срок дадут… Стыдись, говорю, вон какая оглобля вымахала. У тебя ноги полтора метра – одним прыжком скроешься от преследования. Да и где ты видел, чтобы люди нынче за вором бегали? Где ты людей увидел? Не люди – овцы. Считай, шапка у тебя в кармане. А мужа я перед фактом поставлю.
– Ну и как, поставили?
– Нет!! Весь план провалился, блин, ты представляешь? То есть сначала всё шло, как договаривались. Он сдёрнул шапку – и дёру. Я – для вида – кричать. А ему какой-то прохожий идиот подножку поставил. Потом ещё два амбала откуда-то навалились. Наряд вызвали. «Женщина, это ваша шапка?…» Замели ханурика. Он на допросе про наш сговор с шапкой чистосердечно рассказал – не поверили, конечно. Всё отделение над ним ржало. Все шапочные дела в микрорайоне на него навесили.
– Вы бы хоть залог за него внесли, – посочувствовала Оля бедолаге.
– Щас. Сам виноват. Не колоться надо было, а физкультурой заниматься. Бегом на короткие расстояния.
По договорённости со знакомым пластическим хирургом, Анжелика вербовала своих клиенток «на пластику». Это была ещё одна статья её дохода.
– Ты не представляешь, скольких женщин не устраивает их внешность. Кому-то хочется убрать лишний жир. У кого-то с возрастом отяжелели коленные чаши, и их требуется подтянуть. Кому-то, ни жить ни быть, надо перенести волосы из-под мышек на лобок – ювелирная работа!
Оля недоверчиво улыбалась. Самой ей не требовались бешеные деньги ни на препараты для похудения, ни на операции по отсасыванию жира. Пускай фигурка не 90-60-90, но параметры около того.
Природа произвела Олю на свет льняной блондинкой. Её волосы ни разу в жизни не знали пыточного жжения перекиси водорода. За такой природный нежный лён многие миллионерши отдали бы часть своих состояний. А ей он достался даром.
Она не нуждалось в дорогостоящих косметических процедурах. Непонятно, как в городском смоге могла сохраниться такая чистая, как свежевыпавший снег, кожа: мгновенно застенчиво заливающаяся алой зорькой. Один явно начитанный пациент, пока Оля перетягивала жгутом его предплечье, пристально всмотрелся в её склонённое лицо и выдал:
– Вас бы в гарем. Цены бы вам не было.
И убедительно рассказал: в гаремах такие белокожие, стыдливо краснеющие невольницы ценились в прямом смысле на вес золота. Олю бы посадили в чашу весов и отсыпали за неё золота столько, сколько она весила.
Оля вспыхнула и строго сказала:
– Не говорите глупости, больной.
…И ногти у неё были чудной формы. Если бы не профессия медика, она бы вырастила их, на зависть Анжеликиным клиенткам, до бесконечности…
Оля сделала укол и помогала держать Анжеликину руку с ваткой согнутой. Другой рукой Анжелика взяла с тумбочки приготовленные деньги. С усмешкой помахивала перед Олиным носом.
– Надо же! Если бы год назад меня спросили, как выглядит тысячная купюра – я б затруднилась ответить. Деньги – это для бедных. Богатые их не видят и в руки не берут.
– Как это?!
– Ну как тебе объяснить… Деньги для богатых – они тихие, невидимые и расторопные, как вышколенные слуги…
Только сейчас Оля почувствовала запах вина. Анжелика была пьяна. Глядя в угол комнаты, мечтательно покачивалась, всматривалась в нечто, видимое одной ею.
– …Деньги для богатых – это плеск тёплого океана. Тугой трепет парусины над яхтой. Трепет и покалывание ноздрей от острых, как золотые игольные ушки, пузырьков шампанского. Шорох вечернего платья… Вам этого не понять. Вы, сгорбившись, близко поднося к глазам, слюнявя пальцы (Анжелика очень похоже передразнила), пересчитываете свои захватанные бумажки. Укладываете их в потрескавшиеся кошельки. Долго копите и страшно потеете, желая и труся что-нибудь на них купить. Рабы денег.
Анжелика вытащила спрятанную бутылку и отпила из горлышка. – Как перед глазами первый день в парикмахерской… Я ученицей пришла работать. Садится ко мне в кресло существо. Ну, я его кромсаю так и эдак. Помню: главное не дрейфить. И, представляешь, вместе с волосами нечаянно обстригла… ухо! Надрезала кончик – как овцам метку делают. Кровь струйкой по шее потекла. Я, будто не замечаю, будто так и надо. Нахально называю тройную цену. Эта овца за ухо держится и… расплачивается! И пошла! К уху носовой платок прижимает, и ни сло-ва!
Оля отобрала бутылку, поставила подальше. Из ванны принесла кувшин и таз, надела резиновые перчатки. Приподняла вялую Анжелику, подмыла, насухо тщательно вытерла в складках. Присыпала тальком, застегнула памперсы, постелила свежую пелёнку. Снова усадила в коляску – Анжелика прикована к ней после аварии, в которую угодил автомобиль, похожий на блестящую розовую калошу.
Спустя месяц муж ушёл к молодой, с сильными толстыми ногами. Салоны «Анжелика» прибрала к рукам и переименовала в свою честь затюканная офис-менеджер. Куда-то потихоньку, одна за другой, отсеялись закадычные подруги…
Анжелика уснула. Оля унесла в кухню и спрятала недопитую бутылку. В прихожей бросила взгляд в зеркало. Привычно заправила льняную прядку за ухо с едва заметным шрамиком. Сложила пополам и ещё раз пополам бумажки в сто и пятьдесят рублей. Полкило говядины. Если экономно, мясной суп на двоих на три дня.
Осторожно – чтобы Анжелика не проснулась – закрыла дверь и застучала каблучками вниз по лестнице – её ждали больные.
… Я уже начала забывать четырехэтажную серую больницу на окраине Кисловодска, в которой мне пришлось пролежать полгода.
Как я здесь оказалась. Муж поступил в Кисловодское медицинское училище. Вместе мы жили третий год и не могли представить, как это: он там, а я здесь. Знакомые поддержали: куда иголка, туда и нитка. «Надюш, люди специально путевки по бешеной цене покупают, а ты два года будешь прохлаждаться, как в санатории. Нарзан трёхлитровыми банками пить, по лермонтовским местам гулять…»
Мы уезжали, увозя с собой Большую Тайну. Моя первая беременность закончилась кровью, болью, слезами и большим сомнением врачей в том, что у меня будет ребенок. Практически, был вынесен вердикт о бездетности. Для мужа это не представлялось большой трагедией, а вот для меня… Разве может быть семья из двух человек? Так, недосемья какая-то.
Был выработан следующий план. По прибытии в Кисловодск я сообщаю в письме родным, что произошло невероятное: мы ждём малыша. Ну, там смена климата повлияла, нарзанные ванны помогли… Через положенные девять месяцев усыновляю ребенка (девочку). Пишу домой, чтобы ждали с внучкой. И, благополучно «разрешившись», являюсь со свёртком, перевязанным розовой ленточкой.
В Кисловодском роддоме высокий пожилой главврач быстро вернул меня с небес на землю. Матери-кукушки, сказал он, отказываются, как правило, от очень-очень больных детей. А за здоровенькими такая очередь из местных, что мне, приезжей и без прописки, и соваться нечего. И вообще, такие вопросы решает не он, а городской отдел народного образования.
