Она осторожно подвинулась поближе. Потом она услышала храп.
На Николу Зимнего бабы собираются в церковь. Панька летит от печки к зеркалу и натыкается на Тимоху.
– Куды, чорт окаянный, своротил мине усе!
Баранчик недовольно косится поверх очков:
– Ты бы хуч в праздник-то без чорта…
Тимоха, схватив зипун, налетает в дверях на Егора.
– Стой, дьявол!
– Тьфу, нехристи, черти вас забирають! – не выдерживает Баранчик.
Тимоха, уже с улицы, кричит:
– Сёдни ж Микола кузнец в колокола играть будеть!
Феклуша рассказывает Варваре:
– С городу приезжають его слушать, кузнеца. У нас колоколов один большой, четыре младших и два трезвончатых. Дак он с переливами, такой затейник…
– Запрягаю, што ль? – говорит Егор.
– Карьку не трожь, пущай отдыхнеть.
– Дай снарядиться-то! Не на пожар, чай! – кричит Панька.
Варвара ревниво следит за ней исподтишка – Панька куда ее нарядней.
– Яички-то позабыла! – всплескивает руками Феклуша. – Варькя, ступай собери яичков, отцу Еремею снесть. Чевой-то он дюже неласковай…
Егор вытянул из сарая сани, пошел в конюшню.
Жеребец лежал на боку в соломе. Над ним на корточках сидел Иван.
– Вишь, вода гнилая идеть с храпу, – сказал он, поднимая голову. – Я недоглядел. Вчерась, как с лесу приехал… Застудился Карькя.
– Варькя поила?
– Уж ты смолчи, – попросил Иван.
Подобрав подол, Варвара зашла в курятник и попала в объятия к работнику Гришке.
– А я табе давно стерегу, касатка ты моя белоглазая, потолковать хочу с такой бабой… – шептал он, целуя ее в шею.
Варвара отшвырнула его, он врезался в стену и упал. Куры подняли переполох.
– Ах ты, поганец! – Она гадливо отерлась. – Ивану скажу, он табе живо ребра переломаеть…
– Для кого бережешься, невеста без места…
– Вань! – позвала Варвара.
Гришку как ветром сдуло. Она принялась собирать яйца.
Кто-то затопал на крыльце, послышались голоса, закричала Панька. Варвара выглянула наружу и увидела Баранчика, бежавшего по двору. Она поспешила в конюшню.
Баранчик, стоя на коленях, держал морду жеребца. Бока лошади поднимались и опадали с хрипом. Желтоватая пена сочилась с губ.
– Может, за Матюхой слетаю? Мигом! – дернулся Егор.
Баранчик встал и вышел на двор, ни на кого не глядя.
– Кто его вчерась поил? – спросил он хрипло.
– Бейтя, – сказал Иван.
Все услышали, как Баранчик скрипнул зубами.
– Ну, Ванькя…
Феклуша обернулась к Варваре:
– Она его поила и вываживала. Чего молчишь-то?
– Варькя самая и есть, – подтвердила Панька. – Я от Крячихи прибегла, как раз она его поила, Карькю…
Баранчик шагнул к Варваре и ударил кнутом.
Она вскрикнула, выронив решето, и кинулась бежать. Он догнал ее и бил без остановки, входя в раж. Она упала. Наконец он выдохся и, отшвырнув кнутовище, пошел в избу.
– Гля-кось… – Панька наклонилась над Варварой. – Они ей всю лицо расквасили…
Феклуша качала головой:
– Такую лошадь загубила!..
– Сама виноватая, – вздохнула Панька. – Наказывали табе батюшка: выводи хорошенько…
Подождав, пока они ушли, Иван взял Варвару за плечо. Она отбросила его руку и глянула с такой ненавистью, что Иван опешил.
Баранчик полез в буфет, достал стакан, бутылку, налил. Выпил и стоял, глядя в пол.
За окном слышался колокольный перезвон. Панька шепнула:
– В церкву-то пойдем, али как?
Феклуша отмахнулась: погоди, мол, сама видишь. Иван достал кисет, вышел в сени.
На крыльце он свернул цигарку, собрался закурить. Тут он заметил, что Варвары на прежнем месте нет.
– Варюха…
Никто не откликался. Он сошел с крыльца, заглянул в конюшню, в курятник. Ему почудился шорох, он прислушался. Взгляд его скользнул вверх к слуховому окошку сарая. Он кинулся в сарай.
Варвара, взобравшись на бочку, ладила петлю на веревке, захлестнутой за стропила. Услышав шаги, она заторопилась, сунула голову в петлю и прыгнула, но Иван успел поймать ее за ноги.
– Егорша! – закричал он.
Варвара кричала, билась в его руках, пыталась достать его кулаками.
– Не хочу, не хочу! – кричала она.
Прибежал Егор и, мигом взобравшись на балку, обрубил веревку.
Иван поставил Варвару на землю, она продолжала рваться, дралась. Он толкнул ее, она полетела в сено.
– Ай, грех какой, страмотища! – ахала Феклуша. – Ну, поучил тебе батюшка, дак уж и давиться! В праздник ишо!
Варвара сидела с веревкой на шее, обхватив колени, отвернув к стене разбитое лицо.
На пороге появился Баранчик.
Панька сообщила:
– Удавиться хотела… Вишь, какая гордёна.
– В церкву ступайте, – сказал Баранчик.
Он подождал, пока ушли все, кроме Ивана.
– Ступай, давися, – сказал он Варваре. – Встрявать не стану. И ему не дам.
Варвара угрюмо глядела в угол.
– Табе откель взяли? Ежли весь ваш двор продать с матерей в придачу… Ведь бедность голимая! А коню энтому двести рублев цана, не мене… Я тута хозяин, тута все в моей воле ходють. И ты ходить будешь.
Он повернулся и ушел. Трезвонили колокола.
В облаке пыли ползет по проселку телега. Баранчик, весь черный от пыли и пота, сидит в передке. За поворотом открывается река, желтеющее поле в низине.
Косцы обедают. Трещат кузнечики, да лук хрустит на зубах.
Подходит Баранчик, берет литовку, точит.
– Али вы тут ночявать собралися?
– Живоглот вы, папаша, – говорит Егор, налегая на картошки. – Полнивы какую с ночи размахали…
Баранчик мерно взмахивает косой. Встает Иван, поднимаются бабы.
Варвара вяжет сноп.
Скрытые по грудь во ржи, ровно, уступом идут косцы. Солнце вспыхивает на лезвиях кос.
Мошка тучей стоит у морды лошади, она отфыркивается. Варвара дремлет в телеге.
В ограде хутора топчутся, взбивая пыль, бесчисленные овцы. За колодцем виднеется крыша огромного шалаша. Отпихивая овец, Иван идет через двор.
Иван стукнулся головой о бревенчатый накат потолка. Низкая горница теряется в полутьме. По всей стене тянулись нары человек на двадцать.
– Тута, што ль, уваровского купца зарезали?
– Когда то было, при царе Косаре…
На лавке сидит Дёма Цыган, перед ним бутылка и миска с огурцами. Разговаривает он лениво и нагло.
– Гляди, Трофимыч, ему щяс деньги позарез. Он в Танбове магазины купил, мы таперя ссыпкой будем займаться. Ему это все с рук сбыть скорей. Гляди, перебьють, вон барин с Кирсанова другой раз ездиить…
– Капитал не дозволяеть, – бормочет Баранчик.
Дёма ухмыляется язвительно:
– Энто табе-то не дозволяеть? Куды ты их бережешь? Чертей на том свете поить?
– Сказал – цана несходственная. – Баранчик сердится. – Куды эвто? Одни облоги…
– Да они золотые, облоги-то! Ай сам не знаешь? Cюды назёму натолчёно – обоз немереный. Облоги энти взодрать да овсы пустить али ячменю – какие тыщи взять можно!
– Сам-то когда будеть? – спрашивает Баранчик.
– Сам-то? Вот гурта отгоним в Борисоглебск, после на ярмонку нам иттить. К Медовому Спасу должон быть, беспременно…
Дёма провожает Баранчика через двор, забитый блеющими овцами.
– …Они его в колодец бросили, купца, а он, не будь дурак, оттеля вылез. Они его в ножи. Вон тама в риге и откопали…
Варвара сладко потянулась в телеге.
– Энто чия такая будя, кобылица молодая? – спрашивает Дёма. – Твоя, Иван?
– Моя…
Варвара хмурится, дергает платок пониже на лоб. Они садятся в телегу.
– Хозяину-то чего сказать? – спрашивает Дёма, не сводя глаз с Варвары.
– Думать надоть… Пущай ишо сбавляеть.
Дёма ухмыляется, скаля белые зубы, кричит вслед:
– Дак я с табе много не возьму, не пужайся! Две красиньких да ведро вина поставишь, а?
Смеркается. Телега спускается с холма. Иван косится по сторонам:
– Вишь, ловок Цыган… Да тута холку сотрешь яруги энти пахать.
– Эх, Ванькя… – хмуро вздыхает Баранчик. – Он дело говорить…
На мостках стирка, бабы стучат вальками. На берегу сидит старуха Бзыря, мусолит черный сухарь в беззубых деснах. Баба по прозвищу Трынка спускается к мосткам.
– Здорово ночевали, деушки. А я, вишь, как припозднилася со скотиной…
Они расступились, давая ей место. Домашка Слизниха при виде Трынки насупилась. Та опустилась на колени и стала вытаскивать белье из чугуна, в упор разглядывая Вар– вару.
– Чтой-то ты тихая нонче, – сказала Крячиха. – Али с похмелья?
– Мужик, леший, косой порезался, а пока я с им валандалася, козел все бураки помял…
Трынка все смотрела на Варвару:
– А на погляд ничего не видать. Девка и девка. Правду, што ль, гутарють, Ванькя с тобой не живеть?
Она спрашивала с беззлобным любопытством, и Варвара, не зная, что сказать, опустив голову, стучала вальком. Клашка засмеялась:
– Мужик не гораздый, так свекор-батюшка приголубить…
– Трофимыч-то? Энтот шустрый, только отвернися…