Самое печальное то, что стали издавать заведомо невыполнимые приказы и директивы, особенно по вопросам укрепления воинской дисциплины. «Изжить в 19.. году происшествия и преступления в войсках!» Такие и им подобные формулировки ничего, кроме изумления дуростью тех, кто их подписал, не вызывали. Приказы, издаваемые в огромных количествах, переставали восприниматься как ЗАКОНЫ, как нечто – обязательное для исполнения. На них просто перестали обращать внимание.
«Приказы в армии издаются для того, чтобы они не выполнялись!» – очень точно сказал на заре моей лейтенантской юности командир взвода нашей роты прапорщик Валера Грабский. Ему, ежедневно работавшему с бойцами, это было понятно, а вот многим большим начальникам – нет.
Некоторые офицеры и прапорщики, стремясь завоевать дешевый авторитет, становились на путь панибратских отношений с подчинёнными. Часто это давало эффект прямо противоположный тому, что ожидался. Помню, как мы были в училище разочарованы одним преподавателем психологии. Он был на стажировке старшим группы курсантов. Выпив вместе с ними в поезде, он расчувствовался и вдруг выдал им: «Не надо называть меня «товарищ подполковник», ребята. Зовите меня просто: «Женя»! «Женей» его, конечно, называть не стали, но история с этим заявлением получила широкую огласку в курсантских рядах. Авторитет действительно хорошего преподавателя был изрядно «подмочен» в наших глазах этой неудачной фразой.
К сожалению, повседневным явлением стали издания многочисленных «перестраховочных» приказов. Их писали для того, «чтобы прикрыть задницу» руководству, как было принято шутить об этом. Ежегодно запрещали «одиночное купание военнослужащих», «самовольный выезд за пределы гарнизона» и т. п. благоглупости. Запреты эти невозможно было проконтролировать, они с лёгкостью нарушались. А значит, и приказы эти не стоили бумаги, на которой их печатали.
Еще одной традицией стало издавать приказы и распоряжения в духе армейской шутки: «всю ночь кормить, к утру – зарезать!». Всё готово должно быть ещё вчера – тоже обычный приём военного управления. Они срабатывают, если их применяют в экстремальных условиях, когда нет другого выхода. У нас же были военачальники, считавшие такой способ руководства повседневным и единственно правильным. Ответом подчинённых было: очковтирательство и показуха, внешний лоск и холуяж. «Ребята! Вы на правильном пути! Но идёте в противоположном от цели направлении!» – очень точно говорил, в таких случаях, полковник Запивалов. У него была ещё одна блестящая шутливая поговорка: «Служебные дела – делать в первую очередь! Личные – вне всякой очереди!!!» В советское время этот лозунг воспринимался, как шутка, в условиях рыночного хаоса и бардака, охвативших страну – как руководство к действию. Те офицеры, кто всю службу «пахали как Папа Карло», сутками пропадая в казармах и целиком отдавая себя службе, оказались в дураках.
«Хорош в строю, а х..ли толку…» — вместе с моим приятелем Юрой Алексеевым подумали однажды сотни тысяч офицеров, честно тянувших лямку «тягот и невзгод военной службы». Страна предложила им взамен – нищенское денежное содержание, хроническое отсутствие жилья и перспективу, после увольнения в запас, обречь себя и свою семью на «дожитие» в каком-нибудь заброшенном военном городке в лесу, или бескрайней степи. Таких брошенных семей бывших офицеров у нас десятки, если не сотни тысяч и никто о них не вспоминает никогда…
В училище у нас был анекдот:
Спрашивают молодого лейтенанта на аттестационной комиссии: «Пьёте? Курите? Часто общаетесь с женщинами?»
«Да!» — отвечает лейтенант, есть такое дело.
«А если Родина прикажет, курить – бросите?!» – «Брошу!» – отвечает лейтенант.
«А если Родина прикажет, пить – бросите?!» – «Брошу, конечно!»;
«А если Родина прикажет бросить с женщинами общаться, бросите?!» – «Брошу, раз Родина прикажет!» – скрепя сердце соглашается лейтенант.
«А если Родина прикажет жизнь за неё отдать – отдашь?!»
«Конечно, отдам!» – отвечает лейтенант, — «А на фига мне такая жизнь?!»
Здоровому – спорт не нужен,
А больному – вреден!!!
Капитан Черноус Е. Е.
На мой взгляд, эта фраза Жоры, обессмертившая его имя в наших сердцах, лучше всего описывает реалии нашей действительности. Физкультура – дело нужное и полезное для всех. Даже спорт, в разумных количествах, «без фанатизма» полезен. Но как только занятия им переходят разумные пределы и выходят на полупрофессиональный уровень, или превращаются в «спорт высших достижений» – беда для организма, да и для психики человека, «злоупотребляющего» спортом, это часто не проходит безнаказанно. Примеров тому – море, но и исключения, конечно, есть.
Спорту в нашем училище, да и в армии, всегда уделялось очень большое внимание. В училище этот вопрос курировал лично полковник Васильев Л. В. Мы бегали кроссы на 1 и 3 км, лыжные кроссы 10 км, марш-броски на 6 и более км, занимались гимнастикой, поднимали гири – практически непрерывно в ходе своего обучения.
Училище постоянно занимало призовые места в Войсках ПВО, и неплохо смотрелось в масштабе всех Вооруженных Сил СССР.
Лозунг у нас был один: «Каждый курсант должен выполнять норматив ВСК 1-й степени и иметь 1-й спортивный разряд по военно-прикладному виду спорта».
Это – жестко требовал Васильев. Безусловно, все 100% курсантов не могли совершить такой подвиг, но большинство выполняло эти нормативы.
Не скажу, что это было просто, или «бега» по воскресеньям и праздникам доставляли всем удовольствие.
После каждого кросса мы «отходили». Многие – с трудом. Слышались клятвы немедленно бросить курить, под впечатлением реакции организма на экстремальную нагрузку.
Кстати, о курении. Процентов 70 из нас в те годы курили. Так было принято. Многие закуривали уже в училище. Надо отметить, что хорошие сигареты с фильтром были тогда довольно дороги. 35 – 40 копеек пачка стоили болгарские сигареты, или столичные «Ява» или «Космос». Для курсантских окладов 8.30 на 1-м курсе и 15.80 на четвёртом – недёшево.
Признаком хорошего тона тогда считалось курить ленинградский «Беломор». Только он должен был быть непременно производства фабрики им. Урицкого («ушастым» мы его называли, из-за характерного фабричного символа.).
«Беломор» фабрики им. Клары Цеткин («Клары Целкин» на нашем слэнге) не котировался, считался «кислым».
Вот, «Беломор» фабрики Урицкого мы, в основном, и смолили. Стоил он 22 копейки за 25 папирос, и это было приемлемой ценой для нас. В 1977 году, кажется, он слегка подорожал и стал стоить 25 копеек. Мы, избалованные стабильностью цен в эпоху брежневского «застоя», сильно возмущались тогда этим подорожанием.
Были, конечно, и другие сигареты и папиросы. «Север», «Шипка» – дешевые и довольно противные на вкус. Их «брали» в крайнем случае, когда не было «Беломора», или не хватало денег на него.
Особняком стояли сигареты «Памир», ценой 4 копейки за пачку. Как их только не величали за отвратительный, вонючий табак («Матрас моей бабушки») и убогий дизайн: («Нищий в горах»). Их не брал никто.
Еще имелись в продаже сирийские и кубинские сигареты. Они были в красивых пачках и имели паршивый вкус. Ими угощали профессиональных «стрелков». Так называли тех, кто не имел обычно своих папирос, а постоянно «стрелял» их у товарищей.
Наш Вовочка был из среды таких заядлых «стрелков». Пару раз его даже угощали «заряженной» сигаретой. Для этого из неё аккуратно высыпали часть табака, засыпали вместо него начищенной серы от спичечных головок и сверху утрамбовывали «заряд» оставшимся табаком.
«Стрелку» вручали такую папиросу, не говоря о «сюрпризе», и с интересом ожидали эффекта. Обычно после 3—4 затяжек сера с шумом и треском воспламенялась, приводя в восторг окружающих, и в ужас – «стрелка».
Помогало но, как правило, ненадолго.
Так вот, спорта у нас было более чем достаточно. Те, кто не был в него «влюблён» (в том числе и автор этих строк), пытались как-то «сачкануть» на этих бесконечных соревнованиях. Но таких возможностей было мало.
Заслуживает упоминания идея Гены Жиркова использовать на кроссах, вместо наших тяжёлых яловых, лёгкие «танцорские» сапоги. Гена плясал в нашем училищном ансамбле песни и пляски, и ему были выданы специальные, почти бумажные, танцорские сапоги. Внешне они выглядели как настоящие, но были раз в 10 легче.
