– Любимов – прекрасный сотрудник! Я его, можно сказать, с пелёнок знаю! Он работает днём и ночью! Да я первой сказала: «Давайте ему Докторскую»! Я разрешила его жене учиться досрочно, полагаясь на высочайший профессионализм Рима Николаевича! Ему бы чуточку отдохнуть, успокоиться, ан нет! Он всё в работе, всё в работе! Любимов даже не поехал на международный симпозиум, чтобы оказать научную поддержку больнице – самоотверженно принялся за консультативный приём! Вот и устал, перегрузился человек. Со всяким может случиться нервный срыв. Я сама освободила Любимова от излишней нагрузки, но, увы, поздно!
– Вы видели, как врач ударил пациента? – спросил судья.
– Да я до сих пор не могу поверить!
– Вы видели? Отвечайте на вопрос!
– Нет, я не видела, но с ним сидела на приёме наша медсестра. Она работает тридцать лет – очень добросовестный сотрудник! Не могу сказать: верю ли я ей?
– Этого никто не спрашивает, – осадил судья. Его стала раздражать свидетельница.
– Конкретно, вы видели?
– Я слышала.
И этот дурачок-адвокат купился! Настолько убедительной ему показалась речь Дулиной.
Рим попрощался с защитником. Легко сказать: «Сами договоритесь»! С кем договориться? С Ежихой? Как? Сесть на иголки?
В День защитника Отечества за столом Дулина подняла фужер за Рима, при всём коллективе громогласно сделала тост-заявление:
– Рим Николаевич! Выше нос! Я всегда и всюду защищала и буду защищать своих сотрудников! Вы, хоть и отделились немного от нас, для меня всегда останетесь родным!
Тем временем Сулимович готовил последнюю публикацию. Журнал всё-таки решили прикрыть за ненадобностью. Оскорблённый главный редактор собрался хлопнуть напоследок дверью!
А Карина Львовна, проклиная нелогичное упрямство дочери, получила от Америки в лице доктора-гинеколога Шиккельмана великодушное разрешение на роды Эвелины в России.
– Ты чего такой кислый? Жена приезжает, а ты не рыба, не мясо! Пётр хлопнул друга по плечу. – К Восьмому марта приготовил подарок?
– Да уйди ты! – отмахнулся Рим.
– Опять поссорились?
– Нет, ещё этого не хватало.
– А чего тебе хватает? Что у тебя плохо? – недоумевал Пётр. – Кстати, давно бы уже слетал в Штаты!
– Да нельзя мне!
– Как это нельзя? Какой на дворе год?
– А вот так! – Рим устал от недомолвок и подробно рассказал всё.
Пётр молчал. Стараясь не перебивать, он иногда вскакивал от негодования, но слушал дальше. Когда Любимов дошёл до событий последнего дня и закончил, технический директор взорвался бурным потоком ненормативной лексики. Спустя несколько минут, среди ругательств начали проскальзывать осмысленные слова.
– Да почему же ты мне? Мне?! Ничего не сказал до сих пор! До сих пор!!!
– Я не разделяю твоих методов.
– Всё! Всё, замолчи! Сейчас начнёшь нести чушь о мафии, об убийствах и так далее! Хорошо, лучше поздно, чем никогда.
– Каковы твои планы?
– Подробности тебе неинтересны, – отрезал Пётр. – Поверь, всё будет путём! Посильная помощь будет оказана в полном объёме, не сомневайся!
– Мочить?
– Сушить! – вспылил Пётр. – У тебя есть работа?
– Всегда полно.
– Вот и работай, доктор наук, – Пётр сорвался с места улаживать свои дела.
Прилетела, наконец, Лина! И тёща тоже.
Рим взял на работе отгулы. Сколько всего требовалось сказать, сколько почувствовать. Да просто смотреть друг на друга, не отрываясь!
Вновь начал сходить снег. Оживала природа, подготавливая условия для новой жизни!
И она не заставила себя ждать: под утро, в предрассветные часы Эвелина неожиданно проснулась. Она сразу поняла: «Вот оно! Пора ехать в роддом»! Через четверть часа после звонка примчался Пётр на дарёном «мерсе» и умчал супругов к месту назначения.
После обеда вышла Любовь Борисовна, подтверждённый К М Н, сердечно поздравила Рима.
– Два крепыша! По Апгар: 8–9[1]! Здорово! Сама Эвелина уже через пару часов встанет!
– И без разрывов, – добавила она на ушко.
Вроде бы иначе и быть не могло, но чувство переполняющей радости захлестнуло Рима! Он помчался в родзал, прямо там угостились Шампанским, нарушив все правила и инструкции!
Показали новорождённых. Два карапузика.
– Пётр и Павел! – сказал Рим.
– Симон и Савл, – повторила Эвелина.
И такие счастливые! КМН Петрова так и не поняла – сами обнаружили разногласия в именах, а радуются, словно одно и то же сказали!
Эвелина сразу узнала Любовь Борисовну.
Петрова же восприняла её как жену удачливого коллеги. Соответственно и относилась как к своей: максимально обезболила роды, почти не отходила от роженицы и общалась, как с человеком.
Вот как можно сменить маску! Оказывается, она может разговаривать, раскрывая рот и разжимая зубы. Эвелине стало тошно. Вот они – мимикрии! Её положили в отдельную палату с телевизором и правом посещения в любое время.
То есть, отнеслись к роженице подозрительно. А ведь именно она, эта самая Любовь Борисовна, – однажды чуть не толкнула Эвелину в костёр инквизиции.
Господи, да она же забыла принять таблетку! И вчера забыла! Эвелина позвала акушерку.
– Как мои дети?
– Нормально.
– Это не ответ! Хорошо или нет? Только правду говорите, пожалуйста!
– Хорошо! – акушерка смутилась. – Завтра утром зайдёт к вам детский врач и подтвердит мои слова!
– А сейчас что, нет врача?
– Есть, но обход бывает утром! – акушерка недоумевала, почему родильница не спит? Почти все тотчас после родов засыпают еще в родзале, а этой чего-то надо.
– Утром, значит?
– Да, и сама заведующая будет.
Утром, так утром. Что-то они скрывают. Что-то задумали.
– Дайте мне что-нибудь поспать, – попросила Эвелина.
– Это надо к доктору.
– Так идите хоть к главному врачу! Снотворное дайте!
Акушерка побежала в ординаторскую, вовсе не потому, что напугалась тона пациентки. В роддоме – все команды принято выполнять бегом! Петровой не на месте оказалось, ушла куда-то в отделение. Акушерка не стала долго думать, взяла склянку с пустырником и занесла в элитную палату.
– Вот одной-двух ложек хватит.
– Оставьте, пожалуйста.
– Пожалуйста! – просьба пациентки из элитной палаты – закон! Эвелина выпила полбаночки, полежала в постели, затем допила до донышка. Постепенно пришёл сон.
Похоже, кто-то крутил плёнку для эксклюзивного просмотра. Эвелине раскрыли глаза на происходящее вокруг: насколько мир может быть коварным и злым! Она увидела Дулину, маму, бабушку, Губельмана, Сулимовича и ещё какого-то седенького человека, – сидящих за одним столом. Речь держала Дулина: звук смазан, что говорит – непонятно, но интенсивно размахивает руками. Слушатели периодически хлопают. За вторым столом Васильчиков, ректор академии Рима, главный врач психушки, ещё пара человек – их Лина не знает. Все присутствующие надели наушники и слушали плееры, что не мешало им кивать Дулиной. Третий столик занят людьми с размазанными лицами: только по голосу она узнала Петра, отца Алины, ещё какой-то-знакомый, но уловить невозможно. Видать, плёнка оказалась некачественной.
Где они находятся? В сумрачном зале. Стены обиты темно зелёной материей. Нет ни одного окна. Веселятся, что-то празднуют.
Вдруг Дулина подняла руку кверху, обнажив подмышечную впадину. Какие грязные волосы! Покрытые толстенным слоем жира! Они ещё и шевелятся! Неожиданно волосы стали вытягиваться, удлинняться, плавно передвигаясь по воздуху. Это не волосы – это черви! Они опутали всех сидящих в зале. Но люди этого не замечали, продолжая говорить о чём-то своём и слушать плееры. Окружив вокруг шеи, черви стали сокращаться, увлекая жертв за собой. Все повставали с мест, сдвинули столики друг к дружке: образовался один большой – с Ежихой во главе.
Бражники продолжили трапезу. Широким планом: стопки с водкой, закуска, – на фоне тёмно серого цвета. Какой странный получился стол! Он стал цельным, с металлической поверхностью. Кто-то за кадром с грохотом поставил кружку. Раздался звук, как по пустой бочке.
Иной ракурс: те же закуски, та же водка, но стол – низкий и короткий. Камера пошла ниже: посередине стола, какая-то черта, отделяющая крышку – это гроб! Поминки, вот что! А в уголке стоят мраморные надгробья – показ мельком – несколько штук, затем – остановка: крупные прессованные крошки мрамора, золочёная табличка, меняется угол показа – удаётся увидеть первые буквы: ЛЮ… Пол проваливается, гроб уходит под землю, все стоят вокруг и шумно аплодируют.
Принесли детей на кормление. Вообще-то в палате подобного ранга предусматривается совместное пребывание, но Рим настоял на раздельном, – пусть Линочка отдохнёт.
Акушерка разбудила её и предложила детей. Сама что-то рассказывала, что-то показывала. Эвелина невнимательно слушала.
Она уже поняла – это заговор. Кругом одни враги. Только вот, сообщать об этом никому не нужно. Пусть думают, что она дурочка и ничего не видит вокруг. Нежелательно сообщать о своих подозрениях даже близким: либо напялят наушники, либо вовсе отодвинут свой столик в сторону. А власть имущие? Эти ещё хуже, когда-то сам дофин предал её.
