– С-у-у-у-у-у-к-а-а-а.
– Очень приятно познакомиться. А меня Алик зовут.
Банкир вскочил и бросился на него с явным намерением набить морду. Алик запрыгнул на длинный полированный стол для совещаний, дрыгнул предостерегающе ногой и быстро заговорил:
– Чуть позже, друг. Погоди. Сидеть банкиру за хулиганку – это уже совсем не комильфо. Сокамерники не поймут, а деловое московское сообщество вообще в шоке будет. Если захочешь потом, я тебе предоставлю полную сатисфакцию. На ринге в перчатках, как цивилизованные люди. А сейчас погоди, давай разберемся сначала.
– Сука, ты что творишь?! – Андрей прыгал вокруг стола, пытаясь дотянуться до противника. – Ты что делаешь? Да я тебя уничтожу. В пыль сотру. Ты мне ноги будешь вылизывать, умолять…
Алику надоел весь этот балаган. Он спрыгнул со стола. Встал прямо перед банкиром. Сказал зло:
– Давай, уничтожай, если уничтожалка выросла.
Несколько секунд тяжело смотрели в глаза друг другу, как боксеры перед финальным поединком. Потом банкир не выдержал и отвел взгляд.
– Если бы ты знал, Андрюша, как вы все мне надоели со своими понтами дешевыми, – устало сказал Алик. – Понтуетесь, понтуетесь. А перед кем? Зачем? Этот дурак старый пальцы крючит. Но он хоть старый, ему простительно. А ты? Зачем ты это делаешь? Тебе-то зачем это нужно? Достоинство пытаетесь сохранить таким образом? Так нет у вас никого достоинства. Обменяли вы его давно на деньги. По хорошему курсу, но обменяли. Вы же унижаетесь по сто раз на дню. Шеф мой перед министерскими, ты перед цебэшниками и клиентами. Пожалели друг друга бы лучше. Нет, понтуетесь.
– А ты не унижаешься? В другом мире живешь? – затравленно спросил банкир.
– Не получается у меня в другом. Унижаюсь, как и все. Но понты не кидаю, ума хватает.
– А потому что ты прилипала! – взорвался Андрей. – Там присосался. Здесь прижопился. Конечно, легко умным быть. А ты попробуй, создай что-нибудь. Потом унижаться не просто ради денег будешь, а ради творения своего. Потому что дорого оно тебе. Дороже денег. А суки вокруг это чувствуют и чморят тебя еще сильнее. Я на тебя посмотрю, как ты понты кидать не станешь, когда возможность появится такая. Не может человек все время униженным быть. Ему тоже расслабляться нужно. Тоже кого-нибудь унизить. Тогда выживет, дышать сможет, работать…
– Эх, Андрей, послушал бы ты себя внимательно, сам ужаснулся. И вот на хрена это все нужно?
– Что это?
– Да вот это. Самому унижаться. Других унижать, чтобы жить смочь. Это что, счастье? Такое вот бизнесовое русское счастье?
– Но я же создал, сумел… У меня тысячи людей работают. Банк в топ сто входит. Я создал.
– Дурак ты, Андрюша. Ты сначала счастье себе создать сумей, а потом за что-то другое берись. Логично?
Банкир молчал. Алик говорил с ним максимально искренне и тем не менее ни на йоту не отклоняясь от намеченного плана. Необходимо было вначале ослабить его обиду за вторжение. Показать тщету всего сущего. Подняться до высоких философских обобщений. Чтобы уже с этой высоты спокойно и без эмоций разрулить создавшуюся ситуацию. Взглянув на загрустившего банкира, Алик посчитал планируемый эффект достигнутым. Он стал прохаживаться по кабинету и уже другим, менее возвышенным тоном продолжил:
– Ладно, это все лирика. А физика процесса состоит в следующем. У нас были с тобой договоренности. Ты их не выполнил: возможно, по объективным причинам, но не выполнил. Ты денег, Андрюша, много должен. Очень много. Допускаю, что ты старался, хотел как лучше, почти решил все и так далее. Но факт есть факт. Мы терпели, долго терпели и могли бы еще потерпеть, кстати. Но по нелепому стечению обстоятельств мой шеф услышал твою дурацкую шутку про старого пердуна и, конечно, возмутился. А что ты хотел? Мало того что деньги не отдают, так еще и хамят в лицо практически. А ты, Андрюша, вместо того чтобы спокойно извиниться и закрыть тему, почему-то тоже полез в залупу. Ситуация зашла очень далеко и в очень нехорошую сторону. Сам видишь. – Алик кивнул на закрытую дверь, за которой стояли ниндзя во главе с полковником. – Надо срочно выруливать.
– И что ты предлагаешь?
– Я предлагаю прямо сейчас, при мне заплатить то, что ты должен. Потом позвонить шефу и извиниться. И еще небольшой штраф ему передать через меня. Миллион, полтора максимум. Денег не жалей, больше потом заработаем. Любит мой шеф раскаявшихся грешников.
– А если нет?
– «А если нет», Андрюша, за дверью стоит. Бьет копытами, «а если нет» землю роет и подрагивает от возбуждения. Если нет, поедешь ты на машинке казенной на допрос, а оттуда в камеру.
– По этому говенному делу – и в камеру? За нелицензионное программное обеспечение?! Не смеши меня. Завтра выйду, а может, и сегодня. А полковнику твоему по голове настучат за самоуправство.
– Возможно. Но ведь есть еще и договора, нами подписанные. О выкупе акций банка по высокой цене. Выкупишь ты, Андрюша, акции? Нет? Тогда это уже мошенничество. На десяточку тянет.
– Не боишься, что я в крайнем случае весь ваш шухер-махер с бюджетными деньгами сдам?
– Не-а. Для справки: у нас за легализацию больше, чем за казнокрадство, дают. А легализация у нас – это ты. Уж извини, профессия у тебя такая. Да и кто тебе поверит? Много вякать будешь, и казнокрадство на тебя повесят. Пятнашку получишь вместо десяточки, – сказал Алик.
– А все же неприятно вам будет.
– Будет. Но тебе неприятнее. Поэтому я тебе и предлагаю простой и приятный для всех выход.
– Не знаю, не знаю. Ты все сказал? Есть чего добавить?
– В принципе, нет, – пожал плечами Алик.
– Ну вот и молодец. Хорошо ты сказал, образно, понятно. Только одного не учел, наверх посмотри.
Алик задрал голову и увидел под потолком маленькую видеокамеру с мигающим красным огоньком. С ним случилась истерика. Он зажал рукой рот, посмотрел слезящимися хохочущими глазами на банкира, а потом не выдержал, рухнул на полированный стол и заржал. Ржал долго, пытался остановиться и не мог. Банкир испуганно глядел на него, даже пару раз похлопал по плечу, пытаясь привести в чувство. Он ржал. Наконец стал понемногу успокаиваться, поднялся, заговорил, утирая слезы и икая.
– Подожди, ха-ха, подожди, не говори ничего, ха-ха-ха. Я сам скажу. Камера типа все записывала и отсылала видео на сервер в Папуа – Новую Гвинею. Ха-ха-ха. И я… я… я теперь, выходит, раб лампы. То есть раб ка… ка… ка-ме-ры-ы-ы-ы… ха-ха-ха-ха-ха… так выходит?
– Так. Только я не понимаю, чего ты так веселишься. От страха?
– Да нет, просто смешно очень. Был у меня в жизни похожий случай совсем недавно. Смешно. – Алик успокоился. После пережитого приступа нахлынуло опустошение и печаль. Он вытер последние слезы на лице, высморкался и тихо сказал: – Как же мы все похожи. Думаем, что разные, уникальные, а похожи. Мы с тобой, Андрюша, типа умные. Бедные, но умные. Класс «Фигаро», отряд «Вертящиеся», семейство «Жулики, деньги сосущие». В одинаковых ситуациях поступаем одинаково, повинуясь инстинктам, заложенным матерью-природой и родиной-мачехой. А за дверью стоят волки – санитары леса. Класс «Силовики», отряд «Привластные», семейство «Прямодумающие». Они тоже очень предсказуемые. Есть еще прибюджетные, околотрубные, быдлотерпеливые. Всех можно по полочкам разместить, и все думают, что они в единственном экземпляре существуют. Ни хрена подобного. Ты мне только что это доказал. Спасибо, друг, за урок ценный. А насчет камеры… Даже если бы она работала, в чем я очень сомневаюсь (вырубили ниндзя за дверью серверную первым делом), не стал бы я ее рабом.
– Это еще почему? – вклинился в монолог Алика вконец охреневший банкир. Вклинился, чтобы показать, что он на коне, все понимает, контролирует ход переговоров. По правилам играть пытался, дурашка, в игре без правил.
– А потому, Андрюша, что не может раб стать рабом. Он ведь уже раб. Понимаешь? Мы все рабы, и я тоже. Думаешь, я по своей воле к тебе с этими man in black явился. Да будь моя воля, я бы с ними на одном поле даже бюджетные потоки делить не стал. В кармане у полковника ордер на мой арест. И если я отсюда выйду без денег… Вот так, Андрюша. Вот такая гребаная се ля ви. Не страшно мне уже ничего. Точнее, так страшно, что уже по барабану. Короче, друг, ситуацию я объяснил. Твое слово. Давай решайся.
Банкир погрузился в думы. Алик надеялся, что он отдаст деньги. Поторгуется, конечно, для вида, но отдаст. Очень уж не хотелось выкладывать на стол последние, действительно последние козыри.
– Знаешь, дружище, – сказал Андрей, тяжко вздохнув, – ты мне очень симпатичен. Несмотря ни на что, симпатичен. И похожи мы с тобой, правда. Когда закончится все, посылай ты к черту своего пердуна и давай ко мне. Мы с тобой таких дел наворочаем… Но при всем уважении, есть такие вещи, которые спускать невозможно. Одному спустишь, другому, слушок пойдет. А потом каждое чмо во все щели иметь будет. Ты же сам понятия наши волчьи знаешь. Чего я тебе объясняю? Я тоже раб, как ты верно заметил. Раб этой жизни уродской. Не поймут меня. Да и аргументы твои, если честно, слабенькие. Ну, отвезут на допрос, съезжу, поговорю, вернусь. Первый допрос? Каждый месяц куда-нибудь хожу, на вопросы отвечаю. Любопытные кругом все больно. Ерунда. А шеф твой конек бзделоватый. Только с виду грозный. Я справки наводил. И деньги все-таки у меня. Большие это для него деньги, не критичные, но большие. А он еще жадный очень. По совокупности факторов не будет вонь поднимать, я думаю. Сам придет ко мне, извиняться станет. Я ему, конечно, все отдам. Но это не я, а он мне штраф заплатит. Извини, ничего личного, просто бизнес.
