– Хорошо, сегодня, сегодня заплачу.
– И извинишься перед шефом за свое поведение глупое.
– И извинюсь, только журналюг убери.
– И штраф заплатишь полтора миллиона.
– А миллион можно? – плаксиво попросил Андрей.
– Миллион можно… но не в этот раз. В этот раз полтора.
– Ну пожалуйста, будь человеком, бога побойся. Не раздевай совсем. Человеком будь…
Алик находился на пределе. Блевать хотелось нестерпимо. Голова раскалывалась. Понимал он, что человеком все равно не станет никогда. Не становятся человеками люди при жизни такой. Не изменится ничего. Миллион или полтора. Какая разница?
– Хорошо, – сказал он устало и ласково. – В очередной раз добром на зло отвечаю. Читал я где-то, что рано или поздно люди понимают хорошее отношение. И ценить начинают. Хорошо, миллион. Но сегодня, сейчас. Наличными.
– Спасибо, друг, спасибо. Я не забуду.
– Подкалывать будешь, снова полтора станет, а то и два или три…
– Да нет, я честное слово, я искренне…
– Алексей Алексеевич, а нам что делать? – благоговейно кашлянув, вклинилось в разговор медийное лицо.
– Вы, ребята, сходите пока пообедайте. Мы за часик со всеми формальностями как раз и управимся. А то клиент у нас нервный, передумать может. Есть, Андрюша, тут у вас поблизости приличный ресторан?
– Да, конечно есть. Тут за углом очень приличное место. И недорого.
– Вот и отлично. Ты, Андрей, не жлобись, денег ребятам на обед-то дай. Они все-таки время на тебя потратили.
Банкир вытащил из кармана 10 000 рублей и протянул медийному лицу.
– Да ты чего, охренел? Это же работники умственного труда. Им хорошо питаться надо. Больше давай.
Банкир вытащил еще десятку.
– Издеваешься? Ребята на переднем крае идеологической борьбы за нашу и вашу стабильность. Больше надо.
– Ну а сколько? – начиная догадываться, что в очередной раз попал, грустно спросил банкир.
Договоренность с журналюгами была на двадцатку долларов. Из своего кармана Алик платить им не собирался. И правильно – во всем мире судебные издержки платит проигравшая сторона. На радостях от победы Алик решил стать добрым. Это было нетрудно, особенно за счет поверженного противника.
– Сумму ты, Андрюша, угадал верно. Двадцать тысяч. Но с валютой ошибся.
– Долларов? – с надеждой спросил банкир.
– Евро, Андрюша. Евро.
Банкир скрепя сердцем и дверцей небольшого сейфа вытащил пачку пятисотенных купюр и передал ее медийному лицу. Лицо вспыхнуло неподдельной радостью.
– Спасибо, спасибо большое. Если что, мы тут за углом. Спасибо, Алексей Алексеевич.
– Мне не за что. Вот его благодари.
– И вам спасибо, – смущенно сказало медийное лицо, пятясь из кабинета. За ним потянулись осветители и оператор. К Алику подошел тихо стоявший в сторонке полковник. Он уважительно пожал ему руку, приобнял, восхищенно присвистнул и прошептал на ухо:
– Класс. Ювелирная работа. Правильно мне шеф твой говорил, что золотая у тебя голова, хоть и гондон ты хитрожопый.
– Ну, значит, не в голове дело. Значит, я гондон золотой. Пуленепробиваемый.
– Слушай, Алик, – полковник перешел на еле различимый шепот. – А когда я свое получу? Ты говорил, в банке половину дашь. Может, сейчас?
– Подожди, командир, часик, – смеясь, ответил он. – Вот приму капитуляцию у Андрюши, и будем делить трофеи.
Полковник своей глупой жадностью поднял ему настроение. Голова немного поутихла и блевать хотелось сильно меньше.
– Да-да, конечно, я все понимаю. Я тоже пойду, пообедаю пока.
Опять они с банкиром остались одни. Алик плюхнулся в глубокое кожаное кресло и, зевая, промурлыкал:
– Ну что, Андрюшка, будем оформлять капитуляцию?..
Капитуляция безоговорочной не получилась. Вначале все шло как по маслу. Магаданпромбанк и швейцарские гномы Алика имели счета в одном и том же офшорном банке на далеком островке в Карибском море. Зачисление денег обещало быть мгновенным. Банкир даже предложил извиниться перед шефом до отправки денег. Алик сразу насторожился от его чрезмерной уступчивости.
– Маугли помнишь? – спросил он вкрадчиво.
– В смысле Акела промахнулся? – попытался догадаться Андрей.
– Нет, в смысле «А к своим словам я даю быка». Багира, когда человеческого детеныша у мартышек выкупала, так и сказала. В смысле без быка слова ничего не стоят. Ты давай плати побыстрее, потом каяться будешь. После быка.
– Хорошо, – обиделся банкир и стал подписывать многочисленные бумаги, проворно подготовленные местными юристами.
Закончив расписываться, он протянул толстую пачку документов. Сказал равнодушно:
– На, посмотри, чтобы потом претензий не было.
Алик посмотрел. Вроде все в порядке. Не к чему придраться. Не к чему… Однако в горле защекотало. Задрожал там тонюсенький, невидимый, несуществующий почти волосок. Волосок назывался интуицией. И дрожал обычно, когда Алику хотели сделать большую бяку. Очень большую. Громадную.
– Правильно все, без ошибок, – сказал он, вертя в руках бумаги. – Как будто правильно.
– Ну вот и хорошо. Давай покончим с этим поскорее.
– Правильно… Слушай, Андрюш, но ты на меня не в обиде? Скажи честно.
– Трахнул и трахнул. В следующий раз я тебя трахну. Это жизнь.
– Да-а, жизнь у нас такая. Задницей к ближним лучше не поворачиваться. Сковородку титановую лучше на заднице носить… Не поворачиваться…
Он перебрасывал документы из одной руки в другую. Банкиру не отдавал. Плел всякую чушь, жаловался на жизнь. А документы не отдавал. Андрей начал нервничать, и это стало заметно.
– Платить будем? – резко спросил он и потянулся за бумагами. – А то слушать уже невозможно. Хватит уже, поглумился сегодня. Хватит.
Алик молниеносно спрятал бумаги за спину. Лишь пальчик Андрюшин чиркнул по листочкам слегка. Он понял. Конечно, это так очевидно, так естественно. Зная банкира, иного и предположить было нельзя. А он, Алик, дурак. Лох почти, с самомнением раздутым.
– Будем, будем платить. На, плати, – сказал он и отдал половину бумаг. – Плати, сначала меньшую часть тринадцать миллионов, а потом, когда мне подтвердят зачисление, остальные семьдесят два миллиона заплатишь.
– Ну зачем так сложно? – засуетился банкир. – Давай сразу все заплатим. Не успеем сегодня двумя платежами. На завтра придется переносить. Тебе это надо?
– Надо, успеем. Плати, плати…
Андрей протянутых документов не брал. Повисли документы в воздухе, и пауза вместе с ними повисла нехорошая. Банкир глаз не поднимал, хрустел суставами на пальцах, головой мелко покачивал.
– Угадал? – задушевно спросил Алик. – Ну, ведь угадал же?
– Угадал, умный, сука.
– С первым, пожалуй, соглашусь, а второе спорно. Кто из нас большая сука, это еще поглядеть надо. Ты говори, говори давай. Не молчи. Озвучь свою идею хитрожопую. А я послушаю. Давай говори, не стесняйся.
– Чего говорить, все и так понятно. Тринадцать миллионов ты себе на карман берешь.
– И?..
Банкир замолчал в нерешительности, похрустел пальцами, губы покусал, а потом махнул рукой, типа раз пошла такая пьянка, пропивай последний рупь. Выпалил:
– И не хочу я тебе их платить!
– Кидаешь, значит, в очередной раз. Ну и правильно. Чего соскальзывать со скользкой дорожки, раз так хорошо скользится.
– Кто бы говорил, это не я к тебе с ментами в офис пожаловал, а ты.
– Да-да, компенсация за моральный ущерб. Так получается? Обидели мальчика, игрушку отобрали. Плачет мальчик, слезами горькими заливается. Только ведь игрушка чужая. Мальчик сам ручонками своими шаловливыми ее у дружка стырил.
– Ты, сука хитрожопая, заткнись немедленно! – Андрей окончательно вышел из себя. – Я никогда ничего не крал. Я работал много и тяжело всю жизнь. Впахивал как проклятый. А такие, как ты, посмеивались, по головке меня гладили снисходительно. Дольку норовили оторвать послаще от трудов моих. А я работал. И хрен тебе в зубы, а не тринадцать миллионов. Понял? Хрен!
Банкир сделал неприличный жест рукой и застыл. Лицо его пылало праведным гневом. Вылитая карикатура Кукрыниксов. Русский воин, дающий ответ фашисткой гадине.
«О, как самолюбие уязвленное с бабками людей заводят!» – внутренне поразился Алик. Полюбовался на банкира, сложил руки на груди, сказал восхищенно:
– Похож, похож. Прямо святой Георгий Победоносец с копьем. Одно лицо. Даже нимб вокруг головы проклюнулся. Если бы не знал тебя с веселых обнальных времен, когда ты пол-Москвы обул, поверил бы. Ты сколько банков перед Магаданпромом грохнул? Пять или шесть? Не суть важно. Но я-то думал, что ты так лишь с лохами поступаешь. А с правильными пацанами по-правильному. Я все понимаю, обидно, пришли, мордой в пол положили. Но ты кругом не прав, ты сам ситуацию до края довел. А теперь из-за жадности своей глупой и понтов болезненных за край уводишь.
– Да, воровал, обманывал. Чтобы выжить. Все тогда воровали, а я созидать всегда хотел. И получилось у меня. Не ворую, что-то большое создаю, настоящее. А ты как был жуликом мелким, так и остался.
