Кусочки сложились в ее голове и привели к ясной картине.
— Шесть?
— Точно. — Он откашлялся и посмотрел наверх. — А что там на верхнем этаже?
— Остин, пожалуйста. Просто скажи это.
Он сжал ее локоть, направляя к дверному проему справа, в дальней стороне комнаты.
Люди входили и выходили из выставочного зала, но он вытащил ее из главного потока движения.
— Я действительно сейчас не хочу это начинать.
— Думаю, нам придется.
Он втянул свою нижнюю губу между зубами, а потом отпустил.
— Я слишком много пил, а потом перестал.
— Шесть месяцев назад.
— Да.
— После моего ухода.
Он помедлил, прежде чем кивнуть.
Вновь воссозданная картинка ужаснула ее.
— Авария на вашем участке.
Его рот полуоткрылся.
— Откуда ты знаешь об этом? Я взял слово с Митча и отца, и всех остальных,
держать это в тайне. Даже полиция держалась от этого подальше, так как я не был за рулем автомобиля и не проезжал по общественной дороге.
— А твой кузен полицейский.
— Я посещал группу и перестал пить. Я не проходил специальное лечение. — Он покачал головой. — Я все еще не понимаю, как это дошло до тебя. Я точно не первый парень в Холлоуэй, который напивается и попадает в неприятности. Это не было большой новостью и не должно было быть.
— Как ты отметил ранее, мы приехали из маленького городка. Новости быстро распространяются, даже такого рода, которые ты хотел бы скрыть. Особенно этого рода.
Он выругался себе под нос.
— Очень этому рад.
Воспоминания вернулись, переполняя ее. Она часами мерила шагами пол, пока ждала, что Митч перезвонит ей. Время — между тем, когда узнала все об аварии, и тем, когда услышала, что Остин, не считая сотрясения, оказался невредим, — тянулось так, что она думала, что завопит.
Кэрри грозилась сесть в машину и приехать домой, но Митч умолял ее не делать этого. Он убедил ее, что это подаст Остину неправильный сигнал, так скоро после ее отъезда. Скрепя сердце, она согласилась. Теперь она знала: те, кого она любила, скрыли от нее правду. Наверное, одна из этих вещей «для ее же блага», но которая, разумеется, так не ощущалась.
— Я получила письмо, и это вызвало вереницу телефонных звонков. Митч уверял меня, что это было незначительным и ты в порядке. — Объяснения казались такими пустыми. Она знала, что если бы ей было больно, Остин прибежал бы к ней босиком по заснеженным полям, если б потребовалось.
— Видишь, никаких проблем. — Улыбка Остина не затронула его глаз.
— Ты начал напиваться из-за меня. — Чувство вины охватило ее. Оно струилось по ней, пока каждый мускул в теле не заныл от этой тяжести.
— Нет. — Его резкий ответ эхом отразился от мрамора. — Я пил из-за себя. Вся вина на мне.
— Ты должен злиться на меня за то, что довела тебя до этого. — Кэрри пыталась придумать способ, чтобы обойти это предательство, чтобы смириться с этим, но не могла придумать ничего. Она была права, что уехала, но должна была примчаться обратно, как только узнала, что он забрел на опасную территорию. Вот что делаешь для того, кого любишь; упрямая или нет — она любила его так долго, сколько помнила.
— Нет, Кэрри. Не принимай это так.
— Как ты можешь не винить меня? — Она чуть не задохнулась от этого.
— Ты была здесь и... — Его голос оборвался. Когда он заговорил снова, в его тоне пробивалась хрипота. — Ты, несомненно, принадлежишь этому месту.
Панике пронеслась сквозь нее, убирая вину на второе место.
— Что ты говоришь?
— Думаю, мы достаточно поделились секретами для одного вечера. Мы здесь на вечеринке с людьми, чьи имена пишутся через дефис. Отпразднуем то, что именно ты ее организовала.
— Прямо сейчас работа меня не волнует.
— Ну, зато меня волнует. Это твой большой вечер, и мы не пропустим его. — Он скользнул своей рукой вниз и схватил ее. — Покажи мне музей.
Остин сидел на краю кровати Кэрри, одетый только в брюки от смокинга и рубашку, расстегнутую и болтающуюся на поясе. Упершись локтями в колени, он перебирал руками ее синее платье. Просто вспоминая о том, как он расстегивал его несколько часов назад после ночи веселья, Остин опустил свой взгляд к ее голове на подушке.
Затащить ее в постель было единственной мыслью, когда они вернулись в квартиру. Он заблокировал правду и проблески здравого смысла, торопясь получить ее обнаженной. Заняться с ней любовью в последний раз.
Сейчас ненужные мысли проносились сквозь его разум, когда он пытался справиться с воспоминанием об огромной улыбке на ее лице, когда она прогуливалась по музею. Остин провел большую часть ночи, пытаясь не пялиться на часы и надеясь на повод уйти пораньше. Кэрри же расцветала, разговаривая, смеясь и не беспокоясь о том, кто был перед ней, художник или чиновник.
Она приспособилась здесь.
После попытки манипулировать ею и завоевать ее, совершив целую кучу мужского вздора, чтобы получить свое, он наконец-то понял. Она хотела быть в Вашингтоне. Дело было не в нем, говорящем правильные вещи, или вообще имело отношение к нему. Она, музей, вот что имело смысл. Он был той частью, которая не вписывается.
Сегодняшняя публика вращалась в мире, очень отличающемся от его собственного. Много денег и странные интересы о том, что люди делают в жизни. Остин покачал головой, задумавшись над вопросом «где вы отдыхаете?», что будет преследовать его еще долгое время. Он «отдыхал» в течение часа перед сном каждый вечер. Недели в Европе не привлекали его, и у кого, черт возьми, есть время и деньги на подобное дерьмо?
Даже со всеми этими вопросами о нем вчера вечером, он никогда не провел и минуты, желая иметь больше денег или другую жизнь. Остин, конечно, не считал людей с несколькими именами и личными смокингами лучше себя. Это не означало, что он был частью этого. Но она была, и это меняло все.
Кэрри передвинула ноги под простыней и откинула руку поверх пустой половины матраса. Когда ее пальцы натолкнулись только на пустоту, она поднялась с плотно натянутым одеялом на груди.
Откинув волосы с лица, моргнула несколько раз, словно пытаясь привыкнуть к темной комнате.
— Остин?
— Я тут.
Кэрри протянула руку и включила светильник на минимум.
— Сейчас середина ночи.
— Без четверти пять.
— Как я и сказала. — Она бросила ему сексуальную улыбку, похлопывая по измятой подушке. — Возвращайся в постель.
— Мне нужно добраться до участка. — Он должен собраться и покончить с этим.
Остин потер рукой грудную клетку, пытаясь облегчить жжение внутри. Неважно, как сильно он прижимал руку, колющая боль под ребрами не унималась.
— Ты в порядке? — спросила она голосом, наполненным беспокойством.
Остин услышал шелест простыней и почувствовал, как прогнулся матрас, прямо перед тем, как ее руки обвились вокруг его шеи. Губы коснулись его уха, а волосы рассыпались по плечу.
Его тело пробудилось к жизни прямо перед тем, как боль спустилась по руке, проникая в каждую косточку.
— Я должен извиниться перед тобой.
Кэрри глубоко вздохнула, потом нежно прикусила мочку его уха.
— Мне нравится, как это звучит.
Его рука погладила мягкую кожу ее плеча.
— Я убедил себя, что работа в городском музее было своего рода мечтой, которую ты преодолеешь.
Она замерла на секунду, прежде чем снова погладить его.
— Я знаю.
Наконец он повернул голову и коснулся ее губ своими.
— Правда?
— Хитрость не лучшее твое качество.
— Это было эгоистичным бредом. Словно ты не знаешь, чего хочешь, а я знаю. — Он покачал головой. — Мне следовало увидеть это и не подталкивать тебя.
— Твой план тяжело начинался, но я счастлива, что ты сейчас здесь.
Ее шелковистые волосы щекотали его грудь. Остин вплел в них пальцы, наслаждаясь теплом прядей около кожи.
— Я был козлом. Ты должна была еще неделю назад отправить мою жалкую задницу в Холлоуэй.
— Но это такая милая задница. — Она одарила его громким, причмокивающим поцелуем в щеку. Потом схватила за руку и помахала перед ним, вглядываясь в лицо. Ее улыбка исчезла секундой позже.
— Что-то на самом деле не так. Что случилось?
— Ты любишь свою работу.
Она переместилась на его колени, свесив на него ноги, а рукой уперлась в его голый живот.
— Это хорошо.
Для нее. Не настолько для них обоих.
— Ты пыталась сказать мне, но я не слушал. Я услышал сейчас. Я не пытаюсь обмануть тебя или выяснить, как добиться своего. Я действительно слушаю.
— Я верю тебе. — Потом она поцеловала его, коротко и почти мучительно от сладости.
— Извини, что у меня заняло так много времени, чтобы понять это.
Она покачала головой.
