Она покачала головой.
— Время не имеет значения. Чего я хотела, так это, чтобы ты понял — у меня есть эта профессиональная сторона, эти мечты, которые нужно взращивать. Я не хочу, чтобы ты отвергал или преуменьшал то, что так для меня важно.
— Я именно так и поступал. — Сожаление нахлынуло на него потоком. — Я испортил все в манере большого, глупого парня.
— Теперь с этим покончено. Ты приехал сюда за мной и пошел со мной сегодня вечером. Женщинам нравится такая преданность. — Кэрри постучала пальцем по его носу.
Ее легкий тон и веселое настроение делали каждое слово, что он выжимал из себя, еще труднее. Слова застряли в горле, пока он пытался вытолкнуть их.
Кэрри вела себя так, как если бы они достигли некоего прорыва, когда в действительности они дошли до конца. Все, что он принимал за ее мотивы и потребности, было неправильным. Она не нуждалась в Холлоуэй, или семье, и даже в нем. Она отлично устроилась в Вашингтоне, сама по себе.
Этот факт ударил его под дых и продолжал бить. Остин всегда любил ее независимость и силу. Кэрри никогда не отступала в споре с ним. Никогда не пряталась и не плакала. Она напористо сталкивалась с ним лоб в лоб, что только распаляло его.
Но он знал, что происходило, когда женщине требовалось чего-то большего, чего-то лучшего, чем мужчина, который спал рядом с ней. Она оставляла его и сбегала. Остин уже пережил такую историю. Его мать преподала ему суровый урок, когда ушла и не удосужилась позвонить хоть раз. Кэрри предостерегала его, что она видела свое будущее унылым, как у своей матери, если она не попробует сейчас. Тогда он не поверил в эту теорию, но сейчас поверил.
Резкая боль разрывала его грудь. Он вынужден был закрыть глаза и стиснуть челюсть, чтобы не закричать.
— Остин? — Паника проявилась в ее широко раскрытых глазах и шоке в голосе, когда она распахнула его рубашку в обе стороны и пробежалась руками по телу. — Тебе больно?
— Я в порядке. — Угасающий внутри, но внешне все нормально.
— Ты побледнел. Может быть, ты слишком долго был на холоде. — Когда он нахмурился, из нее вылетело еще больше слов. — Я знаю, что ты привычный к улице парень, но ты человек. Ты можешь заболеть, как обычные люди.
— Я хотел, чтобы меня было достаточно для тебя.
Вот, он сказал это. Кэрри вела себя так, словно была на грани: вызвать «скорую помощь» или сделать ему дыхание «рот в рот», а он выдал свой большой секрет. Он не мог себе представить, что могло бы еще пойти не так.
Она явно слышала его большое признание, потому что ее руки, по-прежнему обхватывающие его рубашку, замерли.
— Что?
Остин хотел, чтобы это был последний разговор с ней. Это означало бы, что ему никогда больше не придется делать этого снова, но это было не так.
— Я хотел значить для тебя больше, чем работа.
— Ты и так значишь.
Он не значил. Любой идиот увидел бы это. Кэрри ушла от него не из-за предложенной работы. Он заставил ее выбирать, но продолжал думать, что сможет найти правильные слова, чтобы изменить ее мнение.
Остин прокручивал варианты в своей голове так много раз. Там были способы решения и на расстоянии.
Не идеальный вариант, но возможность. Холлоуэй и ее квартира всего в двух часах езды. Не пропасть, которую невозможно преодолеть.
Но их проблемой оказалось не расстояние. Она хотела чего-то другого, но не его. Да, она любила его, и ей нравилось быть с ним. Он знал: этого было не достаточно. «Снова спасибо, мама, за суровый урок».
— Поскольку Спенс прикрывал меня прошлым вечером, этим утром мне нужно быть первым на участке и сделать всю дерьмовую работу. — Остин сдвинул ее с колен и встал.
Она остановила его от ухода, схватившись за концы рубашки.
— Ты изменился. Это из-за чего-то еще.
Он уверен, что, черт побери, так и есть.
— Просто рано встал.
— Остин.
Он наклонился и поцеловал ее, позволив своим губам задержаться на ней. Когда поднял голову, то едва смог выговорить:
— Я люблю тебя.
Нежная улыбка соединилась с влагой в ее глазах.
— Я тоже люблю тебя.
Боль внутри него теперь проносилась безудержно, кромсая все, к чему прикасалась.
— Я не могу вспомнить время, когда не любил тебя.
Ее глаза стали еще мягче.
— Ты знаешь, как украсть сердце девушки.
— Я всегда буду любить тебя. Неважно, что произойдет, или как много лет пройдет.
Кэрри легонько коснулась пальцами его щеки.
— Я верю тебе.
Остин повернул голову и поцеловал ее ладонь.
— Возвращайся в постель.
Когда она снова легла, он ушел.
***
Сцена с Остином в спальне проигрывалась в голове Кэрри весь день. Она пыталась написать ему и позвонить, но он не отвечал. После этой гонки за ней, всех этих планов и замыслов, он, казалось, играл в недотрогу. Точно не его стиль, и не ее любимая игра. И она собиралась высказать ему это.
Сыграв на доброжелательности после успешной вечеринки, Кэрри смогла улизнуть с работы пораньше. Добралась до участка незадолго до двух часов. Публики было мало, что ожидаемо для середины недели, даже если до Рождества оставалось три дня.
Спенс остановился перед ней, стягивая с себя перчатки.
— Между прочим, ты была здесь тринадцать дней подряд и не купила елку.
— Я еще не решила.
Он постучал перчатками по бедру.
— Делай это побыстрее, сегодня у меня здесь последний день.
— О чем ты говоришь? — Она заметила, что его обычную улыбку сменили темные круги под глазами, и желание посмеяться над его шуткой прошло.
— Я собираюсь домой, поэтому рассчитываю вернуться в канун Рождества.
Всю легкость смыло с нее. Она была так счастлива прошлой ночью, этим утром. Теперь же беспокойство забурлило в ее желудке достаточно сильно, чтобы она обеспокоилась, что лишится своего завтрака.
— Где Остин?
Спенс посмотрел мимо нее.
— Он забрал первую партию деревьев и некоторые запасы домой.
— Он не говорил мне этого.
— Насколько я могу судить, он принял это решение утром.
— Он вернется? — Она схватила Спенса за руку и сжимала, пока он не посмотрел не нее. — Ответь мне.
— Признаю, я в замешательстве. Я думал, ты хотела, чтобы он сдался и ушел.
Дыхание с ревом отдавалось у нее в ушах.
— Я хотела, чтобы он был со мной. Это было решено прошлой ночью.
— Интересно.
Немногословие Спенса вывело ее из себя. Он должен был видеть, что она балансирует на грани.
— Что, черт возьми, интересного?
— Ну, кажется, Остин узнал что-то другое после вашего вечера. — Суровость в глазах Спенса смягчилась, когда он оторвал ее пальцы от своей руки. — Он уже на пути домой, Кэрри. И планирует оставаться там.
Нет, нет, нет!
— Что?!
— Ты выиграла.
— Как ты можешь так говорить? — Слова Спенса были слишком ужасны, чтобы ответить чем-то большим, чем шепотом.
— Ты говорила ему...
Она заставила его понять.
— Это было несколько дней назад. Не сейчас.
— Послушай, он понял это. По крайней мере, он наконец-то это сделал. Твоя жизнь здесь. Его — там.
Грохот в голове угрожал свалить ее на землю.
— Я люблю его.
— Ты не первая женщина, которая любила его и оставила.
— Кто… — Слова оборвались, как только ответ взорвался в ее мозгу: — Ваша мать?
— Я хотел, чтобы у вас двоих получилось. Действительно хотел. Я думал о тебе, как о сестре. Всегда. И поверь мне, он будет куском дерьма еще месяцы после этого. — Слова были резкими, как если бы Спенсу было больно произносить их.
— Ты переживаешь, что он снова будет напиваться, — уложила Кэрри это беспокойство поверх всего другого, вращавшегося в ее голове.
Брови Спенса поднялись.
— Ты знаешь об этом?
— Теперь, да.
— Не думай об этом. Я позабочусь о нем. — Он поцеловал ее в щеку, потом отвернулся в сторону. — А ты иди, живи своей жизнью.
— Что если я хочу жить с Остином? — прокричала она вопрос.
Сначала Спенс не ответил. Он стоял спиной к ней.
— В этот раз тебе придется преследовать.
— Что это значит?
Он глянул на нее через плечо.
— Я думаю, ты знаешь.
Каким-то образом Кэрри перешла дорогу и вернулась в свою квартиру. Она не помнила, как делала шаги или как шла сквозь снег, но ее влажные волосы подсказали ей об этом. Ее тело онемело, а мысли кружились в стольких направлениях, что она не могла ухватиться хоть за одну и удержать ее. Повозившись с ключом, она вошла в открытую дверь.
Сначала ее внимание привлекли огоньки. Там, прямо под окном была идеальная четырехфутовая елка. Большая и ярко-зеленая, со свежим еловым запахом, который наполнил ее квартиру, обернутая теми крошечными белыми лампочками-звездочками, что она так сильно любила.
Ее шаги эхом отражались от деревянного пола, когда она пересекла комнату, не совсем уверенная в том, что видит. Пальцы проследили знакомый красный шарик с ее именем в рукописном шрифте. Кэрри увидела ангелочка, которого Остин купил для нее несколько лет назад, и горлицу, которую смастерила ее мать. Каждое украшение, висевшее на дереве, что-то значило для нее.
