Между позицией Гобетти и его журналов — прежде всего выходившего уже в годы фашизма журнала «Баретти» — и позицией писателей, группировавшихся вокруг «Ронды», существовала огромная принципиальная разница. Гобетти решительно отрицал возможность для творческой интеллигенции оставаться в стороне от событий, он знал, что нельзя «сохранять нейтралитет», и очень четко выразил свою мысль; «Все политики, все борцы или в свите хозяев, или в оппозиции. Те, кто находится посредине, отнюдь не являются независимыми или бескорыстными. Скептики угодны режиму». Самый факт существования журнала «Баретти» имел исключительное значение для всей итальянской культуры тех лет. Очень многим представителям интеллигенции именно «Баретти» помог разобраться в том, что происходит и какой долг лежит на интеллектуальной элите.
* * *
Сразу после свержения Муссолини, когда союзные войска высадились в Сицилии, гитлеровцы оккупировали Северную и Центральную Италию и в стране началась гражданская война, в печати, выходившей на освобожденной территории, вспыхнула жаркая полемика относительно взаимоотношений фашистского режима и культуры. В той или иной форме (уже не по горячим следам, а ретроспективно) эта полемика продолжается и сейчас, четверть пека спустя. В самом деле, вопрос об отношениях между фашизмом и культурой, между режимом и творческой интеллигенцией, между официальной идеологией чернорубашечников и развитием литературного процесса — чрезвычайно сложен и важен. Реакционный и эклектический характер идеологии итальянского фашизма сам по себе исключал возможность создания подлинных духовных и художественных ценностей, и поэтому режиму пришлось ограничиться «соттокультурой», то есть культурой третьего сорта.
В 1966 году знаменитый итальянский поэт Эудженио Монтале, тот самый, который в свое время написал «Дань уважения Итало Свево», включил я свою книгу, вышедшую под несколько загадочным названием «Ауто да фэ», статью, датированную 7 апреля 1945 гида и озаглавленную «Фашизм и литература». Статья любопытная, остроумная и язвительная. Монтале безоговорочно заявляет, что фашизм не оставил в итальянской литературе решительно никакого следа, не выдвинул ни одного выдающегося писателя, не дал ни одного произведения, о котором стоило бы вспомнить. И это — несмотря на все старания дуче поставить литературу на службу режиму. Муссолини был, но мнению Монтале, всего лишь «желтым» журналистом и неудачливым сочинителем бульварных романов, но все же отдавал себе отчет в громадном значении литературы в жизни общества. Муссолини «отлично понимал, что провозглашенный им новый политический порядок окажется совершенно ничтожным, если не возникнет по-настоящему оригинальная и значительная литература, которая этот новый строй поддержит».
Монтале рассказывает — с большим сарказмом — о некоторых характерных чертах фашистской культурной политики. Ни Д’Аннунцио, ни Маринетти не были уже в состоянии написать что-либо значительное, ни одного сколько-нибудь выдающегося произведения фашистской литературы не появлялось, а режим страстно хотел «означать новую жизнь также и в искусстве». Поэтому Муссолини и его иерархи пытались оказывать непосредственное влияние на развитие литературного процесса. Монтале рассказывает, что писателей «ловили на крючок», используя разветвленную систему различных премий и возможность попасть в созданную чернорубашечниками «королевскую академию Италии». Проводились конкурсы, подсказывались темы — например, колониальный роман или же лирика с «общественными мотивами». Все это должно было соответствовать «линии», которую попеременно устанавливали разные компетентные учреждения — от управления по делам печати до «Минкульпопа» (министерства народной культуры). И все-таки ничего не получилось, фашистское искусство никак не удавалось создать.
Если фашистскую литературу, несмотря на все усилия режима, так и не удалось создать и мы, действительно, не можем назвать ни одного сколько-нибудь значительного произведения, — это не означает, разумеется, что на протяжении двадцати лет итальянская литература была спящей красавицей. Разумеется, — нет. Но литература, достойная этого имени, развивалась вне фашистской идеологии и вопреки ей. Вся официальная культура режима была не только помпезной, но и сугубо провинциальной. Чернорубашечники проводили идиотскую политику культурной автаркии, а убогая фашистская эстетика требовала официального оптимизма, «жизнелюбия» и славословий. Значительная часть писателей, отказывавшаяся принимать «фашистские духовные ценности», искала выход в так называемом герметическом искусстве, изысканном, зашифрованном и пассивно-оппозиционном.
Фашистский режим делал все возможное, чтобы парализовать свободную мысль и независимое общественное мнение. Одних убивали физически, других лишали возможности работать. Некоторые эмигрировали (мы помним «Записки цирюльника» Джерманетто, вышедшие в Москве). И все-таки лишить весь народ и его интеллигенцию человеческого и гражданского достоинства чернорубашечникам не удалось. Грамши, один из самых светлых людей нашего века, умерший после почти одиннадцатилетнего тюремного заключения, оставил в наследство своей стране и всем нам «Тюремные тетради», оплодотворившие новую итальянскую культуру. Несмотря на свирепствовавшую цензуру, несмотря на вынужденный эклектизм и необходимость как-то приспосабливаться, в Италии все же легально выходили некоторые журналы, находившиеся в оппозиции к официальной культуре, к фашистской риторике. Они печатали стихи, повести, иногда умудрялись даже издавать книги, антифашистское звучание которых нетрудно было уловить. Реалистическая струя в итальянской литературе не иссякла.
В сборнике вы прочтете новеллы одного из тех крупных писателей, чей голос никак не сливался с хором официальных прославителей режима. Это Коррадо Альваро. Некоторые критики считают его поздним веристом, другие обнаруживают в его творчестве влияние модернизма. Мне кажется правильным считать его самобытным писателем, а не эпигоном. Если первоначально он посвятил свое творчество теме Юга, то все же с течением времени в нем все больше места стал занимать оригинальный жанр импрессионистического и отчасти идиллического bozzetto (эскиз, набросок), превосходные образцы которого есть в этой книге. Альваро обладал острым писательским зрением и давал зарисовки нравов, порой чрезвычайно выразительные. Во всем этом обычно присутствовал более или менее явный момент морализирования.
Во время «двадцатилетия» Альваро на принадлежал к числу политически активных антифашистов, но морально всегда стоял на антифашистских позициях, и его выслали в глухую провинцию Аспромонте. С ним произошла интересная история: в 1930 году вышла его повесть «Люди из Аспромонте» (она у нас переведена) и Муссолини в разговоре с бразильским послом на дипломатическом приеме похвалил повесть. Положение Альваро мгновенно изменилось: вспоминая обо всем этом, он писал, что в то время мог сделать головокружительную карьеру. Муссолини несколько раз выражал желание встретиться с ним, но Альваро не поехал в Рим, отказался принять tessera — членский билет фашистской партии, и остался в Аспромонте. Много лет спустя, в 1954 году, в одном радиоинтервью он попытался определить свои позиции в жизни и в искусстве. Он сказал: «Каждый настоящий писатель имеет свою формулу жизни, морали, норм поведения, которую он может предложить. Иными словами, каждый писатель, маленький или большой, — это реформатор». Коррадо Альваро — писатель того поколения, которое пришло в литературу уже после первой мировой войны; но и его старшие собратья по перу в годы фашизма создавали произведения, отнюдь не отвечавшие требованиям, предъявляемым к литературе правящей партией. В этом смысле интересен пример Альдо Палаццески. Начав свой путь в лагере футуристов, он уже в 1914 году порвал с прежними друзьями, а вскоре выпустил резко антивоенную книгу. В тридцатых годах Палаццески пришел к реалистическому письму и написал три сборника сатирических новелл и роман «Сестры Матерасси», в которых нанес серьезный удар мнимо-благопристойному, мнимодобродетельному, а в сущности затхло-мещанскому обществу, породившему на свет и допустившему к власти фашизм.
В 1926 году во Флоренции стал выходить крошечным тиражом журнал «Солярия». Объединившиеся вокруг него молодые люди не были единомышленниками ни в вопросах политики, ни в вопросах эстетики, но это была антифашистская группа. «Солярия» выпустила книгу стихотворений Чезаре Павезе «Работать тяжко» в то время, когда автор, арестованный в 1935 году как антифашист и высланный на три года, жил под надзором полиции в маленьком местечке в Калабрии. Павезе, представленный в нашем сборнике, был одним из талантливейших писателей своего поколения. Книга «Работать тяжко», по свидетельству современников, сыграла большую роль в формировании антифашистских взглядов молодежи. Творческий путь Павезе был сложным, он не укладывается в однозначную формулу. У Павезе бывали периоды мучительных поисков и сомнений, бывали взлеты и падения. Он был человеком тонко чувствовавшим, человеком с обнаженными нервами. Новеллы, включенные в наш сборник, очень показательны, в них переплетаются чрезвычайно характерные для Павезе мотивы: одиночество, отчужденность, жажда разбить перегородки, отделяющие людей друг от друга, глубокая печаль. Иногда Павезе приоткрывает социальные причины разобщения людей («Друзья»), иногда представляет его извечным проклятием, тяготеющим над всей нашей жизнью («Свадебное путешествие»); иногда же оно является следствием все той же моральной пустоты, к которой были так чутки лучшие писатели-реалисты во времена фашизма.
