Илья Гордон
Драгоценный подарок
Степенно, не торопясь шел Еремей Карпович на заседание правления. Темно-коричневый, уже не новый, но тщательно вычищенный костюм ладно сидел на его узкоплечей фигуре. Юфтевые сапоги блестели. Седые усы и короткая борода с заметной от курения желтизной вокруг рта были аккуратно расчесаны.
Пройдя половину улицы, Еремей Карпович поравнялся с домом сына. Не замедляя шага, решал — зайти ли ему, или идти прямо в правление. Следует зайти, хотя Платона нет дома. Неловко получится, если жена Платона Анна видела его из окна, а он прошел мимо.
«Если Платон еще не вернулся из района, без него заседание правления не начнется. А если он дома, то и торопиться нечего».
Еремей Карпович вошел в дом сына. Анна, невысокая, тоненькая, смуглая женщина, засуетилась и пригласила свекра посидеть, подождать сына.
Еремей Карпович поговорил минуты две о домашних делах и, убедившись, что Платона нет дома, ушел в правление.
Покидая дом сына, Еремей Карпович неожиданно для себя ощутил досаду, которая точила его душу со вчерашнего дня.
Вчера Платон побывал на ферме, побеседовал с доярками, заглядывал во все уголки, что-то обсуждал с зоотехником, а к нему, заведующему, не заглянул.
«В обиде на меня, что ли? — подумал Еремей Карпович. — Нарочно, что ль, избегает меня…»
Платон с детства приучен был слушаться отца. Слово отца — закон. Ведь еще недавно Платон без совета с отцом не принимал ни одного серьезного решения, шла ли речь о сроках сева, о семенах, о зяблевой вспашке или о других хозяйственных делах. И особенно если вопрос шел о животноводческой ферме.
Платон высоко ценил знания и опыт отца в этой области. Он знал, что в районных организациях прислушиваются к слову старика. На всю округу прославилась ферма, которой Еремей Карпович заведует со дня основания колхоза. Из многих колхозов приезжали к опытному животноводу учиться. Еремей Карпович слышать не мог, если кто-либо в частном разговоре или на совещаниях жаловался на убыточность животноводческих ферм.
— Как же это так? — возражал он. — А ведь, бывало, одна корова целую семью кормила — значит, дело в уходе, в кормах.
Сменялись председатели правления. Колхоз «Знамя» то шел в гору, то терял славу хорошей, крепкой артели, но ферма неизменно росла, крепла и развивалась, а о Еремее Карповиче шла молва как о знающем практике-животноводе, о нем писали в газетах и ставили в пример другим.
Платон гордился своим отцом, глубоко уважал его, а Еремей Карпович, в свою очередь, старался не ронять своего отцовского авторитета в его глазах.
И вдруг Платона как будто подменили: он стал противоречить отцу, спорить с ним даже по таким вопросам, которые не имеют прямого отношения к ферме. Старика это очень огорчало.
Когда Еремей Карпович зашел в просторную комнату правления, там уже было полным-полно народу.
По обе стороны длинного канцелярского стола сидели члены правления: бригадир полеводческой бригады Корней Валиков, механик Савелий Пахомов, старшая доярка Глаша Зыкова, пастух Василий Киреев и еще несколько колхозников. Бухгалтер — низенький человек в очках, с конторской книгой под мышкой — то и дело подбегал к окну посмотреть, не идет ли председатель. В комнате было накурено, душно и шумно. Наконец показался председатель правления — широкоплечий, скуластый, с толстым носом и густой черной шевелюрой, ростом чуть повыше отца.
— Дыму-то напустили! — ругался Платон Еремеевич, пробираясь к председательскому месту. — Кузница, что ли, тут?! Неужели нельзя покурить в коридоре?
— В кузнице у меня воздух почище, — отозвался кузнец Пахомов.
Председатель сел на свое место и, вполголоса о чем-то поговорив с членами правления, огласил повестку дня.
— Кто хочет дополнить повестку? Никто. Значит, утверждаем. Первый вопрос о животноводческой ферме.
Еремей Карпович хотя и знал, о чем пойдет речь, псе же насторожился.
— В свое время нашей ферме был отведен большой земельный участок под посевы кормовых культур. В то время это было необходимо. Сейчас мы не имеем права занимать землю под малоценные культуры, когда можем вместо них сеять пшеницу. На приферменном участке у нас на зеленую массу посеяна кукуруза, а план пропашных культур не выполнен.
— Так вы что, нашу кукурузу хотите забрать? — крикнул с места Еремей Карпович.
— Нам нужно сеять не только кукурузу на зеленую массу, а и зерновые, — разъяснил председатель.
— Без зеленой массы ферма погибнет, — возражал Еремей Карпович.
— Как это погибнет? — спросил председатель, спокойно взглянув на отца. — Отрубей у нас будет вдоволь, шрот, половы и других отходов — тоже; овощей подкинем, а о грубых кормах и говорить нечего.
— Одними отходами скота не прокормишь, — прервал Еремей Карпович председателя.
— Не перебивай, Карпыч! — послышались голоса. — Дай председателю кончить, потом возьмешь слово.
Старик умолк и начал что-то быстро записывать у себя в блокноте.
— Прежде всего мы должны думать о зерне, — повышая голос, взволнованно произнес Платон Еремеевич. — Зерно — наше золото, наша валюта.
— Зерно, стало быть, золото, а животноводство — серебро, так, что ль? — не удержался Еремей Карпович.
— Животноводство должно развиваться в соответствии с зерновыми.
— Правильно! — крикнул с места Пахомов.
— Дайте мне слово! — крикнула Глаша Зыкова, старшая доярка, сухощавая, остроносая, с выразительными круглыми глазами. — В культурном животноводстве, — сказала она, — постоянный, калорийный, продуктивный рацион питания имеет первостепенное значение, случайный корм может погубить ферму.
— Вот еще профессор нашелся! — иронически воскликнул Корней Валиков.
— Доярка должна не хуже профессора знать, чем и как кормить корову, — отозвалась Глаша.
— Молодец, Глаша, правильно, растолкуй им! — поддал жару Еремей Карпович.
После жарких споров правление лишило ферму большей части закрепленного за ней участка для посева специальных кормовых культур.
— Коли так, и фермы не будет! — крикнул Еремей Карпович и, стукнув дверью, ушел.
Старик шагал домой раздосадованный, злой.
«Неужели Платон заранее согласовал такое решение в районе? — думал он. — Там могут пойти на такое дело, они тоже считают, что надо расширять посевы зерновых».
Еремей Карпович решил, что «дойдет до Москвы», а губить ферму не даст; что бы это ему ни стоило, а он добьется, чтобы приферменный участок остался у них полностью.
Спозаранку Еремей Карпович по обыкновению отправился на ферму. Как всегда, обошел овчарню, коровник, посмотрел итоги вчерашних удоев и повернул в телятник. По пути Еремей Карпович встретил зоотехника Алешу Зыкова, сына доярки Глаши.
— Почему не был вчера на правлении? — спросил старик.
— В район ездил… А что?
— Как раз в тебе нужда была, — хмуро глядя на Алешу из-под густых бровей, сказал Еремей Карпович. — О кормовой базе для нашей фермы вопрос стоял.
— Ну, и как? Что там решили?
— Что решили? Решили одними отходами скот кормить, вот что решили. Выкормят, как же… Пропадет скотина, и все!
— Кто же это так надумал?
— Правление, вот кто! Скажи-ка, о чем с тобой разговаривал позавчера председатель?
— О рационе для скота спрашивал.
— А ты хоть толком объяснил ему, что и как?
— Объяснил, как не объяснить! — оправдывался зоотехник. — Я ему прямо сказал: одними отходами скота не прокормишь. От такой, говорю, кормежки скотина протянет ножки.
— Обжаловать это дело надо, в район жаловаться. Зайдем-ка в дежурку и напишем жалобу. Чего откладывать? Не захочешь подписывать, сам подпишу.
— А на кого жаловаться-то? — после короткого раздумья спросил Алеша. — На правление?
— Это я тебе подскажу, да ты и сам не хуже моего знаешь. Ладно. Напиши о том, как нам удалось спасти скот, а теперь хотят погубить ферму. Пиши…
Алеша Зыков действительно знал все о ферме не хуже Еремея Карповича. В самом начале войны колхоз послал его, тогда еще подростка, на ферму, заменить ушедшего на фронт отца. Еремею Карповичу сразу пришелся по душе трудолюбивый, расторопный паренек, который в скором времени стал его правой рукой.
Когда гитлеровские орды начали приближаться к поселку, ферму приказали эвакуировать на восток. Еремей Карпович разделил стадо на две партии: первую погнал его помощник — кладовщик Семен Киреев, ведавший доставкой кормов; вторую — самых породистых коров — он решил сам гнать, взяв подручными Глашу Зыкову, ее сына Алешу и пастуха Кирилла Овчинникова.
Проводив в дорогу основное стадо, обеспечив его всем необходимым, Еремей Карпович погрузил на две повозки ведра, разный инструмент, медикаменты, немного концентрату, косы и прочие необходимые в пути вещи.
