Рагимов Сулейман
Сачлы (Книга 2)
Ризван, взяв отпуск, приехал в Баку — повидать Рухсару и договориться о свадьбе.
Нанагыз встретила своего будущего зятя у ворот, взяла из его рук перевязанный посредине ремнем чемодан, обняла дорогого гостя, прильнула к его груди:
— Сыночек!
Приезд Ризвана принес много радости обитателям дома. Ситара, Мехпара и Аслан были в восторге от подарков. Нанагыз же не могла налюбоваться женихом своей дочери. Высокий, стройный, с зачесанными назад густыми черными волосами, веселым взглядом, полный обаяния, в этот раз он особенно понравился Нанагыз. Она мысленно ставила их рядом, Ризвана и Рухсару, мечтала: "У меня будут красивые внуки".
Она и сама давно уже думала о свадьбе дочери:
"Хоть и говорят: пока девушка — ты королевушка, однако девичество таит в себе немало бед и опасностей. Чем сидеть дома, уж лучше выйти замуж. Оба молоды, похожи друг на друга, как родные брат и сестра".
Нанагыз, как могла, старалась угодить гостю. Думала:
"Рухсаре не придется краснеть из-за меня. Хуже нет, когда девушка чувствует свою зависимость перед женихом. Только бы они были счастливы! Мне же от них ничего не нужно".
Вечером заботливая Нанагыз постелила постель Ризвану во дворе, под инжировым деревом. Почти всю ночь она не сомкнула глаз. Утром рано накинула на ветви дерева свою чадру: "Чтобы солнце не потревожило спящего Ризвана". Отправила девочек за покупками на базар. Личико маленького Аслана прикрыла марлей.
Ризван спал, мерно дыша; грудь его была открыта. Нанагыз смотрела на него, и в душе ее пробуждалось нежное материнское чувство. Что, кроме счастья, может желать мать своему ребенку? смотрела на него, и в душе ее пробуждалось нежное материнское же любовь всегда неизменна. Счастье матери неотделимо от счастья ребенка. Счастье Рухсары — это и ее счастье, Нанагыз. А счастье Рухсары теперь зависит от Ризвана. Оттого-то он так и дорог. Нанагыз. В народе говорят: "Теща любит зятя больше сына".
Нанагыз готовила завтрак, прибирала в доме, но все мысли ее были прикованы к Ризвану.
Хлопнула калитка, во двор вошел почтальон.
— Кто здесь Нанагыз-ханум? Вам письмо!
"Хоть бы от Рухсары!" — подумала Нанагыз.
Взволнованная, обрадованная, подошла к почтальону, взяла дрожащими руками письмо и заспешила к инжировому дереву, приговаривая:
— Конечно, от Рухсары… От кого же еще может быть?!
Ризван проснулся, поднял голову:
— Что это?
— Письмо, сынок.
— От кого?
— Наверное, от Рухсары.
Нанагыз протянула письмо Ризвану. Он ловко распечатал конверт, извлек из него листок, исписанный зелеными чернилами, начал читать про себя:
"Тетушка Нанагыз!
Я не хотела беспокоить тебя, но, узнав, что ты любящая мать, посчитала своим долгом открыть тебе правду. Приехав в наш район, твоя дочь Рухсара вытворяет всякие фокусы, пошла по дурному пути, потеряла девичий стыд. Ко всему этому она остригла свои косы. Кроме того…"
Ризван, не выдержав, швырнул листок на землю. Нанагыз нагнулась, подняла письмо. От нее не укрылось, что Ризван мгновенно изменился в лице.
— В чем дело? Может, тебя вызывают обратно, на твой пароход, а, сынок? Ризван молчал. Нанагыз встревожилась не на шутку:
— Скажи, сыночек, что случилось?
В ответ она услышала подобие стона.
— Что с тобой, детка?
Ризван, закрыв глаза, рукой отстранил от себя Нанагыз:
— Ничего! — Затем вскочил с постели и закричал, как безумец: — Ничего!.. Ничего!.. Ничего!..
Из глаз его брызнули слезы.
Нанагыз впервые видела Ризвана в таком состоянии. Не сказав ни слова, она сняла с дерева чадру, накинула на голову. Направилась к воротам.
Нанагыз с полным тревоги сердцем обошла базар, разыскала дочерей. Не дав им завершить покупки, велела идти домой. И сама тоже пошла. У ворот дома остановилась, достала из-под платка злополучное письмо, протянула дочери:
— Прочти мне, Ситара, только тихонько… Мехпара, а ты иди домой да корзинку прихвати.
Ситара начала медленно читать письмо. Нанагыз была потрясена. Подняв к лицу руку, ногтями оцарапала до крови правую щеку. Прохрипела:
— Да разверзнется твоя могила, Халил! Оставил меня одну, ушел, и вот что теперь получается!..
Выхватив из рук Ситары письмо, вошла во двор, затем в дом.
На Ризвана будто не обратила внимания. Подошла к большому увеличенному портрету Рухсары, долго смотрела на две длинные косы, лежавшие на груди дочери. Пальцы Нанагыз разжались, письмо упало на стол.
— Не верю! Моя дочь не ослушается матери… Не верю!.. Не могу поверить!..
Подавшись вперед, приблизила лицо к портрету. Протянула руку, погладила его.
— Моя дочь никогда не отрежет своих волос!.. Она мне обещала… Рухсара любит свою мать…
Нанагыз приблизилась к Ризвану, долго смотрела ему в глаза. Наконец спросила:
— Ты называл меня матерью?
— Называл…
— Я называла тебя сыном?
— Называли.
— Так слушай меня, сынок… — Нанагыз ударила себя рукой по груди. — Моя дочь пила молоко вот из этой груди, поэтому будь спокоен… Кроме того, сынок, не забывай: на свете немало людей, которые способны оклеветать невинного…
Ризван потупил глаза.
— А если все это правда, что тогда?
— Нет! Такого не может быть. Вскормленное моим молоком дитя не способно на дурные поступки. Конечно, у молодых головы горячие… Однако ты, сынок, возьми себя в руки, слышишь?
Ризван невесело покачал головой:
— Легко сказать — возьми себя в руки. А как это сделать?!
— Слушай меня. Я немедленно еду к ней, найду ее, будь она хоть на другом конце света. Если увижу, что Рухсара действительно отрезала косы, значит, все, что написано в этом письме, правда. Понял?
Нанагыз не могла успокоиться:
— Моя дочь не такая, как некоторые… Она не посмеет обрезать своих кос без моего разрешения!
— Ну, а вдруг… — Нанагыз жестом руки прервала Ризвана:
— Тогда она мне не дочь! Слышишь?! Она мне не дочь! Нанагыз повернулась и направилась в дом. — Повторяю, если она отрезала свои косы, значит, все, что написали в письме, правда!.. Я говорила ей: "Если про тебя скажут плохое или ты отрежешь свои волосы, считай меня мертвой!" Может, она захотела моей смерти?.. Неужели она отрезала волосы, которые я восемнадцать лет холила, расчесывала, целовала?! Не верю!.. Радость моя, детка, Рухсара! Ведь ты не способна на такое!..
Нанагыз быстро собралась в дорогу. Необходимые вещи положила в простенький чемоданчик, расцеловала детей, дала необходимые наставления Ситаре и Мехпаре, оставила деньги на хозяйство, объяснила им:
— Уезжаю к вашей сестре.
Едва калитка захлопнулась за ней, Ризван вошел в дом, быстро переоделся, надел темную шелковую косоворотку, подпоясался веревочным пояском с черными кистями, прихватил синий выцветший плащ и вышел на улицу вслед за Нанагыз.
Вечерело, когда на маленькой площади райцентра, у базара, остановился для короткой передышки автобус, курсировавший по маршруту Евлах — Горне. Из него вышли Ризван и Нанагыз. Вид у обоих был сумрачный, словно они в ссоре. Однако к центру городка пошли рядышком.
Навстречу им попался высокий, статный молодой человек в милицейской форме. Это был Хосров, Увидев незнакомых людей, задержал шаг.
Ризван обратился к нему:
— Извините, товарищ, не подскажете, где у вас здравотдел? Мы не здешние…
Хосров сразу насторожился, им овладело недоброе предчувствие. Он приблизился:
— А кто вам нужен? Здравствуйте, товарищи… Кто вам нужен из здравотдела?
Любопытство Хосрова не понравилось Ризвану.
— Нам нужно это учреждение. Мы спрашиваем вас, товарищ, о здравотделе. Где он находится? Если знаете, скажите нам. Нас интересует районный здравотдел. Ясно вам?
Хосров растерялся.
— Ну зачем же так грубо, товарищ? — сказал он мягко. — Спрос — не грех. Не обижайтесь. Идите, за мной, покажу…
Вскоре они остановились у больших распахнутых ворот. Хосров показал пальцем:
— Смотрите, вот он — здравотдел. Тут все: и здравотдел, и наша больница…
Ризван и Нанагыз вошли во двор. Пройдя немного, остановились, посмотрели по сторонам. Гюлейша Гюльмалиева увидела их из окна, спустилась во двор:
— Вам кто нужен, товарищ? Кого ищете? Ризван не ответил, отвел глаза в сторону, Нанагыз подошла к Гюлейше, представилась:
— Я мать Рухсары.
Гюлейша покосилась на Ризвана:
— А кто этот парень?
— Извините… Он мой сын…
— Значит, брат Рухсары?
— Нет.
— Кто же он все-таки?
Гюлейша недружелюбно смотрела на приезжих. "Кажется, выстрел мой попал в цель, — подумала она. — Письмо сделало свое дело". Нанагыз негромко сказала:
