— Ну что? — повторил он. — Знакомый?
Сергачев, не отвечая, продолжал заполнять бумаги цифрами. Сосед собрался и отошел без обиды…
Закончив считать, Сергачев отделил от общей кучи бумажек тридцать шесть рублей — мелькнула и пропала мысль о том, что план он сегодня, как и обычно, перевыполнил, — пальцы механически уложили деньги в кошелек, приложив туда контрольный лист, привычно добавили в кошелек гривенник… Остаток денег он так же механически сгреб ладонью и сунул, не считая, в карман куртки. Приблизился к прорези в стене с надписью «5-я колонна» и бросил в нее кошелек. Глухо звякнула об пол мелочь…
Дежурный за столиком поднял на Сергачева глаза и улыбнулся — вернулся человек, совесть заговорила.
Сергачев нащупал в кармане какую-то бумажку и, не глядя на достоинство, положил на стол.
— Э-э-эй, — крикнул дежурный вслед. — А сдачу? Или всю пятерку записать? Фамилия-то как?
Сергачев уже покинул зал.
Очередь на мойку давно прошла. Сергачев подъехал к концу и занял по новой…
Безучастно слушая, как на корпус автомобиля обрушились струи воды, он вспомнил циркулярный душ в санатории, куда получил как-то путевку: он стоял в центре круглого загона, как под расстрелом, а в него целились из многочисленных дырочек пронзительные струи воды, и кожа, казалось, сползала то вниз, то вверх, а голова становилась легкой, отделяясь от туловища, и ни о чем тогда не думалось, ни о чем, как сейчас, в этом замкнутом пространстве автомобиля… Внезапно шум пропал — автомобиль миновал автоматический участок — тишина заложила уши. В стекло постучала Глафира. Из-под резиновой шапочки выбивались льняные волосы. Блестящая от воды клеенка топорщилась на груди.
— Уснул? Выходи из аппарата! — Глафира дергала за ручку, пытаясь распахнуть дверцу. Три ее помощницы в таких же шапочках и фартуках дергали каждая свою дверь. Им было некогда, им надо вымыть пол в салоне, вытряхнуть окурки, протереть изнутри стекла. У них своя работа…
Сергачев вяло приспустил стекло.
— Тихо, дамочки. Дали вам равноправие на свою голову. — Он вытянул руку, сунул в оттопыренный клеенчатый карман двадцать копеек. — Вот вам на сладости, — и включил двигатель.
Глафира в недоумении переглянулась с помощницами. Гнев отразился на ее распаренном лице. Она выхватила из кармана монету, швырнула в салон.
— На этого пижона погляди! Нашел нищих!
— Мы работаем, а не побираемся! — поддержал ее писклявый голос подруги.
И все разом разъяренно загомонили. Глафира жахнула мокрой тряпкой по крыше.
— Попробуй еще подъедь, мы тебе подъедем!
Машина, как подстегнутая, рванулась с места, визгливо прокрутив колесами…
В гараже хромой Захар, размахивая руками, указывал какому-то таксомотору его стояночное место, мешая Сергачеву проехать. Сергачев оценил мастерство маневрирования водителя — узкий «пятачок» был прострочен точно и чисто: легко и красиво, без мельтешни и лишних переключений, автомобиль вошел в тупичок, оставив место еще для одной машины, только вот как туда вползти. А очередь Сергачева.
— Заберешься? — с сомнением крикнул Захар, через стекло вглядываясь в водителя: ас или желторотик?
Сергачев колебался — помнет автомобиль, лучше пристроиться подальше, на свободном участке. Только он собрался отъехать к просторной площадке под фонарем, как хлопнула дверь и показалась голова Ярцева — вот кто так мастерски поставил автомобиль. И это все решило.
Сергачев включил скорость и, коротко гуднув Захару, медленно, без дилетантской подгазовки, повел автомобиль вперед. Конечно, удобней было бы вползти нередком, но это уже не тот эффект. Притормозив ровно там, где требовалось, он переключил на задний ход и, приоткрыв дверь, направил автомобиль в стойло. Теперь Захар увидел, кто за рулем, и перестал браниться. Нервами чувствуя расстояние между углом бампера и стеной гаража, Сергачев продолжал вычерчивать кривую.
— Брось, Сергач, дохлый номер! — усмехнулся Ярцев. — Не резиновая.
Сергачев остановился, вылез, огляделся.
— Хватит, Олег, ты хоть и не ездун, а сюда не пролезешь. И никто не пролезет, — авторитетно заключил Захар и заковылял к своему столу. — Ставь под фонарь, не ярись, кони-лошади…
Сергачев видел, что дело пустое — еще бы сантиметра два, и можно было бы втиснуться, а так бампер не пустит, хоть и выбрал он единственно верную кривую. Он сел на место и отъехал к площадке под фонарем.
— Смирился, Сергач! — крикнул ему через салатовые спины автомобилей Ярцев. — Против стены не попрешь, верно? — И полез в открытый капот что-то подправлять.
Сергачев снял «дворники», зеркало заднего вида, кое-какие ходовые на черном рынке рукоятки. Все это завернул в тряпку и спрятал в багажник под коврик.
Поднял стекло и захлопнул дверь. Можно и уходить.
Утлая спина Ярцева, обтянутая кожей тужурки, горбилась над раскрытым капотом. Сергачев подошел и согнутым пальцем постучал по старенькой облезлой коже. Ярцев повернул худое лицо.
— Что? Закурить? Возьми на сиденье. — И он вновь отвернулся.
Сергачев постучал еще раз. Ярцев выпрямился, в недоумении глядя круглыми, близко поставленными глазами.
— Деньги сдал? — проговорил Сергачев. — Интересуюсь.
Ярцев раздвинул тонкие полоски губ.
— Видел уже. Жалко парнишку… Говорят, алкаша того, что возник на дороге, прихватили. А толку что? Парнишку не вернуть.
Сергачев прислонился к крыше автомобиля и сложил на груди руки.
— Скажи, Николай, тогда ты Валеру прихватил на заднем дворе гаража? Когда он хотел пожаловаться на тебя, на меня? Ты?
Кружочки ярцевских зрачков стянулись в узкую полоску, как у кота, он усмехнулся, обнажая белесые десны.
— Вот ты о чем…
— Ты. Я знаю. Вохта тебе сообщил, а ты и решил… Забыл?
Ярцев протянул руку и властно отодвинул Сергачева в сторону от своего автомобиля, открыл дверь, достал с сиденья сигареты в красной глянцевой коробке, закурил не спеша, с наслаждением затянулся, потом с силой пустил дым в лицо Сергачеву.
— Слушай, кум… Я тебе вот что скажу по дружбе. Ты человек вроде неглупый, как я полагаю… Я, Сергач, кроме черта, никого на том свете не боюсь. А на этом свете только что
