— Мирной специальности, а сын — подполковник?
И доктор Великанов окинул Ульяну Ивановну таким взглядом, как будто она с головы до ног была увешана гранатами, пистолетами и кинжалами.
— Но дело сейчас даже не в том, что я не признаю термин «мирная специальность», — продолжал доктор, — а в том, что я сейчас принципиально не желаю разговаривать на немецком языке. Как вы не понимаете, что это унизительно?
— Ну, а если по-русски спрашивать станут?
Доктор подумал и ответил:
— Тоже не желаю.
— А ежели пистолет наставят?
— Пусть. Тем больше оснований для молчания.
Ульяна Ивановна вздохнула.
— Если каждый так рассуждать начнет, ужасно много убитых будет и совсем докторов не останется.
И она всхлипнула так жалобно, что доктору Великанову стало больно, и он решил найти такую форму непримиримости к врагу, которая не расстраивала бы Ульяну Ивановну.
— Хорошо, — сказал он, — по-русски я буду отвечать, но только то, что найду нужным. Что же касается немецкого языка, то я его позабыл.
Беседуя таким образом, они подошли к крыльцу Больше-Полянской школы, где разместилась немецкая комендатура. Первое, что они увидели там через окно, была большая голова обер-лейтенанта Густава Ренке.
Так как Густаву Ренке предстоит в этой повести сыграть некоторую роль, нам придется посвятить несколько страниц и ему.
Густав Ренке, в прошлом бухгалтер корсетной фабрики «Миллер унд Келлер», обладал некоторыми личными взглядами, которые он называл «собственным мировоззрением».
Мир, по мнению Густава Ренке, был устроен очень удобно и просто — из двух половин неравной величины. Одна, очень большая, состояла из самого Густава Ренке и его интересов, а другая, очень маленькая, вмещала в себя все остальные элементы вселенной.
По характеру своему господин Ренке был невыносимо тщеславен и жаден. Если бы не многолетняя работа на фабрике «Миллер унд Келлер», приучившая его к умеренности и умению по одежке протягивать ножки, он давно бы уже сломал себе шею, но, к несчастью, он усвоил куцое трезвомыслие, превратившее его в весьма жизнеспособную личность. Это трезвомыслие почти безошибочно подсказывало ему — в каких пределах и где можно тщеславиться и грабить. Поэтому-то он был особенно вреден и опасен.
Колхозники Больших Полян уже на третий день появления Ренке в селе все — от мала до велика — звали его коротко и выразительно: «Шкода».
В описываемый момент обер-лейтенант, только что ублаготворивший свой желудок порцией клецек, был настроен сравнительно спокойно, пожалуй, даже мечтательно.
Он сидел, развалившись в кресле, украденном из учительской квартиры, с маленькой записной книжкой в руках и улыбался. Подобные блаженные минуты послеобеденного пустомыслия Густав Ренке называл «часом размышления» и использовал для записей в свой дневник, носивший выспренный заголовок: «Путь одного немецкого героя».
Заглянув через плечо господина Ренке, мы могли бы увидеть, что дневник этот велся по очень странной форме: сразу на двух страницах, по принципу «приход — расход». Впрочем, назывались эти странички не так: на левой красивым готическим шрифтом было выведено: «Приятные неожиданности», на правой — «Неожиданные неприятности».
Первые страницы этой книжки Густав Ренке перелистывал с видимым наслаждением, так как в начале войны, побывав в Польше, а потом во Франции, «один немецкий герой» встречал, по сути дела, только приятные сюрпризы. Левая страничка пестрела короткими записями: «Пил вино разлива 1841 года», «Познакомился с маленькой Жанной», «Видел фюрера», «Послал Луизе посылку № 84» и т. д., правая же пустовала, если не считать лаконической записи от 20 декабря 1940 года: «Обнаружил гоноррею».
Однако, чем дальше перелистывал обер-лейтенант свою книжку, тем менее становилось приятных неожиданностей. Последняя запись гласила: «Спасся необычайным чудом от одной гранаты одного русского партизана». Ясно, что такую «неожиданность» можно было считать приятной только условно, за неимением лучшего, и, если придерживаться истины, надо сказать, что он даже некоторое время колебался — не отнести ли это событие в рубрику «неожиданных неприятностей». Но Густав Ренке так любил жизнь (разумеется, собственную), что бухгалтерская диалектика подсказала ему оптимистическое решение — радоваться целости своей персоны.
Записывать в этот день было абсолютно нечего, и он, вздохнув, уже готовился водворить «Путь героя» в карман, когда в дверь просунулась лысая, как биллиардный шар, голова писаря комендатуры Отто Дрихеля.
— Господин обер-лейтенант! Осмелюсь доложить: доставлена подвода с двумя неизвестными, по-видимому, скрывавшимися в лесу.
«Скрывавшимися в лесу!» — это звучало серьезно. Обер-лейтенант нахмурился и сказал:
— Немедленно привести сюда и позвать переводчицу. Здесь автору придется сделать небольшое отступление.
Предстоящая встреча доктора Великанова с обер-лейтенантом Густавом Ренке наводит на некоторые размышления. Конечно, чудес в природе не бывает, но пренебрегать случаем никак нельзя. В самом деле, в этом месте течение нашей повести могло бы повернуться совсем иначе и даже вовсе оборваться, если бы, скажем, Густаву Ренке пришлось встретиться с доктором Великановым не после, а до клецек, когда он бывал особенно зол и жаден. Или, — на минуту представим себе, — что произошло бы, если бы Ульяна Ивановна не вынудила доктора Великанова разговаривать с немцами хотя бы по-русски и он противопоставил послеобеденному тщеславию господина Ренке демонстративное молчание.
Без особого труда выяснив, с кем он имеет дело, Густав Ренке намеренно затягивал омерзительную процедуру допроса, любуясь собственной важностью. Задавая вопросы, он не говорил, а мямлил и в конце концов довел доктора Великанова до такого состояния, что тот готов был послать ко всем чертям не только господина Ренке, ко и Гитлера.
Доктор уже совсем было собрался поднять руку и начать гневную тираду, когда в ход допроса опять вмешался случай: господин Ренке заметил черный шелковый шнурок, выглядывавший из брючного кармана доктора. Шнурок был толстый, хорошо скрученный и, конечно, служил не для украшения. Густаву Ренке было ясно, что этот шнурок вел к чему-то весьма интересному, а можег быть, даже приятному. И он не выдержал.
Не прерывая допроса, Густав Ренке поднялся, шагнул к доктору и, не теряя солидности и достоинства, потянул за шнурок. Тотчас же из докторского кармана выскользнули часы. Часы были золотые, старинные и такие большие, что Ренке запыхтел.
Положив свой трофей на стол, комендант задумался. Он, несомненно, имел дело с вожделенной приятной неожиданностью и притом весьма весомой, но было бы большой глупостью полагать, что там, где встречалась одна приятная неожиданность, не встретится и вторая. Поэтому он приказал Дрихелю тщательно обыскать доктора Великанова. Тот приступил к делу с величайшим усердием, и скоро весь пол комендантского кабинета был завален имуществом доктора и Ульяны Ивановны, оставшимся на подводе после бешеной скачки Мазепы: кое-какими носильными вещами, хирургическими инструментами, медикаментами.
Меж тем доктор Великанов несколько успокоился и даже с некоторым любопытством взирал на грабеж. Теперь неизмеримо больше волновалась Ульяна Ивановна. Когда обер-лейтенант Ренке весьма недвусмысленно приказал отложить в сторону обнаруженный на телеге запас мыла, она рванулась к нему, но вовремя была остановлена доктором.
— Успокойтесь, Ульяна Ивановна, — рассудительно сказал он. — То, что мы сейчас наблюдаем, вполне нормальное явление. Это — воры и удивляться абсолютно нечему.
— Какое же, батюшка, нормальное явление — в нестиранном ходить? Разве можно без мыла?…
Но горшее было впереди.
Вначале, перебирая вещи доктора Великанова, Ренке не был особенно придирчив. Объяснялось это, разумеется, не добротой коменданта, а весьма простым обстоятельством. Доктор, как мы знаем, был мал ростом, и сшитые на него вещи для Ренке не годились. Однако, когда дело дошло до шубы, обер-лейтенант крайне внимательно осмотрел ее. Изрядно поредевший хорьковый мех выглядел не очень соблазнительно, зато бобровый воротник был все еще очень хорош. Опытный взгляд Ренке сразу же отнес его к числу приятных неожиданностей.
Когда безжалостный нож Дрихеля вонзился в черный драп докторской шубы, с Ульяной Ивановной случилось нечто похожее на обморок. Она ахнула, покачнулась, и доктору Великанову пришлось очень строго на нее взглянуть.
Но, когда Ренке добрался до аптеки, очередь переживать и волноваться наступила для доктора. Комендант распорядился свалить все в одну кучу. Его внимание привлекли только бутылки с бесцветными жидкостями, и здесь он проявил сверхъестественную проницательность, сразу остановив взгляд на одной достаточно емкой посудине.
