Доктор Великанов задумался.
«Аршин Ульяны Ивановны, несомненно, великоват, — решил он. — Но и я не совсем прав: с людей можно требовать побольше. В первую очередь, конечно, с самого себя».
Однако этим своим рассуждением он с Ульяной Ивановной почему-то не поделился.
Много, очень много происшествий, встреч и впечатлений было рассеяно по пути наших странников! Недаром же переменилась за эти немногие дни даже внешность их… Ульяна Ивановна загорела так, что ее волосы стали гораздо светлее лица: точно не лицо, а отпечаток на фотографическом негативе. Мазепа похудел и если не изменил своего характера в лучшую сторону, то выучился скрывать свои отрицательные свойства. Но больше всех, конечно, изменился сам доктор Великанов. Обросший колючей бородой, в огромных яловых сапогах и туальденоровой рубашке, он настолько не походил на прежнего доктора Великанова, что встречавшиеся знакомые редко его узнавали. Может быть, потеря докторской наружности и стала причиной одного не очень веселого, но весьма поучительного случая.
Доктор Великанов пребывал в одиночестве, ожидая отлучившуюся за продуктами Ульяну Ивановну, когда к нему подошел гражданский человек неопределенного городского вида. Он начал с того, что внимательно осмотрел Мазепу, затем телегу. Осмотр, по-видимому, удовлетворил его, и он переключил свое внимание на доктора.
— Любезнейший! Ваша подвода?
Доктор, которому такое обращение было в новинку, с любопытством посмотрел на незнакомца и ответил:
— Моя. А в чем, собственно, дело?
— Не подвезете ли мою жену?
— Она больна?
— Гм… Да, не совсем здорова.
— Приведите ее, я посмотрю.
Только всего и было сказано, и доктор никак не мог предвидеть печального результата своих слов.
Не прошло и трех минут, как на его подводу взгромоздилась довольно смазливая особа. Но ее появление было только началом бедствия. Следом за ней на подводу полезли тюки, чемоданы и швейная машина, патефон, велосипед и, наконец, обладатель неопределенной наружности.
Все это так поразило доктора, что он не был в состоянии дать своевременный отпор вторжению и был поставлен лицом к лицу с совершившимся фактом.
— Позвольте, — сказал он наконец, — я согласен посадить только одну женщину, предварительно убедившись, что она больна.
— Это вовсе не обязательно, — непринужденно ответила особа, удобно располагаясь на аптеке доктора. — Если я говорю — больна, значит, больна.
— Я врач и желаю в этом убедиться.
— А я желаю, чтобы вы меня везли, и только.
— При чем же здесь этот человек?
— Он при мне.
Доктор Великанов почувствовал необходимость взять более решительный тон.
— Должен поставить вас в известность, что в таком случае, не поедете ни вы, ни он.
— Это интересно.
— Что интересно?
— То, что врач отказывается подвезти больную женщину.
— Отказываюсь.
— Жора! — обращаясь к гражданину неопределенного вида, проговорила особа. — Я больше не желаю с ним разговаривать. Бери вожжи и едем, а он, если желает, пускай идет рядом.
В этот-то критический момент за спиной неожиданных пассажиров и появилась Ульяна Ивановна. Расслышав последнюю часть разговора, она застыла в позе гневного удивления.
— Я прошу вас сейчас же освободить подводу, — проговорил раздельно доктор, барабаня пальцами по оглобле.
— А этого не хочешь?
И смазливая особа показала доктору то, что в благовоспитанных семействах называется комбинацией из трех пальцев.
Будь это простой кукиш, показанный по невежеству, доктор, может быть, усмотрел бы' в создавшейся ситуации нечто забавное, но кукиш был с наманикюренным ногтем и некоторым образом претендовал на культуру. Это обстоятельство возмутило его до глубины души.
— Прочь! — сказал он.
Вместо ответа гражданин так рванул вожжи, что, если бы доктор не выпустил их вовремя, он обязательно бы упал.
Тут на сцену выступила Ульяна Ивановна.
Это было величественное зрелище! Вначале с телеги с жалобным дребезжанием полетел велосипед, потом его хозяин, потом патефон, потом разом все остальное. Обладательница кукиша, не дожидаясь своей очереди, спрыгнула сама.
Когда подвода была освобождена, Ульяна Ивановна пригласила:
— Садитесь, Арсений Васильевич.
— Это нахальство! — визжала между тем особа. — Жора, заступись!.. Больную бросили!..
— Мы всяких больных достаточно видели! — ответила Ульяна Ивановна и показала на всякий случай кулак джентльмену Жоре.
Тот отступил.
— Послушайте, граждане, — сказал он. — Есть же возможность договориться…
— Нету такой возможности, — ответила Ульяна Ивановна и окликнула доктора Великанова: — Что же вы не садитесь, Арсений Васильевич?
Доктор Великанов действительно медлил, с интересом наблюдая происходящее.
— Плачу две тысячи! — говорил гражданин неопределенной наружности, приближаясь к нему. — Нам совсем незачем ссориться, если можно договориться.
— Нужны они нам — ваши тысячи, — ответила за доктора Великанова Ульяна Ивановна.
— Три и отрез на брюки!
Доктор, наконец, сел, и Ульяна Ивановна хлестнула Мазепу.
Когда немного отъехали, доктор Великанов спросил:
— Как, по-вашему, можно назвать этих людей?
Ульяна Ивановна не поняла вопроса и простодушно ответила:
— Я их по городу знаю, Арсений Васильевич: завмаг из четвертого магазина и его кассирша.
— Я спрашиваю не о том, кто они, а как можно определить их нравственные качества.
Ульяна Ивановна обдумала вопрос и с сердцем сказала:
— Никаких у них качеств нет. Сволочь обыкновенная. Доктор Великанов заметил:
— Вы очень сильно выразились, Ульяна Ивановна.
Но, немного подумав, он вспомнил о наманикюренном кукише и добавил:
— Впрочем, в данном случае вы, кажется, правы, хотя я скорее назвал бы их мелкими шкурниками.
Последующий день был ознаменован событиями, куда более серьезными.
Не успели наши путники отъехать от временного при вала и двух километров, как на дороге появился немецкий самолет. Наведя на Мазепу ужас, он пронесся над самой его головой и обрушил несколько бомб на мост, который они только что проехали.
Доктор Великанов услышал крики. Слова были излишни. Понукаемый грозным кнутом и перспективой поощрения, Мазепа помчался к месту происшествия.
Но обстановка создалась сложнее, чем ожидал доктор. Немецкий летчик делал заход за заходом, сбрасывая бомбы и обстреливая из пулемета сгрудившиеся на мосту подводы и машины.
Когда подъехали достаточно близко, доктор решительно передал вожжи Ульяне Ивановне, взял сумку и спрыгнул с подводы. И здесь произошло нечто такое, что больше не повторялось никогда, ни при каких обстоятельствах: Ульяна Ивановна схватила доктора Великанова за рукав и попробовала остановить его.
— Ульяна Ивановна, никогда не держите меня за рукав! — очень серьезно сказал доктор и рысцой побежал к мосту, навстречу приближающемуся самолету.
Ульяна Ивановна не могла оторвать глаз от бегущего доктора Великанова. Грудь ее высоко вздымалась от ужаса и восторга.
Если бы в эту минуту кто-нибудь спросил ее — существуют ли на свете герои, она твердо ответила бы: «Да, существуют».
Только в конце дня, отправив с проезжей военной машиной последнего раненого, доктор Великанов заметил одно весьма тревожное обстоятельство: шоссе, по которому они ехали, было почти пусто. Над ним беспрестанно проносились «мессершмитты», штурмуя редкие машины.
— Гляньте, Арсений Васильевич, опять летят. Что они, белены ныне объелись?
Ехать по шоссе было опасно, и доктор Великанов решил переждать, укрывшись в лесу. Через пять минут Мазепа и наши путешественники были надежно укрыты густой зеленью дубов и осин. Было слышно, как в стороне, за лесом, идет частая артиллерийская пальба.
Доктору Великанову отчего-то стало тоскливо.
— Надо бы нам раньше проехать, — говорила между тем Ульяна Ивановна. — Никакой возможности теперь ехать нет — вон что делают!..
Вдоль шоссе на бреющем полете, ревя и звеня моторами, шло несколько десятков немецких самолетов.
Доктор, занявший наблюдательный пункт на опушке, увидел, как далеко в поле поднялась и поползла тяжелая коричневая пыль, затем донеслись лязг, гул и звон.
— Танки идут, Ульяна Ивановна, — сказал он.
— Возвращаются, значит. Сделали свое дело и домой идут.
— Что-то не то, Ульяна Ивановна, — тревожно проговорил доктор.
— А что?
— Это немцы, Ульяна Ивановна!
Приземистые, окрашенные в серую краску, с черными крестами под орудийными башнями, немецкие танки быстро неслись вдоль шоссе.
— Неужто немцы, Арсений Васильевич? — срывающимся голосом переспросила Ульяна Ивановна…
