— Черт побери! — воскликнул он. — Как долго я находился в объятиях Морфея! Этак все на свете можно проспать.
Он растолкал есаула, и оба вышли во двор, направляясь к роднику. Гости пригоршнями захватывали сверкающую холодную воду, плескали ею в лицо и освеженные вернулись в избу. Никита достал из печи подрумяненных рябчиков, принес соленых грибов, моченой брусники, вяленой рыбы.
— Какая прелесть у тебя, Гаврилыч, — Сомов с удовольствием уселся за стол. — Природа, свежий воздух и…
— Проклятые комары, — мрачно вставил есаул.
— Терпение, о друг мой! Забудь о комарах и обрати внимание на этих рябчиков. Они, ей богу, больше достойны внимания.
Гости принялись за еду. Насытившись, они пошли прогуляться. Вернулись в сумерках.
— Чем бы заняться? — спросил Сомов, входя в избу. — Разве в картишки? — он посмотрел на товарища.
— Пожалуй, — согласился тот, попыхивая трубкой. Сомов достал свечу, колоду карт и непочатую бутылку вина. Началась игра. Плетнев, сидя на нарах, следил за гостями: «Что за радость — бумажками по столу хлопать?» Инженер, если проигрывал, размахивал руками, кричал на есаула, сверкая очками. Зато когда счастье переходило к нему, он заливисто смеялся, подмигивал охотнику и напевал по латыни студенческую песню. Но более искусный в игре есаул быстро возвращал свой проигрыш. И снова Сомов кричал:
— Вы плутуете, что между порядочными людьми недопустимо.
— Нет-с, Андрей Антонович, это вы передернули.
— Я?! Па-а-азвольте!
— Не позволю! — Вихорев ударял кулаком по столу, да так, что подпрыгивали монеты и стаканчики. — Чья карта валяется на полу? Не ваша ли?
Сомов конфузился, близорукие глаза его шарили по полу в поисках неловко сброшенной карты. Он лез под стол, поднимал карту, удивлялся:
— Кажется, в самом деле моя.
Инженер изысканно извинялся перед партнером, приятели наполняли стаканчики, чокались, и игра продолжалась. В густом табачном дыму мерцало пламя свечи, отбрасывая прыгающие тени. Плетнев дремал и просыпался, когда гости снова ссорились. Если они кричали слишком громко, Вьюга вскакивала со своего места и, угрожающе рыча, бросалась на спорщиков. Те сразу умолкали, косясь на собаку. Порядок восстанавливался, а лайка уходила на свою подстилку.
Утром, когда Никита проснулся, горный инженер стоял у стола. Перед ним лежала топографическая карта. Увидев охотника, Сомов быстро свернул карту и сунул в карман. Снял со стены карабин. Заметив, что Плетнев наблюдает за ним, сказал:
— Погуляю. Вернусь к обеду.
— Куда это вы в такую рань?
— Хочу нагулять аппетит.
Насвистывая веселый мотивчик, инженер пошел по тропе, и скоро его нескладная фигура затерялась среди деревьев. Часа через два поднялся и Вихорев. Он не удивился, узнав, что Сомов ушел гулять. Есаул долго пил чай, но как ни старался Никита завязать с ним разговор, узнать, зачем они приехали в тайгу, ничего из этого не получилось. У старика после пьянки трещала голова, он был хмур и неразговорчив. Кончив с чаем, Вихорев тоже взял карабин и ушел. Плетнев задумался: что за странные люди поселились у него? Не для пьянок же они приехали в тайгу. Может, ищут кого? Что бы ни делал Никита в этот день, мысли все время были заняты непрошеными гостями.
Инженер и есаул вернулись поздно вечером. С жадностью набросились на ужин, а потом потребовали чаю. Пили и рассказывали друг другу, где побывали. Есаул хвастал настрелянными рябчиками, а инженер вытащил из кармана горсть разных камней и, тыча ими в лицо товарища, выкрикивал:
— Видите-с, Николай Александрович? Что это по-вашему? Ах, не знаете! Смотрите: вот это пирит. Да-с, пирит. А вот — арсенопирит, халькопирит…
— Ну и что же?
— Знающему человеку это говорит о том, что поблизости есть золото. Да-с, зо-ло-то!
Никита услышал последние слова горного инженера. Золото? Это слово сразу насторожило его. Еще больше встревожился Плетнев, когда Сомов вытряхнул из всех своих карманов кучу разных камешков. После чая инженер достал молоточек и принялся разбивать им камни. Изломы рассматривал через увеличительное стекло. Как и вчера, после ужина, гости достали карты, бутылку вина и коробку с табаком. Пили, играли и спорили, а Вьюга рычала на них, успокаивала.
Каждое утро Сомов уходил в тайгу. Возвращался к обеду или вечером. Разбирал принесенные камни и почти все их выбрасывал. За крыльцом скопилась большая куча таких камней. Иногда с инженером уходил и Вихорев, но чаще он оставался в избе, спал или прогуливался поблизости. Теперь Никита знал точно, что его постояльцы ищут золото. Охотник встревожился: а что если Сомов найдет его золото? Сам от богатства отказался, а чужие люди возьмут. Но инженер все чаще приходил хмурый, молчаливый, со злостью бросал в дальний угол избы молоток, с грохотом высыпал камни в тот же угол, умывался и ужинал. Не надо было и спрашивать — нашел ли золото. Глядя на него, мрачнел и есаул. В карты играть они перестали, коньяк пить — тоже, между собой разговаривали мало. Однажды Вихорев сказал:
— Кончать надо, Андрей Антонович. Дожди скоро начнутся, а дорога домой дальняя.
— Знаю, — сердито отозвался горный инженер.
* * *
Денек выдался серенький. После обеда есаул, жалуясь на недомогание, лег спать, а Плетнев пошел на озеро за рыбой к ужину. С озера охотник вернулся в сумерках, Вихорев сидел на ступеньках крыльца, покуривая трубку.
— Андрея Антоновича еще нет, — сказал он. — Застрял где-то. Ого, какие караси! А окуни! Жарить будем?
— Жарить, а можно и уху. На ночь-то глядя не стоило Андрею Антоновичу далеко ходить.
Но внимание Вихорева было поглощено рыбой, и слова охотника он пропустил мимо ушей.
— Уху я тоже люблю. А мы вот как сделаем: тех, что покрупнее — зажарим, а мелочь на уху пустим.
Совсем стемнело, а Сомов не возвращался. Есаул ругал непутевого инженера, с нетерпением поглядывая на чугунок с наваристой ухой.
— Черт с ним! — не вытерпел наконец есаул. — Никуда не денется, а уха перепреет.
Молча хлебали уху, молча ели жареную рыбу, то и дело поглядывая на дверь и настораживаясь при каждом звуке. После ужина Вихорев и Плетнев пошли в разные стороны недалеко от избы, выстрелами и криками призывали инженера. Сомов не откликался. Не пришел он и утром.
— Где же его искать, черта очкастого? — раздраженно спрашивал отставной есаул. — Может, его волки съели или медведь задрал? Есть тут медведи?
— Как не быть. Встречаются.
Весь день Плетнев и Вихорев искали по тайге инженера, но не нашли даже его следов. В избу вернулись ночью, а с утра решили продолжить поиски.
Перед утром стукнула калитка, залаяла Вьюга. Под чьими-то ногами заскрипели ступеньки крыльца. Дверь распахнулась, и вошел Сомов.
— Veni, vidi, vici[2], — хрипло сказал Сомов.
— Что вы бормочете? — заорал есаул. — Говорите, где пропадали? Да по-русски, черт бы вас побрал! По-русски!
— Veni, vidi, vici, — повторил горный инженер.
— Он помешался, — Вихорев с ужасом глядел на черное лицо товарища.
— Нет! Тысячу раз нет! — возразил Сомов. — Я нашел золото, — и упал на пол.
Плетнев и есаул подняли инженера, перенесли на нары, сняли сапоги и лишнюю одежду. Вихорев влил в рот приятелю коньяку, и тот сразу пришел в себя. Осмотрелся, узнал склонившихся над ним людей, улыбнулся.
— Дайте мне пить, — и, заметив бутылку в руках Вихорева, добавил: — пока… только воды.
Через несколько минут Сомов уже сидел за столом, с жадностью ел холодное вареное мясо с хлебом. На все вопросы есаула он отвечал одно:
— После, мой друг, после. Смертельно хочу спать. Имейте хоть каплю сострадания к человеку. Я знаю, вы…
Последние слова он произнес, опустив голову на руки и засыпая. Его опять перенесли на нары. Инженер храпел на всю избу, порой бормотал что-то непонятное. К обеду его добудиться не могли. Вечером он проснулся сам, выпил холодной воды, умылся, почистил костюм и опять стал самим собой: болтал без умолку, шутил, сыпал французскими и латинскими пословицами. Потом, подсев поближе к есаулу и положив ему руку на плечо, сказал торжественно:
— Наша работа закончена.
Вихорев с сомнением посмотрел на компаньона.
— Вы хотите сказать…
— Да. И мы должны поторопиться в Златогорск, пока нас не опередили, — он бросил беспокойный взгляд на Плетнева, затем на бывшего офицера. Тот едва заметно покачал головой. Инженер наклонился к уху Вихорева:
— Я нашел сказочное месторождение. Смотрите, — он достал маленькую табакерку, открыл ее. На дне лежало немного золотого песку. Есаул так и впился глазами в золото. Плетнев, стоя у печки, в это время повернул голову и заметил табакерку. Он понял все. «Мое золото, — растерянно подумал охотник. — Мое! Что же такое делается…»
