что Котька теперь делает?
— Котька перебрался к своему Захаржевскому, — объяснил Маремуха. — И знаешь, он теперь посещает комсомольскую ячейку печатников.
— Нет, правда? — не поверил я.
— Ага! — подтвердил Бобырь. — На каждое открытое собрание приходит. И, наверное, скоро заявление подаст в комсомол.
— Ничего не выйдет из этого! — отозвалась неожиданно Галя. — Все же знают, что Котька недаром к меднику поступил. Он хочет себе стаж рабочий получить — вот что!
Я смотрел на Галю и не верил своим ушам… Ведь еще так недавно она ходила с ним, а сегодня… Я радостно смотрел на Галю, на ее высокий лоб, густые мягкие волосы, зачесанные назад и заложенные по краям за уши, на чуть вздернутый нос. Галя отвела в сторону зеленоватые глаза, поправила вязаную кофточку и сказала смущенно:
— Что ты смотришь, думаешь, неправду говорю? А вот правду… Да он сам мне рассказывал об этом…
— Кто? Котька? Что рассказывал? — полюбопытствовал Маремуха.
— Ну да, Котька. Вот когда Василь уехал, — Галя кивнула в мою сторону, — он пришел ко мне домой и говорит: «Пойдем на гулянье»… Ну… мы пошли. А по дороге Котька открыл кошелек и стал хвастаться: «Я тебя, — говорит, — сейчас на каруселях покатаю: видишь, — говорит, — сколько денег! А все, — говорит, — заработанные. Но деньги, — говорит, — пустяки. Денег еще больше будет. Самое главное — стаж. Вот проработаю еще немного, нагоню себе рабочего стажа, тогда никто и не пикнет, кем был мой папа, с рабочим стажем я далеко пойду».
— И ты… и ты с ним еще говорила после этого? — спросил я.
— Зачем? — сказала Галя спокойно. — Я говорю: «Не надо мне твоих денег, не надо карусели, а ты жулик и бесчестная личность». Повернулась и ушла.
— Правда, Галя? — спросил восхищенно Маремуха.
— Спроси сам, если не веришь, — сказала Галя.
— Надо мне очень тоже! — буркнул презрительно Петька. — Я с ним три года не разговариваю.
— Что, молодые люди, пришли навестить страдальца?
Я быстро оглянулся, а ребята вскочили. На пороге палаты, улыбаясь, стоял Полевой. Голова его была выбрита наголо и загорела так же сильно, как и лицо.
— Сидите, сидите. Что вы переполошились? И я сяду, — сказал Полевой и схватил свободную табуретку.
Подвинув ее к моей кровати, Полевой шумно уселся и посмотрел на меня. Сели и хлопцы. Оправив голубенькое платье, осторожно села на табуретку возле Полевого Галя.
— Ты не сердись, Василь, что я не зашел к тебе вчера, как только мы приехали: дела много было у меня. Но я послал к тебе Коломейца. Был Коломеец у тебя?
— Был. И Марущак с ним пришел.
— Ну мне, значит, уже нечего делать. А я-то собирался сам тебе о подвигах твоих порассказать. Как здоровье?
— Ничего!
— Да я-то, положим, и сам знаю как, — сознался Полевой. — Я, прежде чем к тебе зайти, доктора все выспрашивал. Ничего, говорит, заросло прекрасно, скоро будет в футбол гонять. Сыграем в футбол, Василь?
— А чего ж, сыграем! — отозвался я.
— Тогда старайся выздоравливай поскорее, чтобы до выпускного вечера был на ногах, — приказал Полевой и, разглядывая сидевшего смирно Маремуху, сказал: — Этого молодца знаю, с этим блондином мы тоже как будто встречались, — добавил он, кивая на Бобыря, — а вот барышню вижу первый раз. Может, невеста?
Полевой хитро смотрел на меня. Я не знал, как ответить ему, чтобы не обидеть Галю. А она тоже покраснела, смутилась и не знала, куда девать глаза.
Чтобы нарушить неловкое молчание, Полевой обратился к Гале и, не переставая улыбаться, сказал:
— Смотрите, барышня, держите этого героя в руках. — Полевой кивнул на меня. — Потому что, я слышал, он уже по кофейням с девушками разгуливает.
У меня перехватило дыхание. Не иначе, Полевой узнал о кафе Шипулинского от моего отца. А что, если отец рассказал ему и про ложки? Краснея от стыда, я искоса смотрел на Полевого и пытался узнать, все ли ему известно или нет. Но Полевой улыбнулся хитро и загадочно, и ничего нельзя было понять в его взгляде. Потом он встал и неожиданно сказал:
— А у меня, кстати, деловой разговор к вам есть, молодые люди. Куда думаете податься осенью? Что вы думаете делать дальше?
Наступило молчание.
Погодя Сашка Бобырь отважился и спросил:
— Как что?
— Трудовую школу вы окончили? — деловито спросил Полевой.
— Ого, еще весной! — протянул Петька.
— Ну, а сейчас? — обводя нас внимательным взглядом, спросил Полевой.
— Я не знаю, как Бобырь и Галя, а вот мы с Петькой, — сказал я тихо, — думали осенью на рабфак поступить.
— На рабфак? — Полевой задумался. — Ну что ж, на рабфак — оно, конечно, тоже неплохо, но у меня к вам есть интересное предложение. Быть агрономом, инженером или ученым — это, конечно, очень похвально. Но ведь у станка кому-то стоять нужно? Профессия любого квалифицированного рабочего не менее почетна и уважаема. К чему я это вам говорю? Вы знаете, хлопчики, сейчас мы пускаем в стране один за другим старые заводы и, надо полагать, будем скоро строить новые. Для этих заводов нам нужны ученые руки. Не сегодня, так завтра, быть может, их понадобится ой, ой, ой как много. Сейчас во многих городах открываются школы фабрично-заводского ученичества. Будет такая школа и в нашем городе. Как раз вчера мне в окружкоме партии сказали, что я назначен директором этой школы. Я ведь в молодости на заводе в Екатеринославе работал. Деньги уже отпущены. Мастерские будут особые. Стипендию ученики будут получать. Инструкторов дадим хороших. Скоро начинаем набор в школу. Ну, мне бы хотелось подобрать туда славных, боевых ребят. Вот гляжу я на вас, вижу — так в общем компания ничего подобралась. А что, если с осени в фабзавуч?
Мы переглянулись.
— Я слыхала о фабзавуче, — тихо сказала Галя. — Моего отца инструктором столярного цеха приглашают.
— Ну вот видишь, как хорошо. С отцом вместе будешь в школу ходить, — обрадовался Полевой.
— А мне разве тоже можно? — недоверчиво спросила Галя.
— А почему же нельзя? — Полевой усмехнулся.
— Ну я же не мальчик! — тихо сказала Галя. — Девочкам в фабзавуч можно?
— А по-твоему, надо для вас особо епархиальное училище открыть? — ответил Полевой. — Сейчас другие времена. Что, разве ты не можешь на механика выучиться или на токаря? Поработаешь, получишь квалификацию. На ногах тверже стоять будешь. А о высшем образовании еще будет время подумать.
— На слесаря тоже можно будет в том фабзавуче выучиться? — все еще недоверчиво поглядывая на Полевого, спросил конопатый Бобырь.
— Слесарное отделение как раз будет самым большим, — сказал Полевой и, оглядывая всех нас, добавил: — Так вот, молодые люди, я сейчас ухожу, а