— Значит, и мне Артем скоро пришлет письмо, — сказал он, чрезвычайно довольный. — Я так понял его слова…
— Да, ты понял правильно.
— Сегодня сам напишу ему письмо. Про Ятчоля напишу. Ятчоль мне сказал, что он стал человеком, который боится мороза. Вот я и думаю, что делать. Прогонять с нашей земли мороз или прогонять страх перед морозом у таких, как Ятчоль?
Тильмытиль засмеялся, оценив шутку Пойгина. Тот строго посмотрел на него и добавил:
— А может, надо прогонять Тильмытиля с председателей колхоза? Какой он председатель, если не думает, кто будет ловить песцов, пасти оленей завтра…
— Сейчас, Александр Васильевич, и вам достанется, — шутливо пообещал Тильмытиль.
Журавлев крепко потер залысины, высоко обнажавшие лоб.
— Я думал… я много думал о тревоге Пойгина… Да это, собственно, и наша с тобой тревога, председатель. Немнолжо мы отстали… Ведь есть, есть на Чукотке школы, где внедряется ранняя специализация. Это еще опыты, поиск. Программу обучения выработали так, чтобы выпускники имели достаточные знания по оленеводству, звероводству, по охотничьему промыслу. Вот и мы введем уроки оленеводства и охотоведения, охотничьего следопытства. Да, да, уроки во всех классах — от первого до десятого, чтобы с самого начала, как говорится, с молоком матери… Так что быть и Пойгину, и тебе, и многим другим охотникам и оленеводам профессорами в нашем университете. Я знаю, это непросто. Но ведь какие у нас помощники! Есть Пойгин, есть Тильмытиль, есть такие, как вы.
— Что ж, есть и такие, как Александр Васильевич Журавлев, — сказал Тильмытиль. — Сейчас мы обрадуем старика, переведем ему наш разговор на чукотский. И если он нам все-таки намылит шею… думаю, пойдет на пользу.
— Я тоже так думаю. Меня радует, что его письму в Москве придается особое значение.
Зазвонил телефон. Журавлев поднял трубку, и через минуту передал ее Тильмытилю:
— Зачем-то тебя разыскивает Чугунов.
— Что делать, председатель? — спрашивал Чугунов по телефону. — Пришел ко мне директор торгбазы и сказал… Пойгин прислал своих двух внуков со странным заказом… продать на его имя ни мало ни много — тринадцать карабинов.
— Тринадцать?
— Именно. Чертову дюжину.
Пойгин догадался, о чем разговаривает Тильмытиль с Чугуновым.
— Да, тринадцать карабинов! — воскликнул он и показал обе пятерни, потом добавил еще три пальца. — Я подарю их своим внукам и их друзьям, тем, кто не боится ни мороза, ни умки! Им уже по семнадцать лет. Они охотники!
— А не лучше ли будет, если купит карабины правление артели? — не очень смело спросил Тильмытиль, прикрыв трубку телефона рукою. — Зачем ты будешь зря тратить свои деньги?
— Я сам знаю, как тратить мои деньги. — Пойгин пошлепал себя по карману. — Я хочу, чтобы молодые охотники помнили, что это именно подарок Пойгина!
— Ну, что все-таки будем делать, председатель? — между тем спрашивал по телефону Чугунов.
— Стрелять, стрелять будем, Степан Степанович! — весело ответил Тильмытиль. — Стрелять морского зверя, медведей. Карабины Пойгина могут попасть в цель не только пулями. Не понимаете? Ну как же, как же, разве может Степан Степанович Чугунов не понимать таких важных вещей. Это должны понять все, кто знает, что такое северный охотник, от Чукотского до Кольского полуострова…
Тильмытиль рассмеялся, опустил трубку и внимательно посмотрел в глаза Журавлева. Директор улыбнулся в ответ.
— Пределы символических выстрелов карабинов Пойгина ты определил точно. Правда, сюда надо еще добавить Камчатку, Сахалин и, пожалуй, Приамурье. — Потянулся с хрустом, крепко смыкая руки на затылке. — Эх, скорее бы весна, да уйти бы с ружьишком в тундру…На следующий день после уроков тринадцать старшеклассников, вооруженные карабинами, уехали с Пойгином на охотничий участок Ятчоля, где находились его приманки для песцов. Но Ятчоль на этот раз не дал себя посрамить. Выехав к приманкам ранним утром, он очистил от снега капканы, перезарядил их. Юных охотников и Пойгина он застал у охотничьей избушки. На груди его, прямо на заиндевелой кухлянке, поблескивала медаль.
— Это и есть те, кто вселяет в тебя надежду и гордость? — спросил он у Пойгина, насмешливо оглядывая парней. Притронулся пальцем к носу одного из них: — Не боишься, что от мороза нос отвалится?
Парень самолюбиво хмыкнул:
— Если чукча будет бояться мороза, то все умки передохнут от смеха.
— Что ж, посмотрим, как ты стреляешь из своего карабина. Или это не твой? Взял взаймы у деда?
— Это подарок Пойгина.
Ятчоль запустил руку под малахай, озадаченно почесал за ухом.
— А у тебя чей? — обратился он еще к одному из парней.
— У нас у всех карабины, подаренные Пойгином.
Ятчоль взял карабин у старшего внука Пойгина, долго крутил его, щелкая затвором. Да, когда-то он тоже раздавал если не карабины, то винчестеры, но не дарил, нет. Это были его винчестеры, и то, что ими было добыто, принадлежало ему, и только ему. Вот так, хочешь не хочешь, а Пойгин опять его посрамил. Через много лет, но посрамил. Какая-то ленивая, словно замороженная, досада бродила старой волчицей в сумеречной душе Ятчоля. Чтобы изгнать ее, он с напускной веселостью сорвал с себя малахай и крикнул:
— Ну, кто из вас попадет?!
Достал из походной сумки цепь от капкана, вложил в малахай, чтобы стал потяжелее.
— Я сейчас подброшу, а вы стреляйте.
Парни вопросительно смотрели на Пойгина. Старик бесстрастно сунул трубку в рот, едва приметно кивнул головой, дескать, издырявьте ему малахай, раз сам напросился.
Ятчоль раскачал малахай и швырнул его как можно выше. Грянул залп. Продырявленный в нескольких местах малахай упал в снег. Послышался запах паленой шкуры. Ятчоль медленно подошел к малахаю, извлек из него цепь, долго считал дыры.
— Кажется, все попали. Теперь буду нарочно ходить в дырявом малахае, пусть все видят, что чукчи еще не разучились стрелять.
Поймав на себе одобряющий взгляд Пойгина, Ятчоль надел малахай, вошел в избушку, вынес несколько капканов с цепями, прикрепленными к ним.
— Теперь посмотрим, как вы наживляете приманку. Не отхватит ли кто-нибудь из вас себе пальцы…
Пальцы никто из юных охотников не отхватил. Они с удовольствием заряжали капканы, польщенные тем, что их нахваливали два старых охотника, терпеливо снося их упреки и насмешки.
— Ты чем закрыл капкан в лунке? — возмущался Ятчоль. — Надо, чтобы снежная корочка даже на свет просвечивала. Тогда нога песца провалится, и капкан захлопнется. А ты даже рукавицы побоялся снять, вот сугроб на капкан и навалил.
Ятчоль упал на колени, ловко вырезал ножом квадратик снега и принялся осторожно строгать его, чтобы получилась тоненькая пластинка.
— Вот, вот как надо! Тут в рукавицах ничего не сделаешь. Смотрите, как надо накрывать капкан.
Пойгин наблюдал за Ятчолем и чувствовал, как волна великодушия заполняла его: сейчас он был готов простить ему многое.
Не пропало у него это чувство и на второй день, когда Ятчоль снова вошел в его дом. Это был именно тот день, когда Пойгин нацепил на свою шаманскую кухлянку Золотую Звезду. Ятчоль не пропустил случая, чтобы не попугать своего давнишнего соперника:
— В газету напишу большую заметку. Начало будет такое. Шаман Пойгин нацепил на грудь себе Золотую Звезду и сказал, что снял с неба Элькэп-енэр.
Пойгин не рассердился на Ятчоля, мало того, дал ему взаймы пять рублей и сказал:
— Поедем завтра в море к разводьям за нерпой. Я буду изгонять из тебя злого духа зависти.
Так оказался Пойгин вместе с Ятчолем в морских торосах в день смерти Линьлиня. Поначалу все было хорошо, мчалась упряжка Пойгина между торосами, раскалывались с гулом от мороза ледяные громады, и снова наступала такая тишина, что Пойгин слышал, как стучит собственное сердце. И приходило ему в голову, что это не сердце, а Моржовая матерь стучит головой в ледяной покров моря…
Не поднял Пойгин карабина на моржа, нашедшего спасение в отдушине. И Ятчоля не пустил к моржу. Казалось, он ничем не разгневал Моржовую матерь, можно было надеяться на удачную охоту и благополучное возвращение домой. Но не получилось благополучного возвращения: умер Линьлинь, покинул земной мир раньше своего хозяина прирученный волк. И это потрясло Пойгина…
Линьлинь умер. Может, он почувствовал, что хозяину пришла пора уходить в Долину предков, и потому поспешил сделать это раньше его?
Кэргына должна родить не сегодня-завтра четвертого внука. Четвертая возможность возникает у Пойгина вернуться в земной мир и начать жизнь заново уже под другим именем. Но все ли он сделал в этом мире под именем Пойгина? Нет, не все. Выходит, рано еще умирать…
Вот и о его письме, посланном Медведеву, заговорили. А скоро Артем и сам прилетит. Вот она, телеграмма. Интересно, что он скажет в ответ на письмо? Наверное, как всегда, будут советы. Но Пойгин и сам кое-что обдумал. Надо бы на всякий случай дать наказы.
