— Выдает она тебе за четвертинки-то? — вернулась Феня к прежней мысли. — Дает чертей?
— Дает, но не так чтобы уж очень, — ответил Тишка. — Не меня — пенсии моей Антонине жалко, боится — пропью. А так ничего. Брось ей эту пенсию через забор, а сам хоть до утра домой не являйся. Спасибо тебе, Федосья Левонтьевна, помогла мне с пенсией. Еж-ли бы не ты…
— Не я, Тиша, а закон такой вышел…
— Закон-то закон, Фенюха, да не все его блюдут. Для Санькп Шпича, например, закон что дышло, куда повернул, туда, стало быть, и вышло…
— Ну на Шйича всегда найдется управа.
— Оно-то так, но все ж таки… Спасибо тебе, Фенюха, от всего моего семейства за ту пенсию. Все ж таки поддержка.
— Хорошо, но только ты не пропивай, поменьше заглядывай в стакан-то. Это тебе не зеркало!
— Ну, что касаемо зеркала, в него я, Феня, вовсе уж давно не гляжу. И без зеркала очень даже хорошо знаю свою личность… Ты вот лучше скажи мне, чего эта «Сельхозтехника» к нам зачастила?
— Кто, кто?
— Ну, этот ваш Федченков?
— А я почем знаю? Интересуется, знать, как ведут себя на поле новые трактора. «Кировец»-то днями прислали — как ты думаешь, для чего? Для испытания. А кто должен наблюдать в первую очередь от нашего района? Председатель районного объединения «Сельхозтехника». Федченков, значит, Андрей Федорович.
— Знаю, что он. И зовут его как, не забыл. Он у меня в печенках сидит еще с сороковых и пятидесятых годов, этот жмот. Сколько разов на брюхе перед ним ползал, чтобы выклянчить у него какую-никакую запаску. Только объясни мне, Федосья Левонтьевна, почему же этот самый Андрей Федорович к твоему братцу, Павлушке, в бригаду не заглядывает? Туда ведь тоже «кировец» пригнали… Молчишь? Заодно, знать, действуете…
— Об чем ты, Тимофей?
— Сама знаешь об чем.
— Ну хотя б и знала, но твое-то какое дело? Кто она тебе, Мария, жена, полюбовница? Не век же ей куковать одной! А Федченкова супруга оставила, ускакала с ка-ким-то заезжим инженером в большой город, наш Крас-нокалиновск ее, знать, не устраивал. И детей на мужнины руки кинула. Видал таких матерей? Сразу троих, мал мала меньше, одних с мужиком бросила!.. Вот как на молоденьких-то жениться!
— Такого, Фенюха, скажу тебе, отродясь не видывал! — признался удивленный новостью Тишка. — Видал и слыхал, как мужья оставляют своих жен вместе с детьми, но чтобы жена оставила мужа!.. Эт черт те что!
— Ну вот! А ты — зачем зачастил?
— Неужели Марея пойдет на такой-то содом? — спросил Тишка, полиняв малость с лица.
— Может, и пойдет. Она ведь не старуха. Да и надоело, чай, выслушивать об себе разные бабьи сплетни, наговоры разные. Задержался, скажем, ты ли, друг9Й ли какой мужик где-то, не пришел вовремя домой, а его жена уж Марию костерит, у нее, мол, под бочком пригрелся суженый. Не будешь же ходить в каждую избу с опровержением. Так и перекатывается из дома в дом дурная молва о бабенке. Поневоле выйдешь замуж за любого. А Федченков, он, что же, мужик он, по-моему, дельный и трезвый, не такая пьянь, как иные некоторые…
— Прошу без намеков! — рассердился Тишка, и без того выслушивавший ее с упавшим сердцем.
— Да тут и без намеков все ясно. Иди, выхлебывай свое вонючее пойло, закидывай удочки. И так заболтат лась с тобой лишку!
И, взмахнув озорно платком перед самым его носом, опахнув душистым ветерком, встряхнув непросохшими, свившимися на спине в длинные жгуты волосами, она быстро пошагала к полевой дороге, ведущей к бригаде.
Тишка долго провожал ее необычно пригорюнившимися, покрытыми сумеречной дымкой глазами. Почему-то сказал тихо, про себя:
— Вот ить как оно получается…
Со ступенек тракторной будки навстречу Фене поднялись сразу три человека — Кустовец, Точка и Федченков. Четвертый, Авдей, тоже поднялся, но не стронулся с места, молча наблюдал за теми тремя и за Угрюмовой.
— Здравствуйте, Федосья Леонтьевна! А мы вас ищем, — сказал, пожимая Фенину руку, Кустовец.
— Как тут поживают наши «кировцы»? — сразу спросил Федченков, но секретарь райкома прикрикнул на него:
— Погоди ты со своими тракторами! Дай с человеком как следует поздравствоваться. Присыпкин вон с ног сбился, разыскивая вас, Федосья Леонтьевна.
— Раненько вы, Владимир Григорьевич, к нам.
— Так уж случилось.
Они возвратились к будке, присели на скамейке возле длинного обеденного стола. Кустовец держал в руках свернутую в трубку газету. Указал на нее глазами:
— Читали?
— Это вы про пленум? А как же, читала. И по радио, и по телевизору слышала. Не только я. Все мои девчата.
— Ну и что вы скажете?
— А что тут сказывать? Спасибо умным людям — услышали нас, которые с темного и до темного на земле трудятся. Вы вот, Андрей Федорович, — глянула она на Федченкова, — третьего дня звонили и справлялись, как поживает женская тракторная бригада. Неважно она поживает, дорогой председатель «Сельхозтехники»!
— Почему? — спросил Кустовец, переводя взгляд свой с Угрюмовой на Федченкова и в обратном направлении.
— Да все потому же… — Феня перевела дыхание. — Девчонки давно вернулись с курсов, а тракторов не хватает. Их бы, может, и хватило, да запасных частей нету. Вот и мотается он вон, — она качнула головой в сторону прислонившегося к будке Авдея, — мотается то в областной центр, то в район, к вам, дорогой наш Андрей Федорович. Ищет все запасные части. А у вас, товарищ Федченков, завсегда один ответ: не поступили! Разве ж это дело? Разбегутся мои трактористки, вот увидите, тогда уж их не соберешь…
— Завтра продадим вам еще четыре новых трактора.
Мы уж с Точкой договорились. Слышите, товарищ старший механик? — окликнул Федченков Авдея.
Тот буркнул:
— Слышу.
Авдей не спускал ревнивых своих глаз с молодого еще, налитого упругой силой темнокудрого Кустовца, искуривая одну сигарету за другой: множество белых окурков овечьей отарой рассыпалось у его ног. А секретарь райкома, словно дразня его, свободно положил свою загорелую, оголенную по локоть, по-мужски сильную волосатую руку на Фенины как бы сжавшиеся вдруг плечи. Да еще и сказал:
— А вы что это торчите там, Авдей Петрович? Подсаживайтесь к нам. Разговор наш и вас ведь касается. Полагаю, не в последнюю очередь.
— Мне и отсюда все… слышно, — Авдей хотел сказать «видно», но на ходу перестроился. С места он не стронулся.
— Хорошо, тогда слушай, — заговорил Кустовец суховато. — Федосья Леонтьевна тревожится не зря. Девчата действительно улепетнут, если их не посадить на новые или хотя бы хорошо, надежно отремонтированные машины. Лучше, конечно, на новые. Опытные трактористы и на старых управятся. А для этих трактор пока что вроде игрушки, им хочется поиграться с ним. А игрушки полагается покупать детям новенькие, так, что ли, товарищ Федченков?.. Э, да и ты чегой-то приуныл? Почему не слушаешь секретаря, а все зыркаешь по сторонам?.. Где упрятал выводок-то свой? А ну-ка вытряхивай их из машины и веди сюда!..
— Правда, Андрей Федорович, — заторопилась и Феня, только сейчас сообразив, что председатель «Сельхозтехники» приехал в ее бригаду не один, а прихватил с собой и детей, свой «выводок», как выразился Кустовец. — Бабушка Катерина покормит их… Бабаня, плесни ребятишкам щец-то, голодные небось, как волчата!
— Сейчас, — отозвалась старая повариха и, видя, что поднимается со скамейки и Федченков, крикнула ему: — Да вы сидите, Андрей Федорыч, запимайтеся своим делом, а я уж одна как-нибудь управлюсь с этим содомом. Не привыкать… У меня самой было их семеро… — Последние слова с трудом пробились из ее груди, вырвались на волю скомканными, помятыми.
Все поняли, притихли. Кустовец, чувствуя вроде бы какую-то вину и перед Федченковым и перед Екатериной Ступкиной, поспешил вернуться к тому, с чего начиналась их беседа:
— Трактора и запасные части, Федосья Леонтьевна, будут.
— Хорошо, коли так.
— Только так! — решительно подтвердил он и снова, не ведая того, как казнит этим молчаливого человека, припекающего спиной дощатую стенку будки, положил тяжелую, покрытую золотистыми ворсинками руку на Фенины плечи, которые сразу же приклонились под ней. Заглядывая в ее лицо карими, по-цыгански выпуклыми Очами, спросил: — Девчат-то много в Завидове?
— Покамест еще есть.
— Почему же — покамест?
— Сами, поди, знаете… Девчат одних в селе не удержишь. Они все, как есть, за парнями в город подадутся. А ребята продолжают уходить.
— Почему?
— Вы у меня спрашиваете, Владимир Григорьевич?
— Ну да.
— Вам, чай, виднее. Вы главный в нашем районе человек.
— А все-таки?
— Много причин… — начал было Точка, но секретарь райкома остановил его:
— Обожди, не тебя же спрашиваю. Точку полагается ставить в конце. Так что потерпи немного. Что же это за причины, Федосья Леонтьевна? — Кустовец убрал руку с ее плеча, как бы желая снять с нее лишний груз перед трудным ответом. — Мне хочется знать, что думаете вы.
